стену, за шершавые кирпичи, переступил на карниз.
Где-то за городом, над Атлантикой, пророкотал гром, пахло грозой.
Свет из библиотеки падал двумя полосками на подстриженную траву садика. Подсвеченная электрическим светом трава казалась залитой анилиновой зеленью. На несколько мгновений в одной из освещенных полосок появилась черная тень человека в узкополой шляпе и плаще. Она тут же исчезла…
Павел Николаевич Гринев не сразу заметил появление неожиданного гостя. Он засел в библиотеке сразу же после ужина, привел в порядок текущие дела, просмотрел счета, но против обыкновения не включил в одиннадцать часов телевизор, а стал писать письмо, которое считал чуть ли не самым важным в своей жизни. Собственно, одно такое письмо он отправил в советское посольство еще в начале лета, но ответа почему-то не получил.
Исписав половину листа, он задумался, поднял глаза и тут только увидел у окна незнакомого человека, глядевшего на него круглыми, пуговичными глазами. На губах его блуждала сардоническая усмешка. В левой руке отливал синевой «кольт» калибра 0,38.
— Кто вы? — от волнения по-русски спросил старый эмигрант. — Ху ар ю? — повторил он по- английски.
Человек с «кольтом» — он только что влез в окно — скривил рот в усмешке.
— Мэрилин Монро. Не узнаете?
Ветер с Атлантики, заблудившийся в железобетонных каньонах Манхэттена, устало шевелил светлую занавеску окна. Человек с «кольтом» — он держал револьвер в левой руке — прикрыл плотнее двухстворчатое окно, небрежно задернул тяжелые гардины.
— Мы ведь не хотим, папочка, чтобы нам помешали, — с издевкой в тоне проговорил незнакомец.
— Что вам от меня нужно? — спросил Гринев. Он привстал с мягкого вращающегося кресла, опираясь о подлокотник, потянулся к верхнему ящику письменного стола.
— Не нервничайте, папочка. Ни с места! Это вредно вам при вашем давлении. На прошлой неделе у вас было сто девяносто на сто, не правда ли? Не удивляйтесь — мы все знаем про вас.
Говоря это, незнакомец шагнул от окна к столу и, резко открыв ящик, подцепил револьвер, подбросил его на ладони.
— Знаем даже про эту железку, — добавил он с той же усмешкой и поднес револьвер к глазам.
— Револьвер системы «наган», — неожиданно произнес незнакомец по-русски. — Императорские оружейные заводы в Туле. Какое старье!
— Вы… вы русский? — растерянно спросил Гринев.
— А ты, землячок, как думал? — Взгляд незнакомца, обшаривавший комнату, остановился на открытой дверце отделанного никелем черного стального сейфа, вмонтированного в книжную полку. — Впрочем, нет! Я не считаю земляками предателей.
Он подошел к телевизору, включил его.
— Ишь ты, — завистливо сказал он. — «Магнавокс»! Небось не в рассрочку купили… Вы, кажется, изменяете своим правилам, Пал Николаич? Ведь вы каждый вечер слушаете одиннадцатичасовые известия. Эн-би-си, Си-би-си или Эй-би-си? Я лично предпочитаю слушать Москву.
На мягко засветившемся голубоватом экране телевизора появилась чья-то болезненно сморщенная женская физиономия. Затем эта физиономия расцвела вдруг сияющей улыбкой. Набирая силу, голос диктора бодро, напористо проговорил:
— Покупайте БРИСТАН! Только БРИСТАН заставит вас забыть о мигрени и головной боли! Запомните: Б-Р-И-С-Т-А-Н!
Незнакомец сунул правую руку в сейф, выгреб деловые бумаги, чековые книжки компании «Америкэн экспресс», три пачки двадцати— и стодолларовых банкнотов.
— Да, Пал Николаич! — сказал он громко, рассовывая деньги по карманам. — Мы в Ге-пе-у все знаем о вас. Мы долго следили за вами. Например, я знаю, что вот-вот сюда войдет ваша супруга. Она немного запаздывает. Обычно она входит с чашкой чая для вас ровно в одиннадцать, чтобы вместе с вами послушать известия. Не так ли?
