Ветров и волны тяжелые вздыбил, большие, как горы. Там, разделив корабли, одни из них к Криту погнал он, Где возле струй Иардана-реки обитали киконы. Есть над водою стоящий утес, высокий и гладкий, На море мглисто-туманном, у крайних пределов Гортины. Нот на левый там выступ бросает огромные волны К Фесту. Но камень тот малый большую волну отражает. Там очутились они, и погибели еле избегли Люди, а все корабли о подводные камни разбиты Были волнами. Другие же пять кораблей синеносых К самому пригнаны были Египту водою и ветром. Много в стране той добра собирая и золота, долго Странствовал там Менелай с кораблями средь чуждых народов. Дома ж Эгист в это время злодейство свое и затеял. Семь он властвовал лет над златообильной Микеной После убийства царя, и народ покорялся Эгисту. В год же восьмой из Афин воротился, на горе злодею, Богоподобный Орест и коварного отцеубийцу, Кем был убит его славный отец, умертвил беспощадно. После того поминальный обед он устроил ахейцам В память матери страшной и жалкого труса Эгиста. В этот же день Менелай воротился могучеголосый, Столько сокровищ везя, сколько их в кораблях уместилось. Ты же недолго, мой друг, в отдаленьи от родины странствуй, Дома ты бросил имущество все и людей, бесконечно Наглых. Сожрут, берегись, они все у тебя достоянье, И бесполезным окажется путь, совершенный тобою. Но к Менелаю тебе я советую, требую съездить. Он лишь недавно вернулся домой от людей, от которых Муж ни один не посмел бы надеяться в дом свой вернуться, Раз уж его занесло ураганом свирепым в то море, - Море такое большое, что к нам даже птицы оттуда В год прилететь не смогли бы, – так страшно оно и огромно. На корабле поезжай – и ты и товарищи – морем, Если же хочешь, то сушей; к услугам твоим колесница, Также мои сыновья. Они проводить тебя смогут В Лакедемон многославный, где царь Менелай русокудрый. Сам обратись к нему с просьбой, чтоб всю сообщил тебе правду. Лгать он не станет тебе – он для этого слишком разумен'. Так он сказал. А уж солнце спустилось, и тьма наступила. Заговорила тогда совоокая дева Афина: 'Старец, про все говорил ты вполне справедливо и верно. Режьте, однако, быкам языки и вина намешайте, Чтоб Посейдону и прочим бессмертным свершить возлиянье. После того б о постелях подумать могли мы. Пора уж! Свет опустился во мрак, на пире богов оставаться Не подобает так долго, и время нам всем расходиться'. Так говорила она, и все ее голосу вняли. Тотчас на руки всем им глашатаи полили воду, Юноши, вливши в кратеры напиток до самого верху, Чашами всех обнесли, возлиянье свершая из каждой. Бросив в огонь языки, поднялись, возлиянье свершили, А совершивши и выпив, как духу их пожелалось, Встала Афина и встал Телемах, на бессмертных похожий, Чтобы обратно к себе идти на корабль изогнутый. Нестор их удержал, обратясь к ним с такими словами: 'Да не допустят ни Зевс, ни другие бессмертные боги, Чтоб от меня ночевать вы на быстрый корабль удалились, Словно бы я у себя – полнейший бедняк, оборванец, Словно бы мало в дому у меня одеял и подушек, Чтобы и мне самому и гостям моим спать было мягко. Нет, одеял и прекрасных подушек найдется довольно! Милый сын человека подобного, сын Одиссея, Спать не пойдет на помост корабельный, покуда и сам я Жив и пока в моем доме мои сыновья остаются, Чтобы гостей принимать, в жилище мое приходящих'. И отвечала ему совоокая дева Афина: 'Милый старик, справедливо все это сказал ты, и должен Так Телемах поступить, и будет прекраснее это. Пусть за тобою теперь он последует, пусть себе в доме Спать остается. Но сам я на черный корабль наш направлюсь Распоряженья отдать, успокоить товарищей наших. Я похвалиться могу, что один лишь меж нами я старший. Прочие все – молодежь, по дружбе отправились в путь с ним, Сверстники все по летам Телемаху, высокому духом. При корабле нашем черном я б там ночевать и остался Нынче. А утром в страну я отправлюсь отважных кавконов. Нужно мне долг получить там, старинный и очень немалый. Ты ж Телемаха, уж раз тебя в доме твоем посетил он, Дальше отправь в колеснице и с сыном. Запрячь в колесницу Коней вели побыстрей на ходу, повыносливей силой'. Так сказав, отошла совоокая дева Афина, Образ принявши морского орла. Ужаснулись пилосцы. Нестор старик, увидавши глазами, пришел в изумленье, Руку взял Телемаха, по имени назвал и молвил: 'Вижу я, милый, что ты не худой человек, не ничтожный, Если тебе, молодому такому, сопутствуют боги. Был это здесь не иной из богов, на Олимпе живущих, Как многославная дочь Эгиохова Тритогенея, Так же отца твоего отличавшая между ахейцев. Будь благосклонна, Афина, ко мне и хорошую славу Дай мне, и детям моим, и чести достойной супруге! Широколобую в жертву тебе годовалую телку Я принесу, под ярмом не бывавшую в жизни ни разу. Позолотив ей рога, я тебе принесу ее в жертву'. Так говорил он молясь. И его услыхала Афина. Кончив, пошел во главе сыновей и зятьев своих Нестор, Славный наездник геренский, в красиво построенный дом свой. После того же как в Несторов дом достославный вступили,
