его в пятом поколении — и кровью сердца будет вести такую же летопись страданий своего народа, несчастий и ужасов, зверств и насилий, которые причинили евреям дикие полчища Петлюры, кровавые потомки великого Хмельницкого… ' (Несомненно, что ранее упомянутая своекорыстная политическая причина, побуждающая скрывать акты украинского антисемитизма, заставляет современных еврейских деятелей на Украине, не в пример своим предкам, называть С. Петлюру «другом евреев» и даже Ю. Марголин, имя которого нередко синонимируется с еврейской стойкостью, написал с детской наивностью: «Петлюра не организовывал еврейского истребления, но его трагическая и невольная вина была в том, что он не мог удержать свои войска от погромов»).
Для украинских евреев история как бы застыла на месте и нет для нее никакой другой перспективы, кроме как быть объектом издевательств и истребления, поскольку изуверские «забавы» «казацкой резни» времен Хмельницкого остались постоянной преемственной характеристикой украинского национального движения.
Существует множество свидетельств разгула антисемитизма в период этой украинской эпопеи, но особое внимание обратил на себя очерк бывшего священника С. Гусева-Оренбургского «Книга о еврейских погромах на Украине в 1919 году», в предисловии к которой М. Горький написал: «Книгу эту следовало бы озаглавить так: „деяния обезумевших скотов“. Ф. Кандель писал об этом времени: „Массовые истребления евреев на Украине стали первой сознательной попыткой физического уничтожения целого народа (Сноска. Автор сих строк хочет поправить уважаемого историка: первая сознательная попытка геноцида еврейского народа была предпринята Б. Хмельницким и с тех пор осталась обязательной составляющей украинской национальной истории), что возможно лишь при активном участии окрестного населения. Убийства происходили не только под влиянием слепой ярости или сиюминутного желания, — кое-где заранее рыли могилы, готовили телеги для перевозки трупов на кладбище, заготавливали известь, которой посыпали захоронения, „чтобы не было заразы“… (не случайно в те времена появился термин judenrein -“территория, свободная от евреев»)'. Историк продолжает; 'По примерным подсчетам с 1918 по 1920 год на территории бывшей Российской империи прошло более тысячи пятисот погромов, из которых три четверти пришлось на Украину. Более других пострадала территория между Днепром и Днестром: ее называли «колыбелью еврейского погрома». Некоторые города громили неоднократно… ' и выводит своеобразный график погромного озверения: «Во время Кишиневского погрома 1903 года было убито больше евреев, чем за все погромы в Российской империи в девятнадцатом веке. Восемьсот жертв октябрьских погромов I905 года почти в двадцать раз перекрыли количество жертв Кишинева, но одна лишь резня в Проскурове в 1919 году дала в два раза больше жертв, чем все погромы 1905-1906 годов» (2002, т. 3, с. с. 113, 109, 112).
Существует расхожее мнение, что коммунистическая идеология, замешанная на идее интернационализма, исключает антисемитизм в принципе. Даже если это и так, то украинских коммунистов данное обстоятельство не касается, — тут антисемитизм мнится интернациональным качеством. Историк Илья Троцкий показывает: «Свою страницу в погромную эпопею вписала и советская армия. Особым позором в этом смысле покрыли себя два полка — Богунский и Таращанский, в свое время входившие в состав гетманской армии, затем перешедшие к Директории, а впоследствии включенные в состав армии Буденного. По своей жестокости, учиненные этими двумя полками, можно сравнить лишь с кровавой баней, организованной атаманом Симосенко, сподвижником Петлюры в Умани, где в течение четырех часов было изрублено шашками свыше 1200 евреев» (2002, с. 77, 78). (Сноска. Богунский и Таращанский полки числятся в ряду легендарных и прославленных украинскими историками воинских революционных подразделений, их командиры Н. Щорс и В. Боженко причислены к лику национальных героев. Щорс и Боженко стали прототипами героев кинофильма А. П. Довженко «Щорс», вошедшего в число наивысших ценностей украинской культуры. ) По весьма обстоятельным обследованиям И. Чериковера в это время на Украине было совершенно около 2000 погромов примерно в 700 пунктах, а число жертв погромов, по данным И. Хейфеца, составило свыше 1 миллиона человек и оставило после себя 200 тысяч еврейских сирот.
