Городе Игрушек, которая совсем не выглядела дружелюбной. — А ты кто будешь? — спросил Джиль, небрежно передвигая руку на поясе поближе к пистолету.
— Я — Что Хочешь, — ответила игрушка. — Это не то имя, которое мне дали. Не человеческое имя. Я был адаптер — игрушка-трансформатор. Если мне руки и ноги поизгибать, я приму новую форму. Я мог быть флаером, кораблем или человеком. Но это было и все, предел. Потом прибыли фурии. К нам они явились без плоти — только сияющий металл, как у меня, только куда больше. Они были сильны, быстры и удивительны, и я хотел быть, как они. Но убивать ради них я не хотел. И потому я стоял в стороне в кровавую ночь. Не мог решить, на чью сторону я хочу встать. Фуриям я поклонялся. Они были всем, чем я только мечтал стать. Но я не хотел убивать. Однажды я найду способ себя усовершенствовать, научиться меняться во Что Хочешь. И тогда я пойду к фуриям, и мы узнаем, кто из нас выше. Как они были красивы! Не той красотой, что понятна вам, людям. Они были дики, свободны и прекрасны. Я любил их тогда, и всегда буду любить.
— Они — Враги Человечества, — напомнил Тоби.
— Это я знаю, — ответил Что Хочешь. — Вы просто им завидуете. Давайте сменим тему. Я собираюсь с вами в поход. Джиль нахмурился:
— В какой поход? Никто не говорил, что мы идем в поход.
— Это потому, что одни умеют держать язык за зубами, а другие нет, — отозвался Плюшевый Медведь. Он на своих неуклюжих мохнатых ногах ковылял к ним по платформе. — Вашему другу уже лучше. Я вас потом к нему отведу. А сейчас нам надо поговорить.
Он ткнул спящего Козла ногой в ребра. Козел всхрапнул, хрюкнул и открыл один глаз.
— Поставьте под кровать, сестра, я схожу потом. А, это ты, Медведь. Всегда прерываешь самые лучшие сны.
— Надеюсь, — ответил Медведь. — Кто бы тебя ни программировал, у него было странное чувство юмора. А теперь вставай и слушай. Как это ни странно, от тебя может быть польза. — Он повернулся к людям. Камера Флинна взлетела с плеча хозяина, выискивая ракурс получше. Медведь просиял: — Какая красивая игрушка. Только она совсем себя не осознает?
— Вряд ли, — сказал Флинн. — Она скорее часть меня.
— Жаль, — заметил Медведь. — Теперь, пожалуйста, послушайте меня. Вам нельзя здесь оставаться. Слишком опасно. Когда плохие игрушки узнают, что вы здесь — а они наверняка узнают, — они атакуют Город Игрушек всеми своими силами. Они уничтожат нас всех и сровняют город с землей, только чтобы до вас добраться. Я этого допустить не могу. Кроме того, того, что вы ищете, здесь нет.
— Откуда ты знаешь, что мы ищем? — спросил Джиль. — Мы тебя еще ни о чем не спрашивали.
— А и не надо, — ответил Плюшевый Мишка. — Вас могло привести сюда только одно. То же самое, за чем прилетели люди-солдаты. Вы ищете Винсента Харкера. Красного.
— А что ты знаешь о Харкере? — спросил Тоби.
— Он живет в старом Лесу, возле конца великой Реки. К нему приходят игрушки, хорошие и плохие, и никогда не возвращаются. Он строит вокруг себя армию. Зачем — никто не знает. Мы не знаем, что он делает или говорит тем игрушкам, которые к нему приходят, но они преданы ему даже до смерти. Ему, человеку. Только шепотом ходят по Реке слухи о Красном, о сумасшедшем, опасном человеке. Который поклялся изменить этот мир до неузнаваемости и сделать его своим. Гаммельнский Флейтист мира игрушек, сирена, против песни которой ни одна игрушка устоять не может. Черное сердце мира игрушек. Красный. Вы хотите его — мы будем рады. Заберите его, пока он нас всех не уничтожил. Джиль посмотрел на Флинна и Тоби:
— Похоже это на человека, которого мы ищем? — Кто знает? — пожал плечами Тоби. — Предполагается, что он — гений тактики, а все они психи, эти гении. Кто может знать, что с ним могло статься за несколько месяцев жизни в таком мире? Джиль обернулся к Медведю:
— Как нам его найти?
