испуга.
Он зажал одной рукой мой рот на случай, если я начну кричать, а другой грубо задрал мою ночную рубашку. По-моему, я укусила его руку, она была соленой и плохо пахла, но я не соображала, что делаю.
Я ничего не могла понять.
Мне было стыдно, что я так растерялась.
Я беспомощно барахталась, но мои движения сильно затруднялись скомканными простынями и тяжестью ребенка. У меня вырвался еле слышный сдавленный стон, и Ричард с улыбкой взглянул в мои расширенные от ужаса глаза. И когда я увидела эту улыбку, то поняла, что именно сегодня ночью Ричард прикончит меня.
Им руководила не похоть. Не любовь и не желание, эти вполне простительные грехи. Ричарда гнали вперед жестокость и власть. Он не мог вытерпеть моей высоко вскинутой головы и презрения в глазах, поэтому, дождавшись, пока я засну, он пришел сюда.
Он задрал подол моей рубашки до самой шеи, и я замерла, когда его рука коснулась ожерелья. Я чувствовала, что он мечтает задушить меня, прямо сейчас, под ним.
Когда я увидела его улыбку, я поняла, что пропала.
Но я была готова к этому. Я дала обещание миссис Тайк, перед всем Экром я пообещала то же самое миссис Мерри. И я не дам править новому сквайру. Я прикончу линию Лейси. Если Ричард убьет меня сегодня, то настанет конец всему, и самому ему тоже, ибо его повесят за убийство. Я сжала зубы и про себя попрощалась со всем, что любила в жизни: с Джеймсом, Вайдекром, мамой. И приготовилась к смерти.
Ричард был невыносимо тяжелым. Он уже наполовину был на мне, наполовину рядом. Вес нерожденного дитя пригвоздил меня к кровати. Рука Ричарда нечаянно коснулась моего выпуклого живота, и ребенок шевельнулся, будто почувствовав мой страх.
— О, Джулия, — вдруг удивился Ричард. — Я совсем забыл об этом. Это единственное, что спасло тебя сейчас от смерти.
Я перевела дух.
— Я собирался задушить тебя, — мечтательно протянул он. — Мне до смерти надоело видеть твое длинное лицо у себя в доме. Если тебя не станет, я смогу привести сюда другую женщину. Есть другие девушки, на которых я мог бы жениться. Раньше я хотел тебя, поскольку ты владела Вайдекром, теперь он у меня есть, и ты мне больше не нужна.
Свеча мерцала, бросая длинные тени на потолок. Не было ничего более страшного, чем этот человек, лежащий в моей кровати и говоривший мне страшные вещи таким интимным шепотом.
— Когда-то я любил тебя. — Казалось, ему хочется выговориться. — Когда мы были маленькими детьми, прежде чем мы узнали, кто мы такие и что мы должны унаследовать. Думаю, я любил тебя тогда. — Тут он замолчал. Он словно даже тосковал о тех временах. — Тетушку-маму я тоже любил, — его голос внезапно зазвучал октавой выше и превратился в почти детский. И со внезапной дрожью я поняла, что его здесь нет, он стал тем маленьким мальчиком и вернулся в солнечное детство с обожающей его тетей и кузиной, готовой перевернуть мир ради него.
— Я очень сильно любил тетушку-маму. Но ты все испортила. Ты всегда старалась быть первой в Вайдекре, — и его голос стал сердитым, как у избалованного ребенка. — И всегда становилась между мной и тетушкой-мамой. Ты всегда вмешивалась в то, что тебя совсем не касалось. И хотя я могу простить тебя, Джулия, если ты очень, очень попросишь меня, но я не могу не сердиться на тебя… Джулия, ты слушаешь меня? — спросил он с внезапным раздражением.
Я послушно кивнула, как ребенок в школе. Его рука крепче зажала мой рот. Я боялась, что меня вырвет от невыносимого запаха конского пота, сигарного дыма, голландского джина. И тем не менее я ощущала запах Ричарда, моего кузена, которого я любила так много лет. Очень много лет.
— Я убил ее, — произнес Ричард наконец то, что, казалось, произнести было невозможно. — Ну, эту твою подругу Клари. Сначала я пытался подружиться с ней. Я даже делал вид, что ухаживаю за ней. Но она просто смеялась мне в лицо. — Его голос дрогнул. — Она сказала, что ты стоишь десятерых таких, как я. — Тут он помолчал. — Думаю, что я рассчитался с ней за это.
Я смотрела на него, не произнося ни слова. Его глаза подернулись странной поволокой.
