распахнулись со скрипом, прозвучавшим в тишине излишне громко и заставившим обоих съежиться. Но сигнализация не сработала, тревога не поднялась и в доме никто не переполошился. Выждав момент, они осторожно двинулись дальше. Сад без ухода разросся так, что, даже идя по дорожке, им приходилось продираться сквозь шипастые розовые кусты и пригибаться, чтобы не приложиться головой о нависавшие ветки. Уличные огни остались позади, и вокруг сгустилась кромешная тьма, но Тоби в свете особо не нуждался. Дорогу ему подсказывала память юных лет, когда он темными вечерами удирал из дома на пирушки, с которых возвращался в предрассветном сумраке. Флинн держался поближе к Тоби. Оба то и дело вздрагивали. Им казалось, что каждый производимый ими звук далеко разносится в неподвижном воздухе. Наконец они подошли к парадной двери. Тоби резко остановился, и Флинн от неожиданности едва не налетел на него. Над настежь распахнутой дверью горел фонарик.
— Черт, — пробормотал Тоби. — Они знают, что мы здесь.
— Они? — переспросил Флинн. — Кто такие эти
— Всегда есть
— Понял, босс.
Тоби шагнул вперед, в темный коридор за парадной дверью. Флинн, чуть ли не наступая ему на пятки, шел следом. Нащупав выключатели, Тоби зажег все имевшиеся светильники. Вспыхнул яркий свет, и журналистам пришлось подождать, пока привыкнут глаза. А когда они приноровились, Тоби первым делом отметил лежавшую повсюду пыль. Он нахмурился. Грация была помешана на порядке и всегда содержала дом в идеальной чистоте. Поспешив в глубь дома, Тоби не обнаружил ничего, кроме пустых комнат и лежавшего повсюду густого слоя ничем не потревоженной пыли. Похоже, все эти помещения были покинуты давным-давно. Подойдя к массивным дверям главной приемной Грации, он после недолгого колебания рывком распахнул их и шагнул внутрь.
Комната была ярко освещена, ее хозяйка, Грация Шрек, сидела на своем обычном месте, возле камина. А рядом с ней стоял не кто иной, как спикер Парламента Элайя Гутман. Они оба любезно кивнули Тоби.
— Что ж, — промолвил репортер. — Это многое объясняет.
— Заходи, дорогой, — невозмутимо произнесла Грация. — Будь как дома. Не хочешь ли чаю?
— Чаю не нужно. Я не чаевничать пришел, а задать кое-какие вопросы. И не уйду, пока не получу на них ответы.
— Получить-то ты их можешь, это не проблема, — промолвила Грация, чье лицо и голос оставались совершенно бесстрастными. — Другой вопрос, понравятся ли они тебе.
— Давай начнем с этого отброса человечества, который стоит рядом с тобой, — сказал Тоби, сердито глядя на Гутмана. — Давно ты приноровился использовать нашу семью для прикрытия своих махинаций?
— О, думаю, это тебя удивит, — ответил Элайя Гутман с непринужденной улыбкой. — Грация была одной из немногих уцелевших аристократок, которым все доверяли. Признаюсь, Тоби, твои сообразительность и прыть производят впечатление. Никто не должен был догадаться о том, что здесь происходит, пока не стало бы слишком поздно.
— Ладно, Элайя. За похвалу спасибо, но раз уж я здесь, то не сочти за труд меня просветить. Что, черт возьми, здесь происходит?
— Э, босс… — подал голос Флинн.
Тоби огляделся по сторонам и увидел, что в открытую дверь молча входят слуги Грации. Их набралось два десятка, все с оружием и с одинаковыми пустыми, безжизненными глазами. Тоби и Флинн мгновенно оказались в кольце, под прицелом дисраптеров.
— Мы ждали тебя, — сказала Грация. — С того момента, как секретный сигнал сообщил о том, что ты вскрыл семейные файлы. Поначалу мы подумывали, не прикончить ли тебя сразу, но потом решили: зачем спешить, если твое неуемное любопытство и поразительная приверженность семейной чести не позволят тебе предать полученные сведения огласке и все равно приведут тебя сюда. Прямо к нам. Вот ты и пришел. Кстати, пусть твой оператор продолжает съемку. Мы пустим эту запись в эфир, но потом. Тогда, когда она уже ничего не изменит.