— Мы дадим вам транспорт, и я отведу вас прямо к нему, — сказал Плюшевый Медведь. — Я и несколько тщательно отобранных друзей отвезем вас вниз по Реке прямо в Лес. Мы вам необходимы как проводники, а по-другому вам туда не добраться. И сторонники Красного вас к нему не пустят, если за вас не поручатся другие игрушки. Так что с вами поедем я, Козел, Пуги и Что Хочешь. По всей Реке, туда, откуда не вернулась ни одна игрушка. Я надеюсь, вы оцените, что мы для вас делаем.
— Сомневаюсь, — возразил Козел. — Ты бы послушал, то они о нас говорили, когда думали, что я сплю.
— Ты что, опять подслушивал? — строго спросил Медведь. Козел пожал плечами:
— Такова моя натура. Вини не меня, а людей, которые меня создали. Я не просил, чтобы меня сделали.
— А почему вы вызвались? — спросил Тоби. — Вы ничего о нас не знаете. Мы можем быть и хорошими, и плохими, и какими угодно. Мы можем даже быть хуже Красного.
— Разумеется, — ответил Медведь. — Вы — люди. Непредсказуемые. Не такие, как мы. Мы — то, что мы есть. Наши мотивы куда проще. Мы хотим, чтобы с Харкером разобрались, а только человек может иметь дело с человеком.
Мы с Козлом едем, чтобы вас защищать — это наша работа. Пуги отправляется, чтобы искупить вину за убитых им людей. А Что Хочешь надеется получить от вас или от Харкера технику, которая поможет ему стать тем, чем он хочет быть. Понимаете? Ясно и открыто, без тайн. Мы ведь всего лишь игрушки.
Центр первой помощи оказался комнатой в глубине здания станции. Стены были выкрашены бледно-зеленой антисептической краской, но покрыты яркими и простыми картинами, предназначенными, чтобы успокаивать пациента. Медицинские возможности кукол ограничивались простейшими средствами, без какой-либо настоящей техники. Очевидно, центр был задуман лишь как краткая остановка на пути богатых пациентов за пределы планеты к более развитой медицинской помощи. Финли и Евангелина смотрели издали, как сестры положили Джулиана на кровать и пробежались по нему сканером. Он уже перестал кашлять, но выглядел изможденным и усталым. Пуги заставили ждать снаружи. Он все больше расстраивался, и шум от него начинал беспокоить Джулиана. Финли и Евангелина слышали, как это создание плачет под дверью.
Люди не знали, насколько серьезно это надо воспринимать. Даже со скидкой на мультяшную природу Пуги его горе казалось слишком уж сильным для горя по человеку, которого он видит впервые. Финли не мог забыть, что Дружественное Создание убивало людей. Которые, быть может, верили ему так, как он хотел, чтобы верили ему сейчас. Евангелина хотела верить, что он изменился. А Финли считал, что есть такие преступления, такие предательства доверия, которые нельзя ни забыть, ни простить.
Сестры казались достаточно умелыми. Они обращались с Джулианом как с больным ребенком, но, к счастью, эспер-одиночка был слишком слаб, чтобы возмутиться. Финли не знал, что надеются найти куклы такого, чего не заметили бы медицинские эксперты Подполья. Он настоял на полном медицинском обследовании Джулиана перед отлетом, и Джулиан его легко прошел. Но все равно Финли не мог не беспокоиться. Принимая участие в юном эспере, он все же оставил бы его дома без колебаний, если бы хоть на минуту счел его возможной обузой в поисках Харкера.
Евангелина взяла его за руку и сжала.
— Перестань хмуриться, любимый. А то морщины будут. Я уверена, что Джулиан в хороших руках.
— Мне не нравится потеря времени, в которую нам это встанет, — откровенно сказал Финли. — Чем дольше мы тут торчим, тем вероятнее мы становимся мишенью и тем вероятнее, что до Харкера дойдут вести, что мы его ищем и уже на планете.
— Не в этом дело. Я знаю, что ты беспокоишься о Джулиане.
— Он хороший парень, — ответил Финли. — Смелый, преданный, сильный. Обидно видеть его таким.
Евангелина повернулась к Финли.
— А как ты вообще к нему относишься? Ты ведь знаешь, что он тебя боготворит?
— Знаю. Хотелось бы мне, чтобы этого не было. У его бога ноги из глины. Как я к нему отношусь?