— Она видела нас. Когда я изнасиловал тебя тогда в беседке. Я поднял глаза и увидел ее. Похоже, что она бежала к нам, хотела помочь тебе. Но, встретив мой взгляд, она повернулась и помчалась назад, к Экру. Наверное, собиралась позвать на помощь. Я поймал ее у самой Фенни, — продолжал он задумчиво. — Я схватил ее за горло, но она оказалась ужасно сильной, почти как ты. Однако страх сломил ее сопротивление. Она захрипела, и у нее вывалился язык и выкатились глаза из орбит. Довольно гадкое зрелище. Мне стало так противно, что я бросил ее в Фенни. Потом я отправился домой, я был уверен, что никто не заподозрит меня. Меня никто никогда ни в чем не подозревал.
Он спокойно сделал паузу.
— Твою маму тоже убил я, — на его лице появилось обиженное выражение. Я видела, как опустились уголки его рта. — Она все время увивалась вокруг Джона. С ее стороны было отвратительно делать такие вещи. И она сговаривалась с Джоном против меня. Раньше я считал ее прекрасной, самой совершенной леди на свете. Она для меня была все равно что ангел. Но оказалось, что она такая же шлюха, как все вы. Как и ты. Стоило только отцу вернуться домой, она стала бегать за ним, как сучка во время течки. Она совершенно забыла обо мне. И когда он задумал лишить меня наследства, то она согласилась с ним. И они оба решили расстроить нашу свадьбу. — Он немного помолчал, и, когда заговорил снова, его слова звучали рассудительно и взвешенно. — С их стороны это было чертовски плохо. Ты ничего не понимаешь в делах, Джулия, потому что ты всего лишь женщина, но тетушка-мама не должна была так поступать. Я даже удивлен, что такая мысль пришла ей в голову. — Ричард говорил медленно, с каким-то горестным почтением. — Не считая этого, она была исключительная женщина.
Я лежала как камень. Только мое сердце билось как оглашенное, и я знала, что в любую минуту этот звук может напомнить Ричарду о том, что в его власти сейчас находится другая забывшая себя женщина.
— Боюсь, что ей было больно, — заговорил он снова. — Джема я застрелил сразу, как ты понимаешь. Затем из другого пистолета я выстрелил через окошко в Джона. Он как раз хотел открыть дверь и броситься на меня. Довольно храбро с его стороны, ничего не скажешь. Он, видимо, пытался защитить тетушку-маму. Выстрел бросил его обратно в карету, прямо к ней на колени. Она закричала. Думаю, что кровь напугала ее. Но она не сделала ничего. — Он на мгновение задумался. — Хотя, с другой стороны, что она могла сделать. Я перезарядил пистолеты, но это не заняло много времени. Потом я подождал.
Его рука по-прежнему зажимала мне рот, но, если бы даже не это, я все равно не смогла бы пошевельнуться. Я лежала, окаменев от ужаса и мрачного очарования этой истории.
— Я подождал. Затем слез с лошади и открыл дверцу кареты. Лошади спокойно стояли на обочине дороги и щипали траву, хотя прозвучало два выстрела. Довольно забавно. Свою лошадь я пустил к ним. Ну, они всегда паслись вместе. Я и разрешил им попастись еще раз, хотя все это было смешно: пасущиеся лошади, мертвый Джем на козлах, мертвый Джон в карете, и твоя мама, замершая там же в молчании.
Мне захотелось узнать, что она делает. Только это, ничего больше. Правда, — добавил он убедительно. — Я осторожно открыл дверцу кареты. Джон лежал внутри, и там все было залито кровью, весь пол и даже ее платье. Меня это ужасно рассердило, что она запачкала свое красивое платье его кровью. Знаешь, Джулия, я ужасно разозлился, что она сидит так, держа его голову на коленях, когда я в таком затруднении из-за всех этих трудностей с тобой, ребенком, свадьбой и самое главное — Вайдекром. — Ричард опять замолчал, на его лице блуждала улыбка.
— Она узнала меня сразу. — В его голосе слышалось удовлетворение. — Едва я открыл дверцу кареты, она воскликнула: «О, Ричард! Что ты наделал». А я ей ответил… — улыбка Ричарда превратилась в восторженную, будто он подходил в своем рассказе к самому смешному эпизоду. — Я сказал: «Я убил вас всех, тетушка-мама!» И затем я выстрелил. Я застрелил ее прямо в лицо.
И Ричард громко рассмеялся счастливым смехом избалованного дитя, но внезапно, оборвав его, уставился на меня подозрительным взглядом.
— Ты не смеешься, Джулия! Тебе что, не кажется это забавным? — Он убрал руку с моего рта, и наконец я смогла заговорить. Но мои губы едва шевелились.
