— И для этого я должен всего лишь позволить вам забраться внутрь моего тела и предоставить возможность изменить его так, как вам будет угодно.
— Я ведь уже делал это однажды!
— То были чисто внешние изменения, не затронувшие основных структур и самой моей сути, теперь вы хотите большего, не так ли, князь, я правильно вас понял?
— Ты правильно это понял, жалкий бывший человечишка! На свою беду ты правильно это понял! — Сейчас в голосе князя уже не осталось ничего человеческого. Теперь он напоминал рычание зверя, почувствовавшего запах крови. И почти сразу же вслед за этим последовал молчаливый приказ стражам. Грязная работа всегда предназначалась им, и на их долю выпадал основной риск. Шестеро существ, напоминавших гигантских обезьян двухметрового роста, с выбеленной сединой шерстью и длинными лапами, свисавшими почти до самого пола, вышли из-за портьер.
Уничтожение неугодных князю всегда было их работой. Они предназначались для нее изначально, с момента своего создания. В их маленьком мозгу не было ничего, кроме злобы и желания уничтожить врага, разорвать его тело своими длинными и острыми, как кинжалы, когтями. Зубы, не уступающие по мощи и длине когтям, им еще ни разу не приходилось пускать в дело, не находилось достойного противника. И они не спешили. Им некуда было спешить. Жертве еще никогда не удавалось прожить дольше минуты, после того как приказ на уничтожение был отдан.
Шаг, еще шаг… Танаев попятился. Он видел, что медлительность его новых врагов обманчива, что за ней скрывается реакция, способная пресечь любую попытку к бегству. Он и не пытался бежать. Он понимал, что их спор с князем закончится здесь и сейчас. Второй попытки ему предоставлено не будет.
И все же Глеб не до конца понимал происходящее. Хотя бы внешние приличия должны быть соблюдены… Князь пошел на нарушение каких-то, не им установленных законов, о которых вскользь упоминал…
Он должен понять это сейчас, немедленно, через секунду может быть уже поздно! Пока ему помогала лишь излишняя осторожность Хронста. Каждое из шестерых вызванных им существ стремилось добраться до Танаева первым, и желание это было так велико, что они с рычанием пытались отбросить друг друга, чтобы проложить себе дорогу к жертве. В узком пространстве кабинета вспышка их бешеной ярости подарила ему несколько драгоценных секунд. Но отступать уже было некуда, его спина уперлась в стену, и последние отведенные ему мгновения истекали, убегали, как вода в песок… Одно из чудовищ, очевидно, самое сильное, вырвалось вперед, не обращая внимания на кровавые полосы на своих боках, появившиеся от когтей сородичей. От Танаева его отделяли всего два метра. Одно движение лап, одно последнее движение… Казалось, время замедлилось. Никогда еще Танаев не видел окружающее в таких подробных деталях, никогда еще его мысль не работала с такой скоростью. Он бы, наверно, мог успеть пересчитать все шерстинки на протянувшихся к нему смертоносных лапах, но думал совершенно о другом.
Мелодичный звук, напоминавший звук стеклянного колокольчика, родившийся в глубине обвального грохота непонятных слов, мягко и настойчиво раздавался у него в мозгу… Где-то он его уже слышал, может быть, там, на станции, перед пробуждением, когда случайный разряд энергии повредил один из энерговодов и открыл дорогу его сознанию… Откуда он об этом знает? Откуда он может об этом знать? А колокольчик все звенел, принося с собой давно забытую мелодию и шепот: «Ты должен произнести слова власти».
— Я не знаю никаких слов!
— Ты знаешь. И ты их вспомнишь, если не хочешь погибнуть. У тебя остается меньше одного мгновения, намного меньше! Повторяй за мной: «Призываю тебя, властелин света! Поделись своей силой с одним из твоих сынов, ибо нет у меня другой надежды и не осталось времени, чтобы прийти к тебе обычной дорогой…»
Почему он это сказал? Почему эти слова прозвучали в пространстве вокруг него, отделившись от его тела, на котором уже зияла первая рана?
