Какое же это дело? — недоумевал я. Слово «недоумевал» что-то слишком часто приходит мне на ум.
Мне эти письма представлялись весьма странными любовными посланиями, если считать их любовными посланиями, а не просто изъявлениями глубокой и сентиментальной привязанности. Они возбудили мое любопытство. Читая их, я познакомился с половиной жизни этих двух людей и хотел знать другую половину. Какого рода ответы получал Капитан на том конце света? Возможно, давнее стремление стать «настоящим писателем», все еще теплившееся во мне, и любопытство писаки побудили меня обратиться к нашему семейному Сатане, моему отцу, чтобы потолковать с ним. Мне хочется продолжить этот рассказ и закончить его не словами «я всегда недоумевал», а чем-то получше.
У меня был вполне благовидный предлог для встречи с Сатаной: в конце концов, его все-таки следовало поставить в известность, что Лайза находится в тяжелом состоянии. Но даже если б она умерла, я бы не видел необходимости предпринимать что-то большее, чем сообщить отцу об ее похоронах, если можно назвать похоронами те полчаса, которые мне пришлось бы провести в крематории, по всей вероятности, с двумя лавочниками и кем-то из жильцов, кто время от времени нанимал Лайзу для уборки.
И вот я написал отцу, но ни словом не обмолвился о состоянии Лайзы, так как это могло лишить меня единственного повода для встречи. Я просто предложил повидаться, когда Сатана в следующий раз приедет в Лондон. Была у меня для этого, конечно, и другая причина. Деньги подходили к концу. Если Лайза умрет, я ведь не смогу претендовать на ее «имущество» (сказал я себе с иронией) — на этот неизвестный мне счет, куда она, вопреки совету Капитана, наверно, положила содержимое не одного чека, выписанного на предъявителя. Ведь если бы она послушалась Капитана, в ящичке в ее спальне, безусловно, лежали бы не те несколько фунтов, что я нашел. Однако никакой чековой книжки — если, конечно, она не прихватила ее с собой в больницу — нигде не было.
До того как пришел ответ от отца, я еще раз ходил в подвал и обнаружил там письмо с панамской маркой, сунутое под дверь. Капитан писал:
«Прилагаю еще один чек от Карвера на предъявителя. На сей раз — на полторы тысячи фунтов. Я собирался послать больше, но не вышло, а этой суммы как раз хватит на билет в Панама-Сити, так что упакуй свои вещички и прилетай. Самолеты из Лондона летают сюда два раза в неделю, но надо пересаживаться в Нью-Йорке, а мысль, что тебе придется быть в Нью-Йорке, тем более одной, — не очень мне нравится. Есть достаточно оснований этого не делать. Так что лети лучше в Амстердам и оттуда прямиком сюда. Путь будет долгий, так что, пожалуйста, лети первым классом и выпей бокал-другой шампанского, чтобы заснуть. Сообщи Карверу телеграммой на апартамент 361, Панама-Сити, день и время прилета, и старик будет с нетерпением ждать, когда приземлится твой самолет. Не волнуйся за Джима. Ему не плохо какое-то время побыть одному, а скоро и он сможет к нам присоединиться. Мы уж оба об этом позаботимся. Думается, недельки через две-три я сумею добыть ему здесь работу. Скажи ему, что мулы тяжело нагружены и находятся совсем близко, но я не могу до тех пор ждать — так мне хочется поскорее увидеть тебя. Я скоро буду богатым, Лайза, клянусь, и все, что я имею, будет принадлежать тебе и ему. Я так взволнован твоим приездом — даже спать не могу. Приезжай скорее, будь для Карвера насладительной».
Я решил, что он опять перепутал слова, но, проверив по словарю, понял, что не так уж он и ошибся.
Отправляясь на встречу с Сатаной, которую он назначил мне в клубе «Реформ», я прихватил письмо и чек. Я заметил, что отец сильно постарел за годы, прошедшие с той поры, когда он явился к нам троим в сопровождении моей невыносимой тетки.
