2 сентября Кокс вторично попытался поднять корабль, на этот раз на ровном киле. Когда верхняя палуба крейсера только-только показалась из воды, лопнул трос, закрепленный на посаженном на мель эсминце. Просвистевшая в воздухе стальная змея каким-то чудом никого не задела, но крейсер накренился на 25° на левый борт. Наступили сумерки, дул штормовой ветер со скоростью 55 уз, но Кокс и его люди упрямо отказывались признать свое поражение. Они трудились всю ночь, хотя в разгулявшихся волнах затонули все водолазные катера. «Гинденбург», лишь оторванный от грунта, как гигантский боров, тяжело переваливался с боку на бок.
К рассвету вышел из строя главный паровой котел правого дока. Он обеспечивал энергией, по крайней мере, половину всех насосов, а стоило им остановиться, и «Гинденбург» неизбежно бы затонул. В отчаянии Кокс подогнал «Ферродэнкс» и попытался воспользоваться его котлами. Из этого ничего не вышло.
Шесть месяцев тяжелого труда и 30 тыс. фт. ст. оказались потраченными впустую. Люди молча смотрели на Кокса. У некоторых на глазах были слезы. Он вложил в это предприятие почти все свое состояние – на оплату рабочих и расходы по снаряжению уходило по 1000 фт. в неделю. Теперь у Кокса оставалось всего 10 тыс. фт. и он был близок к полному разорению.
Кокс повернулся к Маккензи и отрывисто сказал:
– Мы поднимем его весной будущего года. Я уже придумал, как это сделать. А пока мы можем заняться «Мольтке».
Он ни разу с тех пор не упоминал о «Гинденбурге» до 1930 г., когда, по его мнению, все было готово для новой попытки.
«ФОН МОЛЬТКЕ»
Линейный крейсер «Фон Мольтке» имел водоизмещение 23 тыс. т – на 5 тыс. т меньше, чем у «Гинденбурга», и длину 184 м, т. е. на 30 м короче «Гинденбурга». Однако по ширине и осадке он почти не уступал последнему. Крейсер лежал на глубине 23,5 м с креном 17° на правый борт.
В положении «Мольтке» была только одна небольшая особенность – он затонул кверху днищем.
Теоретически это облегчало подъем корабля. Его неповрежденный корпус можно было легко загерметизировать. Для этого требовалось лишь закрыть кингстоны, открытые при затоплении крейсера (а поскольку корабль лежал в столь необычном положении, до них нетрудно было добраться), после чего в опрокинувшийся крейсер следовало подать сжатый воздух и он всплывет.
Первое, что предстояло сделать, это удалить с обшивки заросли водорослей. Обутые в сапоги с высокими голенищами люди начали выполнять эту операцию с помощью секаторов, но затем были вынуждены использовать острые, как бритва, топоры. Некоторые водоросли вымахали выше человеческого роста и были толщиной в руку. Когда покончили с водорослями, стали заделывать кингстоны. Отверстия небольшого диаметра затыкали деревянными пробками, а более крупные заливали смесью твердеющего под водой цемента и песка.
В середине октября в крейсер начали закачивать воздух. Батарея воздушных компрессоров подавала в корпус корабля 8,5 тыс. м3 воздуха в сутки. Поскольку глубина была небольшой, воздух требовалось сжимать до давления всего 1,05-1,5 кгс/см2. Однако предстояло вытеснить столь большой объем воды, что прошло целых 10 суток, прежде чем нос крейсера показался на поверхности.
Хотя нос и поднялся над водой на добрых 2,5 м, корма все еще продолжала лежать на грунте, причем весьма прочно. Образовался крен на левый борт, достигший 33°. Это означало, что все отсеки корабля соединились между собой и воздух мог беспрепятственно проходить из одного отсека в другой, а поскольку нос приподнялся первым, туда и устремился весь закаченный внутрь судна воздух.
Таким образом, предстояло заделать все переборки. Мало того, нужно было устроить в корпусе воздушные шлюзы, через которые рабочие могли бы проникать внутрь крейсера после того, как туда начнут подавать сжатый воздух. В качестве шлюзов решили использовать 12 стальных котлов длиной по 3,6 м и диаметром 1,8 м. С помощью болтов их закрепили на днище в районе кочегарки No 2 и носового машинного отделения. Кислородно-ацетиленовыми горелками прорезали отверстия в днищевой обшивке – там, где были установлены шлюзы, а также устроили лазы в переборках всех отсеков, чтобы обеспечить рабочим беспрепятственный проход. Повсюду развесили электрические лампочки как для освещения, так и в качестве аварийной сигнализации на случай необходимости срочно покинуть корабль.
