– Женившись на мне, ты станешь бароном. Владельцем богатых земель. Тысячи людей будут работать на тебя, благородные рыцари будут рады, если ты возьмешь их на службу. У тебя будет много золота и серебра, лучшие кони, лучшие доспехи и оружие, вкусная еда, полные погреба выдержанных вин и сикера.
– Ты хочешь отдать мне баронство?
– Женщине в Леванте нельзя владеть баронией. У меня полгода, чтобы снова выйти замуж. Если откажусь, баронство отнимут.
– Его и без того отнимут.
Алиенора недоуменно посмотрела на любовника.
– Война проиграна, Алечка! Время христианских королей в Леванте закончилось. Здесь будет править Саладин!
Алиенора резким движением отодвинула поднос.
– Ты приехал сюда издалека и не знаешь Леванта, – сказала она надменно. – Христиане здесь давно воюют с сарацинами. Бывало, язычники побеждали, но, в конце концов, земли оставались за нами. Много рыцарей погибло под Тивериадой, это великая беда, но папа римский не оставит нас. По его призыву сюда приедут тысячи! Саладину удалось занять много городов, но Триполи и Антиохия остаются за нами. Азни – тоже. Мы вернем Иерусалим, святые места, где Господь претерпел крестные муки! Будет много битв и много крови, но истинная вера одержит верх. Поэтому я ищу себе в мужья настоящего рыцаря! Если ты робок, так и скажи! Я найду другого!
Иоаким встал и стал одеваться. Приступ гнева у Алиеноры прошел, теперь она виновато смотрела на любимого, коря себя за горячность. Конечно, он обиделся! Покойный барон прибил бы за такие слова! Самое тяжкое оскорбление рыцарю – обвинить в трусости.
Иоаким затянул пояс, заткнул за него кинжал в ножнах и обернулся к ней. Алиенора напряглась. Но на лице его не было гнева.
– Моя жена – ведьма, – сказал он спокойно, – но и я, Алечка, кое-что могу. Брось в меня кубок!
Алиенора смотрела на него с недоумением.
– Да бросай же! – раздраженно выкрикнул Иоаким.
Алиенора, вздернутая этим криком и состоявшимся разговором, не помня себя, швырнула серебряную чашу. Не долетев до лица Иоакима, та будто наткнулась на невидимую стену и со звоном упала на каменный пол. Алиенора похолодела.
– Бросай вторую!
Алиенора подчинилась. Вторая чаша, как и первая, натолкнулась на невидимую преграду и упала рядом.
– Ты колдун?! – воскликнула Алиенора.
– Нет. Я хочу, чтоб меня не считали трусом, когда я говорю правду. В земле, откуда я родом, знают многое, в том числе будущее Леванта на восемь веков вперед, – сказал Иоаким, поднимая чаши и водружая их обратно на поднос. – Ошибки нет и быть не может. Война с сарацинами продлится долго, много крови прольется. Но эти земли никогда больше не подпадут под власть христиан.
Глаза Алиеноры повлажнели.
– Тебе нужно думать о себе, Алечка. Баронство кончилось. Есть у тебя куда уехать?
– Отец умер. В Триполи у него был лен – рыбный рынок. Сейчас он принадлежит младшему брату. У старшего брата есть земли в Аквитании, после смерти дяди он правит графством.
– Старший брат примет тебя?
– Будет недоволен. Но жить в замке позволит. Недолго. Постарается выдать замуж.
– Тоже выход, – согласился Иоаким. – Не сладкий, но лучше, чем просить милостыню.
– Этот Саладин, – сказала Алиенора после недолгого молчания. – С ним можно договориться? Скажем, принести омаж?..
– Он держит слово. Пообещает – исполнит. Но вряд ли согласится отдать баронство христианину. Потребует перейти в ислам.
– Это страшно?
– Есть люди, которые считают, что бог у христиан и сарацин один, только молятся ему по-разному, – ответил Иоаким. – Но суть не в молитвах. Обычаи разные. У сарацин жена строго подчинена мужу, не имеет голоса, кроме того, мусульманин может иметь четыре жены.
'Это как позволит первая!' – подумала Алиенора.
– Ты б согласился сменить веру? – спросила с любопытством.
Иоаким задумался, затем покачал головой.
– Не то, чтоб я слишком верующий… Не мое. Родился и вырос в одной вере, поздно менять. Против мусульман ничего не имею, люди как люди. Но другие. Это как чужая земля, куда приехал не по доброй воле: другой язык, другие обычаи, и ты себя чувствуешь чужим. Не привыкну.
Иоаким наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
– Прощай, баронесса! Не гневайся на бедного рыцаря. Он тебя любит. И в обиду не даст.
Он подмигнул ей и вышел, стукнув дверью. Алиенора нырнула под одеяло и долго лежала, заложив руки под голову.