— Что, черт возьми, с тобой приключилось, Грация? — спросил Тоби. — Если у тебя возникли проблемы, почему ты пришла к этому червю Элайе, а не ко мне? И где Кларисса?
— Она скоро подойдет, — промолвила Грация, которую эта вспышка гнева ничуть не тронула. — А о том, что здесь происходит, ты мог бы догадаться и сам. На самом деле все очень просто. Я вовсе не Грация Шрек, и этот малый никакой не Элайя Гутман. Мы оба агенты планеты Шаб. Я фурия, машина в человеческом облике, а Элайя и все присутствующие здесь слуги — «зубы дракона». В их мозгах движутся мысли Шаба. После того как Элайя некоторое время тому назад лишился собственной личности в компьютерной Матрице, ему не составило труда посылать туда слуг, одного за другим, под тем или иным предлогом. Ныне мы представляем собой глаза и уши Искусственных Разумов Шаба, Шестую Колонну в самом сердце владений человечества. И ты не поверишь, сколько вреда мы уже успели причинить.
— Как спикер Парламента я имею автоматический доступ ко всей секретной информации политического или военного характера, — подхватило нечто, с лицом и голосом Гутмана. — Естественно, все эти данные направляются непосредственно на планету Шаб. Я потратил немало времени на тайные переговоры с лидерами партий и фракций, возбуждая в них взаимную подозрительность и делая все, чтобы они никогда и ни в чем не смогли прийти к сколь бы то ни было серьезному соглашению. И уж конечно, мне известны все их маленькие, грязные секреты. В нужный момент мы все их раскроем. И какой же тогда воцарится хаос…
— Мерзавцы! — воскликнул Тоби. — Честно скажу, до такой гнусности я не додумался. Ты, Элайя, всегда был негодяем, но Грация… Я всегда любил тетушку, хоть она меня и не жаловала. Можно узнать, что случилось с настоящей Грацией Шрек?
— Конечно. Я ношу все, что от нее осталось, — ответила фурия.
Выкрикнув что-то нечленораздельное, Тоби в ярости рванулся вперед, но Флинн остановил его, схватив за руку.
— А Кларисса? Что с ней? — хрипло спросил Тоби, гневно взирая на живую машину, облаченную в кожу его покойной тетки.
— Жива, здорова и сохранила свою человеческую сущность, — с неизменной, словно приклеенной, улыбкой заверил его лже-Гутман. — Мы всегда понимали, что она может понадобиться нам как заложница, чтобы сделать тебя сговорчивее. Будешь вести себя хорошо, скоро ее увидишь.
— А что потом? — спросил Тоби, сжимая кулаки в бессильной ярости.
— Ничего особенного, просто вас заменят, — ответила фурия. — Всех троих. Мы обработаем тебя психотропными препаратами, так, чтобы ты был транспортабелен и не вызывал подозрений. После чего Элайя поместит тебя в Матрицу. Это означает полное избавление от путаных, противоречивых человеческих мыслишек. Их сменит безупречная логика Шаба. Ты нам пригодишься: известный репортер может немало сделать для деморализации человечества. Думаю, начать надо будет с широкой общественной кампании против экстрасенсов. В обстановке всеобщей маниакальной подозрительности нам потребуется не так уж много времени, чтобы загнать их всех в концентрационные лагеря… для обработки. В конце концов, никто, кроме них, не в состоянии обнаружить наше присутствие.
— Я скорее умру, чем стану помогать вам, — заявил Тоби Шрек.
— Умереть ты можешь, но помогать нам будешь даже мертвым, — отозвался Элайя Гутман.
Позади послышался шум. Тоби с Флинном обернулись и увидели, как двое слуг с пустыми глазами вталкивают в открытую дверь Клариссу. Волосы ее были растрепаны, глаза покраснели от слез. Увидев Тоби, она бросилась к нему, всхлипывая и пытаясь что-то пролепетать. Крепко обняв девушку, репортер нежно погладил ее по волосам и сказал:
— Не плачь, Кларисса, все будет хорошо. Я здесь. Я знаю, что происходит, и не допущу, чтобы тебя обидели.