Пока производилась герметизация переборок, в носовой части корпуса установили регулирующий клапан для вытравливания воздуха. Как-то раз поставленный для управления клапаном рабочий, неправильно истолковав один из беспрестанно отдаваемых приказов, перекрыл клапан. Нос крейсера, где опять скопился воздух, снова начал подниматься, что вызвало быстрое увеличение дифферента.
Маккензи, находившийся в этот момент в одном из кормовых отсеков, почувствовал неладное, когда заметил, что воздух в отсеке вдруг помутнел и лица людей стали видны, как в тумане – результат внезапного разрежения и частичной конденсации влаги вследствие резкого падения давления. Решив, что носовой воздушный шлюз вышел из строя, Маккензи и находившиеся вместе с ним рабочие, не чуя под собой ног, бросились бежать, преодолев на своем пути лазы в четырех переборках. Сквозь лазы свистел поток устремившегося в нос воздуха, который срывал с людей шапки, куртки, швырял в них комки угля, большие куски ржавчины. К счастью, никто не пострадал, и потом все вспоминали о случившемся как об очень забавном происшествии.
В мае 1927 г. все было готово, чтобы еще раз попытаться поднять «Мольтке». Но дальше очередной попытки дело не пошло. Спасатели могли без особого труда поднять либо нос, либо корму. Однако в любом случае крен на левый борт оставался неизменным. Все старания Кокса ликвидировать его ни к чему не приводили. Дело принимало несколько комический оборот. К правому борту корабля пришвартовали 300-тонную секцию поднятого ранее эсминца, которую заполнили 200 т воды. Затем, предварительно загерметизировав все бортовые цистерны и бункеры крейсера, продули те из них, которые располагались по левому борту, и заполнили водой цистерны и бункеры правого борта. Наконец Кокс распорядился пришвартовать к правому борту корабля две секции сухого дока, соединить их с крейсером с помощью 20 тросов окружностью 229 мм и затопить обе секции.
20 мая «Мольтке» начали поднимать в третий раз. Давление подаваемого воздуха довели до 1,5 кгс/см2, и нос корабля показался на поверхности. Крен еще оставался, но на сей раз сравнительно небольшой.
И тут лопнул один из подъемных тросов. За ним второй, третий, четвертый, пятый… Не теряя ни секунды, Кокс приказал несколько вытравить остальные тросы, чтобы уменьшить на них нагрузку. Остальные 15 тросов выдержали. Как показал произведенный водолазами осмотр, тросы лопнули не от натяжения, а были перерезаны острыми кромками палуб под действием огромной массы «Мольтке».
Под каждый трос в месте его соприкосновения с краями палуб подложили заглаженные металлические пластины, и подъем возобновился. Когда носовая часть крейсера вышла из воды, оказалось, что крен уменьшился до 3°. В 13 ч 15 мин поднялась корма, и вот уже гигантский корабль показался на поверхности, подобно всплывающему киту. Вокруг «Мольтке» вздымались 6-метровые водяные столбы. Они исчезли, лишь когда давление подаваемого воздуха было снижено до 0,7 кгс/см2 – предельного значения, необходимого для поддержания плавучести корабля.
16 июня «Мольтке» начали буксировать в Лайнесс. В течение всех предшествовавших этому событию дней люди по 16 часов в сутки резали и взрывали надстройки, дымовые трубы, мачты – все, что при обычном положении судна возвышалось над уровнем палубы, а теперь препятствовало его буксировке. Дул штормовой ветер, и «оба Мака» проявляли озабоченность по поводу средней орудийной башни, которую они хотели срезать. Однако Кокс отказался доставлять себе лишние хлопоты. Началась буксировка, башня врезалась в грунт, и «Мольтке» остановился. Пришлось последовать совету «Маков». На беду, башня оказалась изготовленной из самой прочной по тем временам стали, и спасатели были вынуждены приподнять на тросах гигантский линейный крейсер, как это в свое время делалось с эсминцами. Подъемной силы доков явно не хватало, чтобы удерживать всю огромную массу крейсера, но поскольку он
