государственным делам, да ещё в столь неожиданной области, был явным сюрпризом для обоих. Проще было Черчиллю – он в настоящее время не занимал никаких постов, не входил в правительство, был лидером парламентского меньшинства и сейчас находился здесь скорее в качестве информируемого, как представитель оппозиции, нежели в качестве непосредственного участника событий. Другое дело – Синклер. С тех пор, как он сменил на посту начальника СИС скоропостижно скончавшегося от апоплексического удара Мэнсфилда Камминга, которого считали туповатым служакой, менее всего способным руководить таким тонким инструментом, как разведка, дела в службе шли ничуть не более блестяще. Конечно, самой грандиозной проблемой была недооценка роли стратегической разведки со стороны правительства, следствием чего был недостаток финансирования. Кроме того, что Синклер, бывало, оплачивал мероприятия службы из собственного кармана, проблема состояла ещё и в том, что на работу в разведку частенько приглашали не столько профессионалов – военных, аналитиков, специалистов по работе с информацией, – сколько 'своих ребят', 'лондонцев' и 'клубных мальчиков'. Сам Синклер был не столько разведчиком, сколько военным моряком, имеющим более или менее поверхностное представление о теории разведывательной деятельности. Во всяком случае, с такими зубрами, как Николаи[108] или Матюшин, он был просто не в состоянии конкурировать. Поэтому сказать, что СИС регулярно оказывалась в положении игрока в бридж, вдруг обнаружившего, что его партнёры играют в гольф – значит, не сказать вообще ничего. Глядя на добродушное лицо адмирала, король даже испытал нечто, похожее на раздражение от этого неуместного и непростительного добродушия. Непростительного – для главы секретной службы. К сожалению, подумал Эдуард, подобные назначения выходят далеко за рамки моей компетенции. А собственно, почему?! Мысль об этом поразила короля. Но гораздо больше его поразило то, что подобная мысль вообще пришла ему в голову.
В перечень прямых обязанностей адмирала Синклера, как и его предшественника на этом посту, никогда не входило – да и не могло входить – сообщать королю секретные сведения. Вообще покойный монарх, Георг Пятый, никогда не проявлял интереса к работе разведки столь открыто, – вероятно, довольствовался информацией, предоставляемой членами Кабинета. В любом случае, Синклер ощутил себя между молотом и наковальней, – непонятно, сколь исчерпывающе он может информировать короля, что тот вообще знает и каков будет резонанс, когда Кабинету станет известно о настоящей беседе. Он снова посмотрел на Черчилля. Непонятно, – почему король пригласил именно сэра Уинстона? Ведь всем известно, как Черчилль относится к увлечению короля этой… гм… американкой. Синклер и сам считал эти отношения абсолютно недопустимым мезальянсом, в том числе с позиций государственных интересов. Почему же именно сэр Уинстон? Не потому ли, что именно сэр Уинстон настаивал на том, чтобы графиню Дэйнборо не слишком мучили допросами и расспросами, в особенности официального характера? Вот теперь пусть и отдувается, как хочет, подумал Синклер. И тут же решил – ничего не выйдет. Черчилль мог сам заставить отдуваться кого угодно. Даже короля. Похоже, всё-таки ему, Синклеру, придётся отвечать на вопросы. Если не на все, то на основные – это уж как пить дать. И Синклер, который, несмотря на излучаемое добродушие, отнюдь не рвался исполнить роль жертвенного агнца, попытался перехватить инициативу:
- Позволено ли мне будет узнать, чем вызван ваш интерес к этой персоне, ваше величество?
- Личным письмом одного отважного юноши, – улыбнулся король. – Это не имеет значения. Я хочу, чтобы вы ввели меня в курс дела, джентльмены.
- У нас давно нет никаких достоверных сведений об этом человеке, ваше величество. Собственно, что касается достоверных сведений, – Синклер нажал на 'достоверных', – их и не было никогда. Всё произошло настолько неожиданно, что нам не оставалось ничего иного, кроме как следовать за происходящими событиями… – Синклер, увидев, как дрогнули веки короля, понял, что Эдуард недоволен его вступлением, и, мысленно сосчитав до трёх и незаметно набрав в лёгкие побольше воздуха, продолжил: – Нам известно, что после означенных событий вокруг банкротства 'Бристольского Кредита' этот банк был поглощён 'Фалконом', который возглавляет…
- Это мне тоже известно. Дальше.
