на боксерском поединке, он бесстрастно отсчитывал секунды поражения Дмитрия Олеговича.
– Ха! – удивленно произнес урка за его спиной. – Так эта хреновина вообще не запира…
Сзади послышался щелчок, а потом еще непонятный звук, словно бы фиксатый вдруг подавился воздухом. Курочкин украдкой обернулся. Урка по-прежнему сидел на скамейке, держа на коленях уже открытый дипломат. Присмотревшись внимательнее, Дмитрий Олегович похолодел: плоский чемоданчик был с секретом.
Примерно с год назад какая-то левая фирма пыталась разместить в их НИИ заказ на аэрозольную взвесь хлороформа. Курочкин как раз тогда замещал завлаба, ушедшего в отпуск, и дотошно выяснил, что аэрозоль должен применяться в сторожевых устройствах чемоданов и портфелей, предназначенных для особо ценных грузов. По замыслу создателей устройства, при попытке кого-то постороннего открыть портфель или чемодан срабатывал сторож и в лицо злоумышленника ударяла струя из капелек усыпляющего аэрозоля.
Дмитрий Олегович, помнится, эту конструкторскую идею высмеял, доказав с помощью несложных расчетов, почему эффективность сторожа будет минимальной. Достаточно злоумышленнику отодвинуться на три сантиметра подальше – и облачко хлороформа вообще не достигнет верхних дыхательных путей. Курочкин тогда еще не без иронии посоветовал просто вкладывать в ценный чемоданчик склянку с хлороформом, ватную маску и подробную инструкцию, надеясь, что злоумышленник сам себе наложит маску и просчитает до двадцати.
Оказывается, конструкторы и впрямь отказались от химии, сделав сторож механическим и убийственно надежным.
Пружинный дротик пригвоздил не в меру любопытного урку к деревянной спинке скамейки. Из уголка рта фиксатого вытекла тоненькая струйка крови, мертвые глаза не выражали ничего, кроме безграничного удивления. Если считать двух ковбоев в подворотне, урка стал уже третьим за сегодняшний день, кто был убит проклятым дипломатом.
Нельзя сказать, будто кандидат медицинских наук Дмитрий Курочкин боялся одного вида мертвых людей. В своей время он проходил трехмесячную практику в Тимирязевской анатомичке и в принципе мог себя заставить глядеть на покойников как на неодушевленные предметы. Страшно было другое: БЫСТРОТА, с которой живое существо превращалось в мертвое. Меньше получаса назад водитель серой иномарки жизнерадостно бибикал, едва не сбив растяпу пешехода с дурацким яблочным пакетом – и вот водителя уже нет, а есть манекен с красным пятном на груди. Только что урка беседовал с Курочкиным о своей воровской профессии – и вот уже он прибит к скамейке металлическим гвоздем, выпущенным из сторожевого устройства.
Дмитрий Олегович искоса глянул на содержимое плоского чемоданчика.
Однозарядному сторожу-убийце было что охранять: дипломат доверху был наполнен тугими пачками светло-зеленых купюр. Долларов.
Валентина всегда утверждала, что Курочкин и большие деньги – две вещи несовместимые. Как консалтинг – и свекольная ботва. Как «боинг» – и сельский сортир. В первое десятилетие совместной жизни супруга довольно часто попрекала Дмитрия Олеговича этим печальным обстоятельством и употребляла словечко «обалдуй» раз сорок на дню. Затем упреков стало меньше. В конечном счете Валентина стала находить даже маленький плюс, в таком прискорбном качестве Курочкина. Ибо, по мнению жены, вороне вроде Курочкина бог и не должен посылать крупные суммы: все равно ворона не сумела бы даже их толком пересчитать.
Как только что выяснилось, в последнем Валентина все-таки была неправа. Забравшись в первый попавшийся подъезд и непрерывно озираясь, Дмитрий Олегович за какие-то двадцать минут смог пересчитать доллары, обнаруженные в дипломате. Всего пачек было сорок девять. Все содержали купюры с числом 50 в углу. В каждой банковской упаковке обязано было находиться – Курочкин это твердо знал! – ровно сто купюр. Пятьдесят умножаем на сто, а потом еще на сорок девять… Угу. Двести сорок пять тысяч долларов. Немного меньше, чем четверть миллиона.
Привыкшего к рублям Курочкина шестизначное число поначалу даже не ошеломило. Сумма как сумма. Только потом он додумался выполнить правило умножения еще разок – и перед глазами его защелкали многочисленные нули.
