– Наш город половцы не трогают, – отец Георгий облизал пересохшие губы. – Донец платит им дань, мы живем мирно. Потому я здесь.
'Не скажет, – понял Игорь. – И пытаться не стоит'.
– Прости меня, батюшка, – склонил смиренно голову. – Давно уже в полоне, душа не на месте, думается всякое.
– Бог простит! – обрадовано сказал священник.
– Вместо того, чтобы пытать тебя о Лаворе, следовало просто поговорить, – продолжил Игорь. – Две недели служишь, а я ничего не знаю о своем пастыре. Только что зовут Георгий, как и меня в святом крещении, – Игорь улыбнулся. – Доброе предзнаменование, правда?
Священник только улыбнулся в ответ.
– В каком храме в Донце служишь, батюшка?
– Преображения Господня.
– Настоятелем?
– Настоятель храм без попечения не бросит. Второй священник.
'Поэтому здесь, – улыбнулся про себя Игорь. – Хоть вы с половцами дружбу водите, а Поле настоятель ехать остерегся – обратно можно не вернуться'.
– Семья большая?
– Четверо душ.
– Скудно живете?
– На все воля божья, – смиренно ответил отец Георгий, но Игорь понял – зацепило.
– Скучаешь по жене и деткам?
Батюшка только вздохнул.
– Я тоже скучаю. Скорей бы в дом отчий! Ты бывал в Новгороде Северском?
– Бывал.
– Храм Покрова возле палат моих видел?
– И видел, и молился там, и даже в доме настоятеля, иеромонаха Анастасия гостил, – с умилением на лице сказал отец Георгий. – Добрый храм, добрый дом послал Господь Анастасию.
– Умер он. Великим постом. Без настоятеля храм сейчас.
Отец Георгий перекрестился и внимательно посмотрел на князя. В карих глазах плескалось затаенное.
– Епископ мне присылал священника, – продолжил Игорь, – но я не принял. Поскольку гречин. Я их не люблю с отрочества, – Игорь горько усмехнулся. – Когда умер отец на столе Черниговском, мать моя сговорилась с ближними боярами утаить его смерть, чтобы старший брат приехать успел и стол отцовский занял. Епископ, гречин, со всех клятву взял, что молчать будут, Евангелие велел целовать. А сам втайне написал моему стрыю Святославу, чтобы ехал в Чернигов быстрее: пока княгиня с детьми в изумлении от случившегося. Не забыл указать, что имения у покойного князя много. Стрый приехал и выгнал нас из Чернигова…
– Я хочу, – твердо сказал Игорь. – В свой храм Покрова взять священника русского. Молодого, исправно знающего службу и твердого в вере. Такого, как ты, батюшка!
Игорь поклонился и вышел из шатра. Но не прошел и десятка шагов, как его окликнули. Он оглянулся – отец Георгий спешил к нему, путаясь в длинных полах рясы.
– Ты можешь верить Лавору! – прошептал, подбегая. – Он будет верно служить.
– Спаси Бог! – кивнул Игорь и сразу ответил на немой вопрос в глазах священника: – Я не забуду!..
– Хороший охота был, конязь? – круглое лицо Мирзы лоснилось от широкой угодливой улыбки. – Много птица бил, долго свой бог молился, – Мирза старательно выговаривал русские слова: – Ты доволен, конязь?
– Доволен, – удивленно ответил Игорь.
– Тогда праздник, конязь?
– Праздник? – Игорь недоуменно смотрел на старшего в своей почетной охране и вдруг понял: – Праздник, Мирза! Я велю прислать кумыса – будете пить, сколько живот емлет.
Мирза склонился в поклоне:
– Конязь Гюрги – великий хан!..
– Благоволишь ты ему! – сердито сказал Райгула, подходя. – Опять весь вечер будут пить и возле костра скакать.
– Тебе жалко их же кумыса?
– Почему он у тебя просит?
– Кончак запретил им пить, пока меня охраняют. А вот если князь угостит…
– А ты и рад угождать!
Игорь внимательно посмотрел на тысяцкого. Маленького роста, сухопарый, он сейчас напоминал ему беркута, готового ударить жертву.
– Что лаешься? – спросил миролюбиво.
– Бояре ропщут.
– Бояре ропщут всегда. Что им не по нраву?