- Насколько я понимаю, графиня полностью следует его указаниям, которые он неизвестным нам способом передаёт через своих помощников, составляющих небольшую армию, формально находящуюся в подчинении руководства банка, – продолжил адмирал. – Несколько десятков бывших русских моряков и офицеров. Тех, что видели всё на свете, в том числе и то, что человеку не положено видеть.
- Вот как. Интересно, – король покосился на Черчилля, с невозмутимым видом смакующего сигару.
- Именно.
- Откуда они вообще взялись?
- Ну… Это довольно странная история, Ваше…
- Послушайте, адмирал. Я понимаю, что вы не готовились к докладу, особенно по этому конкретному поводу. Но, несмотря на это, я всё же не готов быть настолько снисходительным, – Эдуард артикулировал 'настолько' таким тоном, что Синклер покраснел. – Я внимательно слушаю вас.
- Они находятся на территории Соединённого Королевства совершенно законно, ваше величество. Многие из них имеют андоррское подданство и дипломатический иммунитет.
- Андоррское?!
- Вашему величеству, безусловно, известно о перевороте, вернее, монархической революции, происшедшей летом тридцать четвёртого в Андорре[109]. Андоррский Совет Долин провозгласил независимость княжества и вручил великокняжескую корону некоему лицу, которое, по нашим сведениям, является бывшим офицером русского Флота. Великий Князь Андорры Константин Первый, ваше величество.
- Почему вы решили, что он непременно моряк?
- Новый флаг Андорры поразительно похож на русский военно-морской, ваше величество.
- И что же?! Вы хотите сказать, что, между частной, как вы, адмирал, изволили выразиться, 'армией', подчиняющейся графине Дэйнборо, и переворотом в Андорре – существует какая-то связь?!
- Именно так, ваше величество.
- И какова же она?! – стараясь, чтобы содержащийся в его тоне сарказм окончательно не обескуражил Синклера, спросил Эдуард.
- Этого, ваше величество, я не знаю, – и Синклер тоже покосился на Черчилля, который всем своим видом демонстрировал – он, адмирал Синклер, несёт совершеннейший вздор, а он, Черчилль, вынужден тратить на это своё драгоценное время.
- И как же вы можете это хотя бы косвенно аргументировать?!
- Первым крупным кредитом, который выдал 'Фалкон' после поглощения 'Бристоля', был кредит правительству Андорры. В Андорре выстроен аэродром, несколько гостиниц, оборудованы горнолыжные спуски – по последнему слову техники, открыт филиал 'Фалкона', который, естественно, не облагается никакими налогами, всем сотрудникам 'Фалкона' предоставлено андоррское гражданство. Великокняжеская гвардия состоит, разумеется, тоже из бывших русских военных, которым в этих горах сам чёрт не брат. Епископ Урхельский, один из двух соправителей, признал суверенитет Константина Первого буквально через несколько часов. Республиканское правительство Испании – тоже. Франция некоторое время не могла определиться, однако уже зимой тридцать четвёртого приняла верительные грамоты посла Андорры.
- А население?!
- Население Андорры полностью на стороне новой власти, ваше величество. Я полагаю, не стоит забывать, что всё это самое население уместится на двух улицах Ист-Энда. В их поддержке нет ничего странного. Принят целый ряд законов, которые упорядочили землепользование и распоряжение недрами, введено избирательное право, Совет Долин наделён функциями законодательного органа, учреждён университет…
- Тоже на деньги 'Фалкона'?
- Вероятнее всего, да. Хотя, полагаю, финансовый климат Андорры привлекателен сегодня отнюдь не только для 'Фалкона'.
- А графиня?
- Графиня побывала в Андорре – это всё, что нам на сегодняшний день известно.
- То есть ничего. Восхитительно, – Эдуард развернулся к Черчиллю. – Сэр Уинстон?