Гринев, бледнея все заметнее, вцепившись руками в подлокотники, невольно перевел взгляд с незнакомца на обитую темно-красной марокканской кожей дверь библиотеки.
— А сейчас, — бодро произнес диктор, — вы услышите одиннадцатичасовые известия!..
На экране появилась всем знакомая физиономия диктора Ричарда Бейта.
Незнакомец подхватил со стола наполовину исписанный лист почтовой бумаги.
— Что же заставило вас изменить своим привычкам? Может, старческая страсть к какой-нибудь грудастенькой американочке, а? Ого! «Его превосходительству Полномочному и Чрезвычайному Послу Союза Советских Социалистических Республик в Соединенных Штатах Америки господину…»
— Ровно одиннадцать часов по восточному стандартному времени, — объявил диктор.
В этот момент дверь библиотеки мягко отворилась.
— Вот твой чай, Павлик, — сказала супруга Павла Николаевича, входя в библиотеку с серебряным чайным подносом в руках.
— Поставьте поднос, Мария Григорьевна, — тоном приказа произнес за ее спиной пришелец, — и садитесь!
— Кто это? — прошептала Мария Григорьевна. — По какому праву…
— Сейчас все узнаете, — ответил незнакомец. — Сидеть! — прикрикнул он на поднявшегося было Гринева.
Дулом «кольта» он захлопнул дверь, зацепил собачку на йельском замке, затем снова наставил револьвер на хозяина дома.
— Таковы заголовки сегодняшних новостей, — сказал диктор, — а теперь — подробности…
В недолгой паузе слышно было, как тикают настольные часы. На высоком лбу Гринева, окаймленном гривой серебристо-седых волос, выступили градины пота. Маленькая, хрупкая Мария Григорьевна, теребя пояс халата, переводила растерянный, недоумевающий взгляд с мужа на позднего гостя, неизвестно как оказавшегося в библиотеке.
— Итак, все в сборе, — с удовлетворением произнес человек с «кольтом». — Кроме вашего эрделя, которого вы звали Черри, а полное имя которого было Флип-Черри-Бренди.
— Черри? — встрепенулась Мария Григорьевна — Что вы знаете о нем?.. Наш Черри умер три дня назад. Его кто-то отравил…
— Это сделал я, мадам, хотя очень люблю собак. Я плакал над чеховской «Каштанкой»!
— Зачем вы это сделали?!
Незнакомец плюхнулся в массивное мягкое кресло, закинул ногу на подлокотник.
— Мне, право, жаль Черри. Умный был пес. Я помню трогательную картину: вы, Пал Николаич, и вы, Мария Григорьевна, старосветская парочка, смотрите в одиннадцать часов телевизор, а Черри дремлет вот здесь на ковре. Как только диктор умолкает, пес поднимает голову и смотрит на вас. «Сейчас пойдем, псина! Дай докурю трубочку!» — говорит Пал Николаич, и пес ждет. А как только Пал Николаич кладет свою трубку на стол, Черри вскакивает, вертит хвостом, прыгает от нетерпения, и все вы выходите в садик, и песик справляет свои дела, а вы садитесь на скамейку в беседке и слушаете журчание фонтанчика…
— Зачем вы, гадкий человек, отравили собаку?
— Но-но, барыня, не расстраивайтесь. Песику было десять лет, что равно семидесяти человеческим годам, так что он был старше вас.
— Перестаньте разыгрывать эту гнусную комедию, — наконец обрел голос Павел Николаевич. — Что все это значит, сударь?
Его лицо налилось кровью, по щеке пробежала капля пота.
— Не волнуйтесь, папочка, это вредно при вашей гипертонии. Примите лучше таблетку серпазила. Перед смертью.
— Перед смертью?..
— Да, перед смертью. Ненавижу двуногих собак. Поэтому я с удовольствием приведу в исполнение приговор.