'Я не буду просить отца Лотаря читать над ним молитвы, – думала она. – Это не поможет. Иоаким – это не простодушный Рено. Но неужели Иоаким прав, и я потеряю баронство? Это хуже смерти! Я не хочу жить из милости у старшего брата! Я богаче его, богаче младшего, богаче обоих сразу. Я выстрадала это богатство! Я знаю в Азни каждое поле и рощу, знакома со всеми бальи… Я бывала в каждом селении дважды в год и везде целовали мне руки…'
Алиенора вздохнула, мысли ее закружились вокруг другого. 'Как хорошо, если б Иоаким остался! Мне никогда не найти лучшего мужа. Он так не похож на местных рыцарей, грубых и чванливых! Я обидела его… Он может не придти вечером. Господь всемогущий!.. – подумала Алиенора в страхе. – Ведь может…'
Однако страх быстро прошел. 'Он сказал, что любит меня, – вспомнила Алиенора. – Он придет. И будет вновь обнимать меня всю ночь. Как он страстен и неистов в любви! Как нежен… Господь всемогущий! Это такое счастье…'
Она б еще долго предавалась сладким грезам, но пришла Берта…
Выйдя из покоев баронессы, Иоаким зашагал по коридору к лестнице, ведущей на стены замка. Но прошел немного. В дальнем конце возникла странная тень: человек в темных одеждах с капюшоном, скрывавшим лицо. Внезапно незнакомец размахнулся… Тяжелый нож, стремительно вращаясь, полетел в Иоакима – прямо в горло. И, наткнувшись на невидимую преграду, со звоном упал на каменный пол.
Тень метнулась к лестнице. Иоаким, выхватив кинжал, побежал следом. Одним духом взлетев по лестнице на стену, он недоуменно остановился. Стены были пустынны – только вдали, у башни, маячил стражник, который смотрел в долину и не видел чужестранца. Иоаким глянул вниз. Двор тоже был почти пуст; у конюшен двое слуг убирали навоз, стоя спиной к баронскому дворцу, один мел двор, и нигде не было видно человека в темных одеждах с капюшоном.
Постояв немного, Иоаким вложил кинжал в ножны и спустился обратно. Он недоумевал: в этом конце дворца лестница вела только на стену, покушавшемуся на него бежать было некуда. На всякий случай Иоаким внимательно осмотрел лестницу. Она была обычной: сложена из каменных блоков, без перил. В основании Иоаким разглядел сквозную нишу, верх ее вывели сводом. Видимо, каменщик таким способом облегчил сооружение, чтобы лестница не давила всей массой на перекрытие. В коридоре стоял полумрак, нишу разглядеть было сложно, в тоже время она была достаточно большой, чтобы спрятаться взрослому. Иоаким на всякий случай вновь извлек кинжал из ножен, но ниша оказалось пустой. Сомневаться не приходилось: убийца спрятался в нише, а после того, как Иоаким взбежал на стену, спокойно выбрался и ушел.
Иоаким вернулся в коридор. Брошенный убийцей нож лежал на полу, Иоаким поднял его и направился к Козме. Тот был не один: за столом рядом с лекарем сидел Ярукташ, хозяин и слуга мирно завтракали, запивая холодное мясо вином. Иоаким положил нож на стол и в двух словах поведал о покушении. Козма нахмурился. Евнух взял нож и стал рассматривать.
– Можно определить, чей? – спросил Козма.
– Обычный нож для метания, – пожал плечами Ярукташ. – Простые деревянные накладки из дерева на ручке. Костяные разбиваются при ударе. У хорошего воина таких ножей пара, принадлежать может кому угодно.
– А по отпечаткам пальцев не определишь, – сказал Козма по-русски.
Внезапно Ярукташ поднял нож к свету и стал внимательно рассматривать лезвие. Встал и подошел к жаровне, где еще тлели угли. Сунул лезвие в жар. Резкий, неприятный запах поплыл по комнате.
– Нож не задел тебя? – встревожено повернулся евнух к Иоакиму.
– Пролетел мимо.
– Ты говорил, что удар был нацелен в горло? – удивился Козма.
– Успел увернуться, – ответил Иоаким после короткой паузы. – Нож ударился в стену.
Козма понимающе кивнул – евнуху было незачем знать об особом даре друга.
– На ноже нет следов удара о камень, – Ярукташ подозрительно посмотрел на Иоакима.
Тот в ответ только плечами пожал. Ярукташ оставил нож в жаровне, подошел и стал пристально рассматривать грудь и руки Иоакима.
– Ты уверен, господин, что нож не оцарапал тебя? – спросил он настойчиво. – Может, снимешь одежду?
– Да что там? – вмешался Козма.
– Лезвие отравлено, чувствуете запах? – хмуро ответил евнух. – Я знаю этот яд. Даже царапины хватит для смерти.
Козма присвистнул. Под настойчивыми взглядами евнуха и Козмы Иоаким расстегнул халат и стащил через голову нижнюю рубаху. На груди и руках его не было свежих царапин. Евнух обошел Иоакима.
– Это что? – спросил, касаясь багровых полос на спине.
– Не от ножа, – ответил Иоаким, смутившись. 'Алька ободрала, – подумал он сердито. – Забирает ее в любви не по-детски. Надо будет сказать, чтоб не давала воли ногтям…'
Козма, словно прочел мысли друга и ухмыльнулся. Евнух оставил Иоакима в покое.
– Неужели опять Рено? – задумчиво сказал Козма, когда Иоаким оделся. – Не утерпел…
– Кто-то очень хочет, чтоб думали на Рено! – возразил Ярукташ. – Если б нож задел Иоакима, баронесса этого рыцаря казнила бы. Да, у Рено есть причина злиться на твоего друга, но такой человек, как он, никогда бы не додумался смазать лезвие ядом. Так поступают сарацины. И то не все.
