— Кто? Энрике? — И прокричал уже совершенно диким голосом: — Твой жених! Какой еще жених?..
Сколь ни странно, но Норе все же удалось сохранить некоторое самообладание. И она нажала кнопку, включив микрофон. Голос Блэр зазвучал уже на всю комнату:
— Он врач, перуанец. Мы познакомились, как только я приехала, и он такой чудесный, такой замечательный человек, папа! Это любовь с первого взгляда, уже через неделю мы решили пожениться. Он никогда не был в Штатах, представляешь? И ему все нравится! Я рассказывала ему, как мы в Америке справляем Рождество: елка, игрушки, лампочки, снеговик на крыше, потом рождественский обед и все прочее. А снег идет, пап? Энрике никогда не видел снега, белого Рождества!..
— Нет, милая, еще не пошел. Погоди, тут мама рвет из рук трубку.
Лютер протянул трубку Норе. Та вцепилась в нее, хотя при включенном микрофоне это было вовсе не обязательно.
— Блэр? Где ты, дорогая? — воскликнула Нора, пытаясь вложит в вопрос весь энтузиазм, на какой она была способна.
— В аэропорту Майами, мамочка. И наш борт прибывает в шесть часов три минуты. Мам, тебе обязательно понравится Энрике, он такой милый, такой красавчик, что ты упадешь! Мы влюблены друг в друга просто безумно! И уже планируем свадьбу. Возможно, этим летом, ты как считаешь?
— Ну, там посмотрим.
Лютер рухнул на диван, сраженный новостями наповал.
Блэр же продолжала:
— Я рассказывала ему о Рождестве на Хемлок-стрит, о ребятишках, о том, как они радуются и играют, о снеговиках, о грандиозных приемах, которые мы закатываем дома. У тебя все готово к рождественскому обеду, а, мамочка?
Лютер тихо застонал, и тут Нора допустила первую свою ошибку. Впрочем, винить ее было сложно, паника мешала рассуждать здраво. Позже Лютер справедливо упрекал ее в том, что она не сказала, хотя должна была сразу заявить примерно следующее: «Нет, милая, в этом году никакой вечеринки мы не устраиваем».
Ошеломленная свалившимися на нее новостями Нора вымолвила:
— Ну конечно, готово.
Лютер издал еще один стон. Нора покосилась на него: отпускник-бездельник в нелепом ярком костюме лежал на диване, точно пулей сраженный. Да она сама бы пристрелила его на месте, будь у нее такая возможность.
Блэр ликовала:
— О, замечательно! Энрике всегда мечтал отпраздновать Рождество в Штатах! Ведь я столько рассказывала ему об этом чудесном празднике. Настоящий сюрприз, верно, мамуля?
— Да, дорогая, действительно сюрприз. Я очень, очень рада, — умудрилась выдавить Нора, причем это получилось у нее довольно убедительно.
— Только никаких подарков, мам, ладно? Пожалуйста, обещай, что не будет подарков. Я собиралась сделать вам сюрприз, просто приехать домой без предупреждения. И не хочу, чтобы вы с папой в последний момент носились по магазинам в поисках подарков. Обещаешь?
— Обещаю.
— Вот и славно. Жду не дождусь, когда буду дома.
«Но ты же там и месяца не пробыла!» — хотелось сказать Лютеру.
— Мы ведь не доставим вам беспокойства, мамочка?
Словно Лютер с Норой могли ответить на этот вопрос утвердительно. Словно у них был выбор. Не могли же они сказать родной дочери: «Нет, Блэр, в этом году домой на Рождество тебе нельзя. Так что разворачивайся, дорогая, и лети обратно, в свои перуанские джунгли».
— Ладно, мне пора. Сейчас у нас рейс до Атланты, там пересадка, и домой. Можете нас встретить?
— Ну конечно, милая, — ответила Нора. — Без проблем. Так ты говоришь, он врач?
— Да, мама. И он такой замечательный!
Лютер сидел на самом краешке дивана, закрыв лицо руками, точно плакал. Нора стояла в центре комнаты, зажав в руке телефонную трубку, стояла и смотрела на мужа, точно решая, стоит ли запустить в него этой самой трубкой или нет.
И, подумав хорошенько, решила, что все же не стоит.
И вот наконец Лютер отнял ладони от лица и выдавил:
— Который час?
— Одиннадцать пятнадцать. Двадцать четвертое декабря.
В комнате воцарилась напряженная тишина, затем Лютер задал второй вопрос:
— Зачем тебе понадобилось говорить ей, что вечеринка у нас будет?
— Потому, что она у нас будет.
— О...
— Не знаю, кто там с ней приезжает й что они там едят, но вечеринка состоится.
— Но я далеко не уверен, что...
— Не начинай, Лютер. Это была твоя совершенно дурацкая идея.
— Еще вчера ты не считала ее дурацкой.
— Да, а сегодня ты выглядишь полным идиотом. Так что праздничный обед у нас будет, мистер Пляжный Модник, и мы поставим елку с лампочками и игрушками, и ты поднимешь свою тощую загорелую задницу на крышу и установишь там снеговика.
— Нет, только не это!
— Да!
Еще одна томительная пауза, и в тишине Лютер вдруг услышал, как на кухне громко тикают часы. Или то было биение его измученного сердца? Потом он опустил глаза и увидел свои пестрые шорты. Всего несколько минут назад он надевал их, предвкушая волшебное, путешествие в рай.
Нора наконец положила телефонную трубку и отправилась на кухню. Захлопала там дверцами, загремела посудой.
Лютер же продолжал разглядывать цветастые шорты. Теперь от одного их вида ему становилось тошно. Псу под хвост пошли круиз, пляжи, острова, теплые воды и обильная кормежка на протяжении двадцати четырех часов в сутки!
Неужели один телефонный звонок способен изменить все?
Глава 13
Лютер медленно поплелся на кухню, где его жена сидела за столом и составляла списки.
— Нам надо поговорить! — взмолился он.
— О чем говорить, Лютер? — рявкнула Нора.
— Давай скажем ей правду.
— Еще одна совершенно идиотская идея!
— Но правда всегда лучше.
Она перестала писать, подняла на него горящие гневом глаза:
— Это и есть вся правда, Лютер. У нас осталось всего семь часов, чтобы подготовиться к празднику.
— Неужели Блэр не могла раньше позвонить?
— Нет. Потому что она знала, была уверена: дома ее ждут елка, подарки, праздничный обед. Как всегда. Да кому в голову придет, что двое пожилых людей могли сбрендить, отказаться от Рождества и отправиться в круиз?
