— В трапезную.
— А что это такое?
— Место, где монахи едят.
— Раз у них есть особое место для еды, значит, они едят часто?
— Каждый день.
— Жаль, что я не знаю латыни, не то бы я сразу стал монахом, — со вздохом сказал Недород.
— Да, жизнь у монахов прекрасная, но к этому надо иметь призвание.
— Что это за штука? — удивился Недород.
— Очень странная вещь, которая может посетить каждого.
— И нас тоже?
— Всех, — ответил Тысячемух.
— А как понять, посетило ли тебя призвание?
— Этого я не знаю, но думаю, что оно дает о себе знать, как, скажем, голод.
— С голодом все ясно, он сразу ударяет в живот, — сказал Недород.
— Ну, а призвание, верно, ударяет в голову. Она начинает кружиться, и ты говоришь себе: «Хочу стать монахом, хочу стать монахом».
— У меня как раз кружится голова, — объявил Недород.
— Это от голода.
— Откуда ты знаешь? А по-моему, от призвания.
— Ты хочешь стать монахом?
— Да.
— Вот если у тебя и после обеда будет кружиться голова, значит, это — призвание. Тогда и станешь монахом.
— А вы?
— Тоже. Одного призвания хватит на всех троих, — ответил Тысячемух за себя и за Початка сразу.
Наконец они добрались до трапезной. Настоятель монастыря сел во главе стола, за ним расселись и все остальные. Пришел монастырский повар и поставил перед каждым миску. Тысячемух, Початок и Недород сразу заглянули в миски: что там за еда? Но миски были пустые.
Настоятель громким голосом начал читать на латыни главу из Евангелия, и монахи стали что-то жевать. Тысячемух и двое его друзей забеспокоились. Недород посмотрел на Початка, Початок — на Тысячемуха. Потом все трое уставились на пустые тарелки, затем в потолок, снова переглянулись. А в голове у них гудели непонятные латинские слова. Но вот настоятель сказал не то «суп», не то «супус» и умолк.
Все монахи стали тихо молиться.
Тысячемух набрался храбрости и спросил у монаха, сидевшего рядом:
— Брат, простите великодушно, но моя миска пуста, почему так? Не найдется ли у вас что пожевать и голодное брюхо насытить?
— Мы постимся уже третий день, чтобы мешок с волосами бороды брата Гуидоне всегда оставался полным, — ответил монах.
— Но ведь борода растет быстрее, когда ешь больше!
— Ваша, но не его.
— Да как же у него может расти борода, если он умер? — удивился Тысячемух.
— Вот об этом мы и молимся и потому соблюдаем недельный пост.
Початок и Недород, как услышали слово «пост», сразу заткнули уши. Тысячемух хотел поступить так же, но не успел. Перед глазами у него закружились и стены монастыря, и монахи, и Початок с Недородом, а в голове загудело и загрохотало, словно началось извержение вулкана.
ДВА ЧУДА СРАЗУ
Тысячемух, Початок и Недород проснулись, но еще не пришли в себя. С трудом открыли глаза, а рта раскрыть вообще не смогли.
Кое-как они поднялись и увидели, что спали в трапезной. Втянули в себя воздух, принюхались и не поверили своему носу. Однако нет, это, несомненно, был запах жареной свинины.
— Да, но запах-то старый, — сказал Тысячемух.
— Не слишком, похоже, даже сегодняшний, — не согласился Початок.
— О чем это вы? — спросил Недород.
— О свинье.
— Неплохо бы узнать, где ее монахи раздобыли, — сказал Недород.
— Брат Гуидоне творит чудеса. Почему бы нам не попросить у него свинью? — предложил Початок.
— Давай попробуем, — согласился Тысячемух.
И они стали умолять покойного Гуидоне:
— Сотвори нам свинью, сотвори нам свинью.
Недород сказал, что одной свиньи на троих мало. Пусть брат Гуидоне сотворит две, а еще лучше три. После долгих споров они все-таки решили, что для начала им и одной свиньи хватит, не то брат Гуидоне может наказать их за жадность.
Они вышли во двор и присоединились к монахам, которые кружились по двору, так что и не поймешь сразу — молятся они или же водят хоровод.
Тысячемух и Недород ушли немного вперед, а Початок отстал на несколько шагов. Ему показалось, будто в кустах кто-то хрюкнул. Он пригляделся и не поверил своим глазам: из-за дерева высовывалась голова большущей свиньи. Початок подождал, пока двое друзей отошли подальше, а сам юркнул в кусты и бесшумно пополз на четвереньках. Он и не заметил, что рядом водосточная яма. Только было протянул руку за свиньей, как всем телом рухнул в яму. Ударился головой о туфовую плиту и остался лежать на дне, полумертвый от боли.
Когда Тысячемух и Недород обернулись, Початка нигде не было видно.
Зато в яме лежала свинья. Оба сразу бухнулись на колени — брат Гуидоне услышал их мольбы.
— Ты что видишь? — спросил Недород у Тысячемуха.
— Животное, со щетиной…
— На кого оно похоже?
— На свинью.
— Значит, свершилось чудо?
— Где же еще случаются чудеса, как не в монастыре? — ответил Тысячемух.
— А куда девался Початок?
— Исчез, и вместо него появилась свинья.
— Но Початок — человек, а свинья — животное.
— Выходит, ты, Недород, ничего не понял. Нередко случается, что человек чудесным образом превращается в кота, собаку или в другое животное. А Початок превратился в свинью.
— Всегда бы так! Ведь свинья — сородич кабана. А кабан — царь зверей.
— Нет, царь зверей — вол, — возразил Тысячемух.
— Верно, но за ним идут свинья и кабан.
— Вот и нет, после вола идет петух.
— Э, свинья куда больше и вкуснее петуха! — воскликнул Недород.
Тысячемух и Недород не спускают глаз со свиньи. Почему она стонет, а не хрюкает? Того и гляди, снова в человека превратится. Лучше, пока не поздно, ее зарезать.
— Послушай, Тысячемух, а не зарежем ли мы вместо свиньи нашего друга Початка?
— Да ты что, рехнулся?! Это свинья, а ее полагается съесть.