Он поджидал меня в баре и первым делом с укоризной спросил:
— Почему ты не сообщил мне, что Лайза в больнице?
Я ответил не менее резко:
— А я не думал, что тебя это может интересовать. Как ты узнал?
— Да от этой твоей тетки — она всегда все знает. Возможно, кто-то из жильцов рассказал ей. А ты, видно, считаешь, что у Сатаны никаких человеческих чувств уже не может быть.
— Я должен считать иначе?
— Ладно, не будем. Давай выпьем. Я полагаю, ты пьешь. Ты же все-таки мой сын.
Я привык пить только пиво, так как ничего другого позволить себе не мог, но внезапно мне вспомнился Капитан в первый день нашего знакомства, и я сказал:
— Джин с тоником.
— А мне большую порцию водки, — сказал отец бармену и бросил через плечо: — Доживешь до моих лет, поймешь, что доброе спиртное не стоит разбавлять шипучкой.
— Я пришел не для того, чтобы учиться пить.
— А для чего же ты пришел? За деньгами?
— Нет, тут я держусь на плаву. Еле-еле, но держусь.
— А наш друг — ты знаешь, о ком я, — как его теперь зовут? Он очень расстроен по поводу Лайзы?
— В данный момент его зовут Карвер, и он еще ничего не знает про Лайзу. Он сейчас где-то в Панаме.
— В Панаме? Значит, на этот раз он действительно залез в такое место, где его не достанешь. Что же он натворил, чтоб забираться в такую даль?
— Дела у него, по-моему, идут преотлично. У меня тут письмо от него вместе с чеком — оно пришло после того, как Лайзу увезли в больницу. Он хочет, чтоб она приехала к нему… а потом и я тоже.
Я протянул Сатане конверт.
— В этих маленьких странах, — заметил отец, — всегда такие красивые марки. Но, правда, им больше и торговать-то нечем. — И добавил: — Здесь нет штемпеля. Это письмо кто-то привез.
Он подвел меня к дивану, сел сам и принялся читать письмо.
— Ты послал телеграмму Карверу в этот апартамент триста шестьдесят один? — спросил он.
— Нет еще. Я не знаю, как быть с чеком, если Лайза умрет. Порвать, что ли?
— Да разве можно рвать деньги! — сказал мой отец. — Деньги — штука хорошая. Они не знают, что такое мораль. Лучше не сообщай ему про Лайзу. А то он еще приостановит выплату денег по чеку. — Этот чек, который Сатана долго и внимательно рассматривал, явно интересовал его больше письма. — Значит, выдан на предъявителя? — продолжал он, размышляя вслух. — Такое в наши дни не часто увидишь. Почему он не проставил ее фамилии? Наверное, решил, что ребята из Налогового управления станут донимать ее. А может, просто для конспирации. Он ведь обожал конспирацию. — Такое было впечатление, что отцу доставляло удовольствие просто держать в руках чек. — Лондонский и Монреальский Банк. Адрес отделения в Панаме. Очень надеюсь, что Лондонский филиал примет у тебя этот чек.
— Капитан ведь прислал его Лайзе, а не мне.
— Кстати, он мне должен пятьдесят фунтов. Если ты получишь деньги по чеку, то сможешь вернуть мне долг. Всего пятьдесят фунтов из полутора тысяч. — Эта идея явно пришлась ему по душе.
— Но это же будет жульничеством по отношению к нему, не так ли?
— А как, ты думаешь,
Второй раз в жизни я начинал трапезу с копченой лососины. Вкус ее побудил меня с симпатией вспомнить о Капитане. Отец молчал (возможно, размышляя над тем, что морально, а что — нет), и для поддержания беседы я осведомился о здоровье тетки.
— Хуже некуда, — сказал отец.
Я решил, что в почтенной атмосфере клуба «Реформ» хорошие манеры требуют, чтобы я покривил
