— Это вы его спросите. В его обязанности входит знать все. Сейчас за вами едет Пабло. Ничего ему не рассказывайте.
— Пабло?
— Нет, нет. Полковнику Мартинесу, конечно.
В дверь постучали, и я положил трубку на рычаг. Надоел мне этот мистер Квигли. Я открыл дверь, и на пороге был Пабло.
Часовые стояли, казалось, на каждом шагу, и всем им Пабло должен был показывать свое удостоверение: у ворот штаба национальной гвардии, у входа в здание, у двери в приемную, куда нас провели. Все это время Пабло молчал и молча сел рядом со мной. Его револьвер больно тыкался мне в бок, и я начал терять терпение.
— Полковник Мартинес, — сказал я, — похоже, занятой человек.
Но Пабло не реагировал.
Когда наконец подошла моя очередь, Пабло расстался со мной у двери в кабинет, и я с любопытством увидел перед собой полковника, сидевшего в другом конце комнаты. Ни один полицейский не сказал бы, что это человек с военной выправкой. У него было доброе бледное взволнованное лицо, и, когда он поднялся, чтобы со мной поздороваться, я увидел, что он низенький и бочкообразный.
— Извините, что заставил вас ждать, мистер Смит, — сказал он, медленно и тщательно выговаривая слова по-английски, но с типично американской гнусавостью, по всей вероятности приобретенной за долгие годы жизни рядом с Американской зоной.
— Бэкстер, — поправил я его.
Он опустил взгляд, передвинул какие-то лежавшие на столе бумаги и поправился:
— Мистер Бэкстер.
За этим последовала долгая пауза. Он что, забыл, зачем меня вызвал, как забыл и мое настоящее имя? В любом случае он мне нравился куда больше мистера Квигли. В нем было какое-то прямодушие, которое, на мой взгляд, никак не вязалось с военной формой… или же полицейской.
— Садитесь, пожалуйста, мистер Бэкстер, — сказал он. — Мы немного беспокоимся по поводу мистера Смита — его неожиданного отсутствия. Он должен был выполнить для нас одну небольшую работу и вдруг взял и исчез, словно растворился в воздухе. — Он слегка закашлялся, что было очень вовремя и помогло мне промолчать. — Мы, конечно, знаем, что вы дружите с мистером Квигли. — Слово «мы» в его устах, казалось, охватывало всю национальную гвардию, и я на секунду удивился, зачем им понадобилось вести наблюдение за каким-то маленьким иностранцем, но тут я вспомнил про Пабло. Конечно же, он обо всем докладывал. Я сказал:
— Ну, не очень-то дружу.
Полковник сказал:
— Мистер Квигли — прекрасный журналист, и, поскольку он работает в газете гринго [презрительное прозвище американцев в Латинской Америке], у него есть источники информации, закрытые для нас. Мы подумали: может быть, он сказал вам что-то, что могло бы послужить указанием… Нам крайне необходимо узнать о мистере Смите.
Я подумал про письмо, но, следуя инструкции мистера Квигли, сказал:
— У меня никаких данных нет.
— Вас обоих видели вчера утром в отеле «Континенталь», и мы решили, что вы хотели встретиться с вашим отцом. Мы подумали, возможно, он сказал вам что-то…
Я не стал восполнять пробел в их информации о моих отношениях с Капитаном и сказал:
— Ни слова. Его в отеле уже не было. Он исчез.
— Да, да, исчез, нам это известно, и самолет его тоже исчез. Но я подумал, может быть, раньше он вам на что-то намекнул… уверяю вас, мы крайне обеспокоены — обеспокоены за его безопасность, мистер Бэкстер. — И, не поднимая глаз от бумаг, полковник произнес тихо, точно ему было совестно выдавать мне ценную информацию: — Люди видели, как он улетел, но не в том направлении.
— Не в том направлении?
— Не в том, в каком ему приказано было лететь.
Последовала долгая пауза — полковник Мартинес молча сидел, уставясь в свои бумаги. Я подумал: «Может, он тоже выбрал не то направление?»
Непонятность ситуации не давала мне покоя, и я попытался прояснить дело, задав вопрос, который даже для моих ушей прозвучал в этой тихой комнате до неприличия прямолинейно:
— А кто дал ему приказ? Вы или мистер Квигли?
Полковник Мартинес поднял глаза и издал легкий вздох, как человек, с чьих плеч свалилась необходимость соблюдать осторожность.
— Ах, да, мистер Квигли! Что, собственно, вы знаете о мистере Квигли?
— Я знаю, что он предложил мне работу.
— И вы собираетесь принять его предложение?
— Мистер Смит оставил мне письмо и чек. Он хочет, чтобы я немедленно возвращался домой.
— И вы поедете?
— Сначала я хочу рассказать ему о своих планах.
Полковник Мартинес сказал:
— Могу лишь надеяться, ради всех нас, что это окажется возможным.
Я совсем растерялся.
— Я что-то вас не понимаю, — сказал я Он что-ни будь натворил? Он в тюрьме?
— Безусловно, нет. Он же наш друг. Мы чрезвычайно высоко ценим все, что он делает для нас. Мы в нем нуждаемся. — Опять проклятое слово «нуждаемся».
— А при чем тут мистер Квигли?
— Ну, я не назвал бы мистера Квигли другом мистера Смита.
— Но, — я опять запнулся на этом имени, — но ведь мистер Смит послал мистера Квигли встретить меня, когда я прилетел.
— О, мы очень довольны тем, что мистер Смит поддерживает определенный контакт с мистером Квигли. Мы не говорим ничего плохого о мистере Квигли. Если вы решите работать для мистера Квигли — ваше дело, но, если это произойдет, мы, пожалуй, могли бы дать вам один маленький совет. А пока я советую вам подождать. Ничего не решайте: сначала поговорите — а мы надеемся, такой разговор состоится, — с вашим отцом.
Он прихлопнул бумаги на столе и поднялся с дружеской улыбкой, давая понять, что разговор — допрос? — окончен.
— Мы, конечно, сообщим вам, — сказал он, — как только получим какие-либо вести о вашем отце.
Но о случившемся мне сообщил не полковник Мартинес. Мне сообщил об этом через два часа — или, как он, несомненно, сказал бы, через два часа двенадцать минут — мистер Квигли. Я вернулся в гостиницу, в номер Капитана, так как идти мне было больше некуда. Прилег на диван, но заснуть не мог. Оставалось лишь думать — и как же усиленно я думал, как снова и снова все переворачивал в своем встревоженном и смятенном мозгу. Такое было впечатление, точно я держал кулаки, помогая наматывать шерсть, как это часто делал мальчишкой для Лайзы, а потом вдруг неосторожно дернулся и все нитки перепутались.
Почему их так тревожит исчезновение Капитана — ведь он исчез всего несколько часов тому назад? Разве вся его жизнь не состояла из исчезновений, начиная с того первого раза, когда он исчез из немецкого концентрационного лагеря и его отсутствие было обнаружено охранниками, — если то, что он рассказывал мне, было правдой? А может быть, мистер Квигли и полковник Мартинес опасались предательства со стороны Капитана, но разве вся его жизнь не была полна предательства? Он делал вид, что любит Лайзу, и, однако же, то и дело бросал ее по причинам, которые никогда не трудился объяснить. Кто был этот Сомоса, про которого говорил полковник Мартинес, и кто такие сандинисты? Я достаточно хорошо понимал, что был фантастически невежествен, понятия не имел о том, что происходило в этих