Итак, откровенный и ярый антисемитизм, внедряемый в украинский национальный уклад и национальное сознание воинственным запорожским казачеством — передовым отрядом украинского национализма, — не мог не стать сердцевиной украинской духовности, а отсюда и творческим потенциалом украинской интеллигенции, — это суть важное в аспекте ведущихся на сих страницах размышлениях. Последние должны выяснить ту духовную стихию, с которой соприкасалась нарождаемая усилиями Л. Пинскера, М. -Л. Лилиенблюма, П. Смоленскина еврейская национальная догма и сущность, которой она необходимо должна учитывать в своем внутреннем сотворении. Украинский духовный комплекс, сформированный ведущими творцами украинской эстетической культуры (Т. Г. Шевченко, М. П. Драгоманов, Н. И. Костомаров, П. Кулик, В. Антонович, Марко Вовчок (М. А. Вилинская-Маркович), И. Нечуй-Левицкий и другие), был антисемитичен по определению. Красноречивым доказательством служит творчество великого национального поэта Т. Г. Шевченко, почитаемого не только идеологом, но и первой святыней украинской культуры. Украинскую эстетическую доктрину Шевченко насаждал на поэтическом прославлении гетмана Гонты, который в реальной жизни вырезал (не убил!) двадцать тысяч евреев в городе Умани, на романтизации образа героя поэмы «Гайдамаки» Галайды, который в бешенном запале кричал: «Дайте ляха, дайте жида, мало менi, мало!», на воспевании того, как гайдамаки точат кровь «жидовочек» в воду. (В исторической хронике Феликса Канделя сказано: 'В память о резне в Умани была установлена особая молитва, которую читали ежегодно в уманских синагогах в пятый день месяца таммуз: в тот день гайдамаки напали на Умань. В память тех страшных событий были составлены многие «кинот» — плачи, и в одном из них под названием «Плач на бедствия украинские» описывались несчастья того периода:
Отче небесный! Как мог Ты взирать,
Чтобы евреи украинские претерпели такие бедствия?
Да предстанут пред Тобой злодеяния гайдамаков,
Владыка мира!
Помоги всем, кто за нас заступился, — аминь!' (2002, с. 183).
Таким образом, художественные идеалы национальной эстетики, утверждаемые Т. Г. Шевченко, у еврейского люда и в еврейском сознании воплощаются в стоны, плачи и проклятья. Не Чернышевский, а Шевченко первый в России во весь поэтический голос призвал народ к топору: «й добре вигострить сокiру, тай загодиться вже будить» (дословный перевод: хорошо заточите топор, и начинайте тогда будить (народ).
Наряду с вызывающим антисемитизмом отличительной чертой украинской национальной доктрины служит сильная антирусская тенденция. Если в первой половине XIX столетия Н. И. Костомаров писал: «на дне души каждого мыслящего и немыслящего украинца спят Выготский, Дорошенко и Мазепа» (пояснение: гетман Иван Выготский боролся против Москвы, опираясь на помощь Польши, гетман Петр Дорошенко выступал против Москвы в союзе с Турцией, а гетман Иван Мазепа — при поддержке Швеции), то в 90-х годах XX века на демонстрации националистической партии «Рух» во Львове я видел лозунг: «Втопимо москалiв у жидiвський кровi» (дословный перевод: утопим русских в еврейской крови). 'Антимоскальский ' кураж украинского национализма вовсе не случайно соседствует в одной доктрине с антисемитизмом, — видимо, в русской и еврейской духовностях украинский национализм прозревает спородненные акции. Не обошлось здесь без парадоксальных оборотов: с русской стороны в этой роли выступил великий русский писатель Н. В. Гоголь, — уроженец Украины, он пополнял русскую эстетическую скарбницу чарующими мотивами своей родины, но по части антисемитизма всецело находился в поле предикации украинской национальной доктрины, опоэтизировав в романе «Тарас Бульба» образ запорожского воителя; с украинской стороны феноменом была гениальная поэтесса Леся Украинка (Лариса Петровна Косач-Квитка), изящная словесность которой лишена указанных особенностей украинского постулата; особо примечательные философские звоны в поэзии Леси Украинки (поэмы «Осенняя сказка» и «Лесная песня»), где слышатся отзвуки замечательного философа Григория Сковороды, и оба эти имени, будучи уникальными и исключительными в общей духовной схеме, олицетворяют великое ожидание украинской культуры.
О низкой эффективности украинской национальной доктрины, проводником которой стала