– Что дружбу водишь с погаными. Сколько наших полегло в Поле! Сколько мучатся в полоне! А ты ездишь на охоту, пьешь с погаными кумыс, забавляешься плясками их девок. И не только плясками! – насупился Райгула.
– Еще они говорят: я завел войско в Поле, погубил тысячи дружинников и воев, – усмехнулся Игорь. – Так?
– Так.
– А они не вспоминают, как сами кричали на пирах? Как требовали от меня вести их на поганых? Как хотели испить шеломом из Дона и переломить копья о край Поля половецкого? Кто не позволил мне увести войско ночью, когда потоптали орду, а наутро обступили нас половцы? Кто требовал отдыха и дележа добычи? А сейчас они ропщут: князь виноват! За свой грех я отвечу пред богом. А они?.. Что им не по нраву? Князь один забавляется? Я всех зову на охоту и в свой шатер. Что не идут?
– Грех, князь веселиться, когда родная земля кровью заливается!
– Мы ей крепко пособим, если будем сидеть в шатрах и лить слезы?
– Все равно не гоже, князь! – насупил брови Райгула.
Игорь внимательно посмотрел на тысяцкого. Тот стоял, непреклонно, в упор глядя на него маленькими темными глазами. 'Сказать ему? – заколебался Игорь. – А сохранит в тайне? Побежит к боярам – они ему роднее. И не сказать нельзя – без помощников никак. Придется'.
– Сам знаю, что не гоже, – вздохнул, кладя руки на плечи Райгулы. – У самого душа болит.
Тысяцкий смотрел на него удивленно.
– Кончак, уезжая в поход, велел мне охотиться, пить кумыс и смотреть на пляски девок половецких. Вот и делаю так, чтобы все думали: князь покорен.
– Но зачем?
– Если я буду дни напролет сидеть в шатре, ходить с постной рожей, как твои бояре, что подумает охрана? Что князь задумал недоброе. И будут меня сторожить крепко. Со злом. Потому как без кумыса они злые.
Тысяцкий все еще не понимал.
– Я не смогу убежать, если меня будут хорошо стеречь! – сердито сказал Игорь.
– Задумал бежать? – Райгула не смог скрыть изумления. – Это невозможно!
– Прошлым летом из половецкого полона бежали сотский Якуб с сыновцем. Их держали под самой Тмутараканью, у них не было ни коней, ни друзей добрых, но они пришли на Русь! Чем я хуже?
– Поймают поганые – в колодки забьют!
– Тогда буду лить слезы! – усмехнулся Игорь.
– Но зачем бежать? – все еще недоумевал тысяцкий. – Выкупа жалко?
– Не нужен Кончаку мой выкуп. Ему Святослав Киевский за меня две тысячи гривен давал. Целый воз серебра! Не взял хан. Ты когда-нибудь слышал, Райгула, чтобы половецкий хан от серебра отказался?
Тысяцкий покачал головой.
– Не собирается Кончак меня из Поля отпускать.
– Что хочет?
– Чтобы я с ним на Русь ходил. Как когда-то мой дед Олег. Чтобы вместе русские города приступом брали, имение грабили, людей в полон гнали.
Маленькие глазки тысяцкого округлились.
– Ты вот про Русь, что кровью обливается, плачешь, – продолжил Игорь. – А что будет, если вместе с ханом пойду? Озлюсь сердцем, как дед, когда его с родных земель согнали? Умоются кровью все – от Переславля и Киева до Смоленска и Новгорода Великого!
– Грех, князь! – перекрестился тысяцкий. – Даже думать нельзя!
– Что делать? Убить себя?
– Великий грех! – снова перекрестился Райгула.
– Это мой грех, и я за него в ответе. Но что будет с Северской землей, если меня не станет? Сам знаешь, без князя земля долго не простоит – найдутся хозяева. Кто? Брат в полоне, оба сына – в полоне, сыновец – в полоне. Значит, чужой! Придет, выгонит Ярославну с детьми из Новгорода Северского, как когда- то меня с матерью выгнали из Чернигова. Мое горе? А что будет с тобой, Райгула? Новому князю старый тысяцкий без нужды – у него свой есть! Куда пойдешь, где голову преклонишь? Кем Михалко станет? Гриднем у чужого князя, как Улеб Гомийский? Ты этого хочешь?
