меня — выйду под каким мне назначат номером.
Наконец список составился. Титания значилась первым, Рой — вторым, Тортон
— третьим, Гонзак — четвертым и Давенант — пятым номером. Ранее прочих решили дать Элли выстрелить три раза, так как она очень просила.
Роэна с Титанией ушли в другую комнату обсудить приз и вернулись с простосердечными лицами, положив на стол нечто завернутое в газету, маленькое и тяжелое. Затем они посмотрели друг на друга и важно приспустили взгляды.
— Какое-нибудь ехидство? — спросил Футроз, намереваясь пощупать сверток. Но поднялся крик:
— Тампико, это нечестно!
Футроз позвонил и приказал слуге принести мишень, а также малокалиберную винтовку, пуля которой была не толще карандаша записной книжки. Мишень поместили на террасе, раскрыв стеклянную дверь гостиной. Стрелять следовало, став у внутренней двери, шагах в двадцати от мишени. Это был квадратный картон на верху треножной подставки; концентрические круги картона имели цифры от центра к окружности: 500, 250, 125 и т. д., а центр — черный кружок диаметром в один дюйм — означал тысячу.
— Ну, Элли, — сказал Футроз, заряжая винтовку, — иди сюда. Стань вот так.
— О папа, я отлично все знаю. — Элли, сжав губы, нахмурясь и приложив к плечу ружьецо, отставила широко ногу вперед, но от внезапного страха забыла все уроки, как берется прицел, и, нажимая пальцем мимо курка, стала жмуриться. Дуло ружья поднялось вверх, качнулось, и, крепко зажмурясь, стараясь не слышать визга убежавших за ее спину зрителей, Элли нашла курок и пальнула в золоченый карниз.
Настало глубокое, унизительное молчание.
— Что? Я попала? — сказала Элли, затем, вся красная, со слезами в глазах, осторожно, положила винтовочку на ковер и ушла к дивану, где села, схватила отца за плечо и, спрятав лицо на его груди, расхохоталась.
— Хочешь еще попробовать? — спросил Футроз. — Но только с моими советами?
— Благодарю. Попробуйте кто-нибудь так, как я.
— Действительно! — сказала Рой.
— Ах, ах! Ты еще хуже меня!
— Номер первый! — провозгласил Гонзак. — Титания Альсервей!
Титания стала на место (каждый должен был сделать семь выстрелов), снисходительно осмотрелась и с видом делающей грациозное одолжение, лениво заряжая и паля, отщелкала свою порцию, почти не целясь. Слышен был только скользящий металлический звук затвора и негромкие хлопки выстрелов. Она передала оружие Роэне, и все отправились смотреть мишень.
Две дырки были на 250, одна на 125 и четыре разного значения, но мельче цифрой; по подсчету всего — семьсот пятьдесят очков. Эти отверстия перечеркнули красным карандашом.
— Это я старалась для Тортона, — объявила Титания. — Теперь я посмотрю, так ли он уверен в себе, как говорил.
— А все же — ха-ха! — вы не отстукали тысячу! — заметил Тортон.
— Хорошо, хорошо, посмотрим!
Настала очередь Рой. Давенант понял, что она волнуется и старается. Он мысленно помогал ей, напрягаясь перед спуском курка, задерживая дыхание и шепча:
«Точнее, точнее».
— Не смотрите на меня, — сказала Рой. — И не смешите.
Это относилось к Гонзаку, который послушно отвернулся. Роэна целилась долго, но в момент выстрела дуло слегка трепетало. Каждый раз, начав прицеливаться, она мягко отводила рукой волосы со лба и, выставив вперед подбородок, пристраивалась щекой к ложу особым, ей лишь свойственным, интимным движением.
Подсчет очков произвел Давенант, считая явно пристрастно, так как одно отверстие на линии 250 — 125 объявил за 250, чем удивил и насмешил девушку.
— Вы очень добры, Давенант, — сказала она, — только мне это не нужно. Скиньте-ка сто двадцать пять.
Оказалось, после придирчивой проверки Элли и Тор-тона, что Рой настреляла пятьсот пятьдесят.
— О, неплохо! — сказал Футроз. — Тем более, что в прошлый раз бедняга успокоилась на ста пятидесяти.
— То-то! — вскричала Рой, кружась и помахивая ружьецом. — Кому страдать? Тортон, вам.
— «При всеобщем глубоком молчании, — сказал Гонзак, — атласский стрелок вогнал пулями гвоздь на расстоянии пятисот метров».
— Хорошо смеется последний, — ответил Тортон. Он взял ружьецо в левую руку и, вскинув его, как пистолет, то есть не прикладывая к плечу, выстрелил с вытянутой руки.
— На круге с цифрой 500, — заявил он, всмотревшись, затем выстрелил с правой руки.
— Только две руки, — пытался пошутить Гонзак, которому стало завидно.
— Нам хватит. Ха-ха!
Беря поочередно ружьецо правой и левой рукой, Тортон швырнул свои пульки в мишень и раскланялся на все стороны, как актер у рампы.
— Какова наглость! — сказала Титания.
— Вы, Титания, должны перечеркнуть мои попадания, — строго заявил Тортон,
— так как высмеивали меня, пока я наблюдал ваши горделивые упражнения.
Закусив губу, Титания взяла карандаш и пошла к мишени.
Тортон выбил девятьсот двадцать очков, не попав в центр, и все ахнули; но обнаружился заговор.
— Это случайно, — сказала Рой, с состраданием смотря на опешившего стрелка, — это не более, как счастливая случайность.
— Понятно, случайность, — поддержал Гонзак.
— Дикий, нелепый случай! — ввернула Тита Альсервей. Футроз смеялся.
— Папа, отчего ты смеешься? — спросила Элли, втянув щеки и рассматривая Тортона унылыми большими глазами. — Тортон ошибся. Он не хотел попасть. Правда ведь, вы не хотели этого?
— А ну вас! — яростно вскричал Тортон. — Девятьсот двадцать. Чего же еще?
— Но не полторы тысячи, — заметила Титания.
— Тортон, не огорчайтесь, — утешила его Рой, — в следующий раз вы попадете по-настоящему, добровольно.
— О мелкие, завистливые душонки! — взревел Тортон. Его подразнили еще и оставили в покое.
— Факт тот, что я получу приз, — объявил он и уселся с торжеством на диване.
Следующим выступил Гонзак. Он стрелял, сардонически улыбаясь, скверно попадал и был так пристрастен к себе, что его триста очков пришлось пересчитывать несколько раз. Вдобавок он уверял, что ему подсунули патроны с наполовину отсыпанным порохом.
— Давенант, вам, — сказал Футроз. — Боюсь, что после Тортона вы в безнадежном положении, как и я.
Давенант увидел черные глаза Рой, стесненно взглянувшей на его замкнутое лицо.
— Давенант! Пожалуйста, Давенант! — закричала Элли.
— Что вы хотите? — спросил он, улыбаясь в тумане, где блестели направленные на него глаза всех.
— О Давенант! Я хочу… — Элли зажала рукой рот, а другой рукой тронула завернутое в газету. — Будьте только спокойны!
— Будьте, будьте спокойны! — крикнули остальные.
— Я не знал, что судьи пристрастны! — сказал Тортон.
