— Нет.
— Каким путем вы эксфильтровались из ДРВ?
— Морским путем.
— Вы уверены в этом?
— Да.
— Ваши показания наивны, Грин.
Джин пожал плечами. В этот момент тихо задребезжал телефон. Следователь снял трубку, некоторое время слушал молча, потом сказал:
— Хорошо. Спасибо. — И повесил трубку.
— Здесь, в Москве, Грин, вы жили двойной жизнью. С одной стороны, вы были Евгением Гриневым, сотрудником Американской выставки медоборудования, с другой стороны, в доме академика Николаева вас знали как советского врача Марка Рубинчика…
— Это произошло случайно! — воскликнул Джин. — Я боялся, что русских людей, с которыми я хотел познакомиться, отпугнет мое американское происхождение, и назвался Рубинчиком.
— У вас был морской паспорт Рубинчика?
— Нет, я сдал его в Ня-Транге по назначению.
— Да, да, — несколько рассеянно заметил следователь, — конечно, трудно предположить, что вы со жгли его в номере гостиницы… — Он глубоко затянулся сигаретой, задумчиво посмотрел в потолок, выпустил дым. — А вы не знали, что академик Николаев ваш брат?
Ту ночь Джин Грин не смог бы назвать самой спокойной ночью в своей жизни. Он лежал на койке лицом в потолок, а мысль его в это время мучительно и безнадежно металась в лабиринте со стальными холодными стенами.
«Последняя фраза следователя… Николаев — мой брат? Дичь, безумие! Тот самый брат, потерянный при отступлении из Крыма? Знал ли об этом Лот? Неужели все это время за Лотом следили? Как вести себя дальше? Молчать, идиотничать, требовать связи с посольством? Но я уже многое рассказал… они знают многое, они, кажется, знают больше, чем… Может быть, они знают больше, чем я, обо всем этом деле. Что будет со мной?»
Утром он спросил у надзирателя, не может ли он побриться. Потом принесли завтрак: котлеты, хлеб с маслом, стакан жидкого кофе. Еще через некоторое время на пороге камеры вырос старший лейтенант Васюков.
— Гринев, на допрос.
Джин встал с койки и твердыми шагами вышел в коридор.
— Разрешите мне задать вам вопрос, гражданин следователь?
— Пожалуйста.
— Вчера вы сказали, что академик Николаев мой брат. Клянусь вам, я не знал этого. Я знал, что сын отца от первого брака был потерян во время эвакуации, но…
— Это, несомненно, ваш брат, и ваш отец Павел Николаевич даже имел с ним встречу во время пребывания в Москве в 1961 году. А теперь, с вашего позволения, я начну вас спрашивать. Какое задание вы получили относительно Николаева?
— У меня было задание войти к нему в доверие, и только.
— Вам объяснили цель этого задания?
— Да. Мне сказали, что Николаев — один из крупнейших в мире ученых-математиков, давно уже испытывает тягу к свободному миру, что в Советском Союзе ограничивают его творческую деятельность, что необходимо помочь ему перебраться на Запад.
— Значит, у ЦРУ были чисто филантропические цели?
— Насколько я знаю, говорили также о том, что Николаев работает над схемой дешифровального устройства, так что здесь сочетались…
Следователь неожиданно удовлетворенно хмыкнул.
— Значит, здесь сочетались… та-ак… Гражданин Гринев, нам известно, что несколько дней назад вы провели у Николаева приятный вечер. Кроме вас, в гостях был еще один человек. Как его имя?
— Рунке.
— Вы должны были ввести его в дом Николаева?
— Да.
— Как его настоящее имя?
…Статья 5. Если меня, как военнопленного, будут допрашивать, я обязуюсь отвечать только на следующие вопросы: имя, воинское звание, армейский номер и дата рождения. На все другие вопросы я отвечать не стану, чего бы это мне ни стоило…
— Этого я не знаю.
Джин напряженно глядел на следователя. Сейчас должно было проясниться самое главное — опознан ли Лот? Однако следователь как бы не придал значения его ответу, встал со своего места, подошел к широкому окну, заглянул за штору в яркое, солнечное утро, словно отрешаясь, потер ладонью лоб, улыбнулся, потом повернулся к Джину и присел на край стола.
— Я должен вам сказать, Гринев, что сегодня мы получили данные научной экспертизы. Во- первых, эксперты установили, что ваша знаменитая родинка содержит в себе смертельный заряд цианистого калия. Вы не первый «спук», у которого мы обнаружили родинку. Благодарите меня, что я содрал ее с вашей руки еще на берегу, а то еще, чего доброго, вы как ревностный служака… Во-вторых, установлено, что сейф вы не вскрывали, что его никто не вскрывал с 1944 года. Мы изучили содержимое сейфа… Что, кроме драгоценностей, вы предполагали найти в сейфе? Говорите, Грин, теперь уже вам трудно вериться.
— Мне сказали, что там, — хрипло заговорил Джин, — что там, кроме наших фамильных ценностей, находятся важнейшие русские исторические документы, интересующие «фирму».
— Кто вам это сказал? — Следователь напряженно пригнулся. — Ну, говорите: кто?
Джин опустил голову и сжал зубы. Молчание продолжалось не меньше трех минут. Наконец, следователь прервал его.
— Там не было никаких русских исторических документов, Грин! Там были документы из архива полтавского гестапо!
Джин вздрогнул словно под током, поднял голову и, побледнев как бумага, тихо сказал:
— Я не знал этого, верьте мне.
— Идите сюда, — следователь жестом пригласил его к длинному столу. — Взгляните на эти фотографии.
Джин на неверных ногах подошел к столу, склонился над снимками и чуть не упал ничком.
Перед ним была длинная деревянная виселица, двенадцать людей со связанными руками стояли под ней, в углу на первом плане в группе офицеров скалился в белозубой улыбке юный Лот.
— Казнь грайворонских подпольщиков, — жестко сказал следователь.
Перед ним был ров, заполненный голыми трупами. На краю рва стояли солдаты с засученными рукавами, а чуть поодаль, расставив ноги и направив вниз пистолет, красовался могучий Лот.
— Ликвидация пятисот харьковских евреев.
Перед ним была стена, стена украинской белой мазанки вся в темных пятнах, а на фоне стены скорчившиеся, с мучительными гримасами умирания фигуры в американской летной форме, «US. Air Force» — отчетливые буквы были видны на груди у одного летчика, а перед ними с автоматами, изрыгающими огонь, стояли всего двое, и ближним был оскалившийся Лот.
— Расстрел экипажа сбитой «летающей крепости», — сказал следователь. Затем он щелкнул ногтем три раза по лицу Лота. — Это один и тот же человек, не так ли? Отвечайте, Гринев.
— Да, это один и тот же, — прохрипел Джин, не отрывая взгляда от снимков.
— Вы его знаете?
Голова Джина шла кругом. «Вот оно, вот оно… вот оно…» Он скрипнул зубами и выпрямился.
— Разрешите мне сесть.
— Садитесь. Вы его знаете?
Джин обессиленно покрутил головой.