Правая лапа чудовища все-таки достала его, и когти прошлись от плеча вдоль руки, которой он пытался оттолкнуть настигавшую его смерть.
Бывают мгновения, когда человек становится зрителем собственной гибели лишь потому, что его воля парализована, потому что он не видит выхода и потерял последнюю надежду… Вот только с Танаевым этого не случилось скорее всего из-за того, что неожиданный рев Хронста вернул его в реальность происходящих вокруг событий. Лишь одно-единственное слово можно было различить в этом звероподобном реве:
— Не-е-е-е-е-т!!
Правая искалеченная ударом когтей рука Танаева неожиданно потяжелела. Он ощутил в ней холодный твердый предмет и понял, что в его ладони появилась рукоятка меча, у которого вроде бы не было лезвия.
Инстинктивно, защищаясь от повторного удара лапы, он попытался отбить ее в сторону, так, словно держал в руках настоящий меч, и лапа, разрубленная невидимым лезвием, упала на пол. Фонтан темной крови ударил в Танаева, и тогда лезвие стало видимым.
Оно походило на двухметровый полупрозрачный светящийся луч, окрашенный на мгновение попавшей на него кровью чудовища и тут же вновь ставший невидимым.
Но теперь Танаев знал, что держит в своих руках Настоящее оружие. Оружие, которое привело в ужас его врагов. И не только напавших на него гигантских обезьян. Такой же, если не больший, ужас Танаев увидел на лице Хронста.
Бледный, с бешено вращающимися разноцветными глазами князь шаг за шагом пятился, пока не уперся в стену и не остановился в окружении своих телохранителей. Потом его губы шевельнулись, произнося заклятие на древнем, незнакомом Танаеву языке.
Меч в руке Танаева мгновенно потяжелел, словно налился свинцом. Всю силу своей волшбы, все, на что был способен, князь бросил против светового оружия.
Лезвие задрожало и стало медленно опускаться. Но нечеловеческая сила Глеба все еще позволяла ему удерживать запредельную тяжесть меча. Шаг за шагом он приближался к Хронсту, и шипящее лезвие, время от времени вспыхивавшее и разбрызгивавшее в эти моменты целые каскады искр, по-прежнему было направлено в грудь Хронста. И тогда князь не выдержал.
На этот раз не было никакого постепенного «истаивания», враги Глеба исчезли все сразу, и Танаев остался в кабинете один.
Если бы у князя хватило мужества продолжить молчаливый поединок, если бы он усилил наложенное на меч заклятие своим присутствием, Танаев наверняка бы не выдержал, выронил меч. Но князь сбежал, и сразу стало немного легче.
И все же слишком много сил ушло на поединок с Хронстом, а меч все еще был слишком тяжел. Танаев чувствовал, как его руки непроизвольно начинают опускаться, будучи не в силах справиться с тяжестью меча.
Не для человеческих рук было выковано это оружие, его рукоятка полуметровой длины могла бы уместиться в ладони титана, но даже в предельном усилии обеих рук Танаев с трудом мог удерживать лезвие в горизонтальном положении. Он не знал, что произойдет, если лезвие меча коснется пола, и не хотел экспериментировать.
Пока ясно было лишь одно — ему одолжили чужое оружие, и, скорее всего, на короткое время. Кто одолжил, почему это произошло? Насколько в этом событии виновато проглоченное им зернышко мальгрита? Все это он будет выяснять потом — сейчас самое главное сохранить доверенное ему оружие и выбраться с корабля.
Появление светового меча заставило князя обратиться к силам, могущество которых здесь, в их собственном доме, почти беспредельно.
И Танаев сильно сомневался в том, что сумеет удержать меч даже на протяжении того промежутка времени, который понадобится ему, чтобы покинуть корабль.
Нельзя было медлить, его силы таяли с каждой минутой, и даже меч не сможет защитить его, если князь успеет собрать воедино все свои силы и обрушится на него, прежде чем он покинет корабль.
Входную дверь кабинета он не смог разрубить — не было сил приподнять меч для удара. Пришлось