Вороне бог послал Большие Деньги. Правда, чужие.
Для Валентины, всю жизнь проработавшей с чужими деньгами, банкноты делились на любимые, нелюбимые и опасные. К нелюбимым жена относила старые купюры – засаленные или ветхие. К разряду опасных супруга причисляла новенькие банкноты: как правило, именно среди них могли отыскаться фальшивые. Доллары из дипломата Валентине наверняка бы понравились. Деньги в пачках выглядели не новехонькими, однако не слишком и потертыми. Золотая середина. Курочкин мог ошибаться, но, по всей видимости, американские деньги в пачках были настоящими.
Машинально теребя свою ленточку с висящим на ней будильником, Дмитрий Олегович стал раздумывать, как ему теперь поступить.
Прежнюю идею – выкинуть дипломат со всем содержимым где-нибудь подальше от жилья – Курочкин сразу же отбросил. Доллары – не бомба, не взорвутся. И очень может быть, что человек, обнаружив набитый деньгами портфель, предпочтет оставить его себе. Тем самым Дмитрий Олегович автоматически оказывается соучастником воровства, хочет он того или нет. Закону наплевать, что никакой выгоды от содеянного Курочкин не получил. Раскольников вот тоже угробил старушку бескорыстно, по идейным соображениям…
Где-то внизу открылась дверь квартиры, и Курочкин замер, даже постарался не дышать. Дипломат в руках был уликой потяжелее окровавленного топора Раскольникова. Чей-то голос внизу сказал лениво: «Ну, я пошел…» Раздалось чмоканье, потом шаги на лестнице, далекий хлопок двери подъезда. Кажется, пронесло. Надолго ли? Место, где затаился Дмитрий Олегович, было хоть и безлюдным, но далеко не пустынным. В любой момент могли возникнуть и другие жильцы, да и лавочка с мертвым уркой располагалась не так уж далеко от подъезда. Дедок с «Правдой» тоже мог бы вдруг очнуться от спячки и обнаружить поблизости гражданина, заснувшего вечным сном… Надо было побыстрее что-то решать, однако ничего путного в голову не лезло.
Самым простым и легким вариантом было отдаться в руки закона. В конце концов, сам Курочкин ни старушек, ни кого другого не убивал, и его добровольная сдача будет доказательством чистоты его помыслов.
Стал бы убийца по собственной воле приносить в отделение четверть миллиона долларов? Не стал бы. А вот Курочкин принес. Следовательно, Курочкин – никакой не преступник, но лишь жертва стечения обстоятельств. Значит, его надо отпускать… Несмотря на логическую безупречность этого варианта, поход в милицию пугал Дмитрия Олеговича.
Как ни крути, в органах работают разные люди. В основном, конечно, умные, но есть и не очень. Вдруг Курочкин попадется под руку именно тем, что не очень? Они-то могут не поверить такому ясному и такому честному рассказу про зацепившийся рукав, а с ходу объявят Дмитрия Олеговича соучастником. Или даже организатором. Р-раз – и готово!
Задумавшись, Курочкин слишком резко дернул ленточку и порвал ее. Слетевший с привязи будильник едва не выскользнул на пол и только у самого пола позволил Дмитрию Олеговичу себя поймать. Курочкин повертел в руках агрегат, прикидывая, куда бы его сунуть. В карман – великовато будет. Обратно вешать его себе на шею? Нет уж, Курочкину надоело быть коровой с бубенчиком! Пусть лучше полежит в дипломате, рядом с долларами, пожелтевшей «Свободной газетой» и какой-то бумажкой. В тесноте да не в обиде. «Будильнику грех жаловаться, – подумал Дмитрий Олегович. – Всю жизнь он простоял на буфете и никогда раньше у него не было таких дорогих соседей. Будет о чем ему вспоминать по возвращении обратно на полку». Главное, не забыть бы его вытащить, когда придет пора расставаться с этим чужим чемоданчиком. Бабушкин агрегат точного времени не очень-то нравился Валентине: по ее мнению, будильник иногда отставал по причине своего почтенного возраста и одновременно был не настолько старым, чтобы считаться антиквариатом. Но все же он был Весьма Ценной Вещью, и, если бы Дмитрий Олегович потерял его, скандальчик был бы обеспечен. Небольшой, минут на тридцать чистого времени…
