церемонно раскланивались с Гурьевым и Рэйчел. Наконец, формальности остались позади. Ну, вот, подумал Гурьев, перехватывая распахнутую дверь автомобиля у шофёра и помогая Рэйчел усаживаться. Пару недель обмена шифровками, потом – недели три, пока Иосида съездит в Токио и вернётся назад. Им кажется, что у них есть время. Но ведь на самом деле это не так. Вот совершенно.
- А где Вадим Викентьевич?
- У него сейчас много работы. И он не мальчик, чтобы ждать меня по пять часов под забором.
- Разве вы не наняли его?
- Он не лакей, а сотрудник. Кроме того, Иосида получил лишнюю возможность засвидетельствовать своё почтение и оказать услугу. Это очень непростая система взаимных обязанностей, крупных и мелких, разобраться в которой постороннему просто невозможно. Не заботьтесь о таких пустяках, Рэйчел, – Гурьев откинулся на спинку сиденья и, улыбнувшись, переменил тему: – вам понравилось в гостях?
- Да. Чудесно, – кивнула она. – Никогда не видела ничего подобного. Миссис Иосида просто потрясающе выглядит, не правда ли?
- Она настоящий самурай, Рэйчел. Вы правы.
- Самурай? – Рэйчел опять забыла, что леди не должна реагировать так живо. Этот негодяй всё время вытряхивает меня из себя, сердито подумала она. Это, наконец, невежливо. – Разве женщина может быть самураем?
- Самурай – это судьба, Рэйчел. Карма, как говорят японцы. Женщина или мужчина – никакой разницы. Жизнь или смерть – безразлично. Жёны самураев, а настоящей женой самурая может быть только женщина из семьи самураев, ведут все хозяйственные дела, и мужья весьма дорожат их мнением. Отнюдь не только в делах семейных или воспитании детей, но также в вопросах войны и мира. Помимо всего остального, женщине-самураю дарована привилегия легко оборвать жизнь – простым ударом меча или кинжала, в горло.
- О, Господи Боже, – Рэйчел содрогнулась. – Я слышу в вашем тоне восхищение. Это же немыслимо.
- Смерть – такая же неотъемлемая часть жизни японцев, как цветение вишни или божественное величие и ясность Фудзи. Жизнь коротка, и каждый миг её должен быть гармоничен. И каждый миг нужно быть готовым встретить смерть с достоинством и спокойствием. Тогда в следующей жизни судьба будет благосклоннее к человеку, чем в предыдущей. Природа страны восходящего солнца сурова и переменчива. Ураганы и землетрясения воспитывают характер. Японцы называют свою землю Страной Богов. Её красота действительно потрясает воображение. Но это – очень трудная земля. Безжалостная. Японцы – великая нация ещё и поэтому, Рэйчел.
- Вы жили в Японии, – после довольно долгой паузы Рэйчел посмотрела на Гурьева очень внимательно. И это был не вопрос, а утверждение. – Долго?
- Довольно долго. Несколько лет.
- Я бы хотела там побывать. Но жить… Мне трудно это себе представить.
- Да. Это нелегко. Их мир закрыт для европейцев. Очень немногим позволяют войти. Японцам очень приятно, когда иностранец знает несколько слов по-японски. Они расценивают это как символ глубокого к себе уважения. С другой стороны, они предпочитают обычно, чтобы иностранцы не говорили по-японски, поскольку уверены, что правильно выдержать интонации во время беседы чужаки не в состоянии.
- Это на самом деле так?
- Во всяком случае, по отношению к англичанам – это истинная правда.
- Почему?
- Нет на свете нации, менее приспособленной к изучению чужих наречий, нежели британцы и американцы, Рэйчел. У них множество других всевозможных талантов и достоинств, но этого – нет и в помине. Как правило, разумеется.
- Вы несносны. Просто несносны, немыслимо, – Рэйчел засмеялась, и Гурьев обрадовался, что сумел её развеселить.
Они остановились у самого крыльца. Гурьев бросил несколько слов шофёру по-японски и тотчас перевёл сказанное для Рэйчел:
- Я велел ему ждать в машине, потому что хочу лично проводить вас, поскольку для меня это очень-очень важно. Иосида приказал шофёру убедиться, что гости прибыли домой – существенный элемент процедуры настоящего гостеприимства. Принято ещё известить хозяина запиской с благодарностью за внимание и пожеланиями процветания. Такие записки продаются в Японии в виде открыточек, но я, конечно же, напишу её сам. Позвольте вашу руку, миледи.
- От этих церемоний можно положительно сойти с ума, – потрясённо покачала головой Рэйчел.
- И это говорит графиня Дэйнборо, – укоризненно нахмурился Гурьев.
Она снова засмеялась, уже опираясь на его руку, и, оступившись на подножке автомобиля, очутилась в объятиях Гурьева. Несколько мгновений они смотрели, не отрываясь, в глаза друг другу. Потом ресницы Рэйчел дрогнули, опускаясь, и губы их встретились. Это продолжалось совсем недолго – но более чем достаточно для того, чтобы Гурьев почувствовал, с каким нетерпением и жадностью отвечает Рэйчел на его поцелуй.
- Рэйчел… – в голове гудели колокола, и Гурьеву показалось, что он сейчас просто рухнет, как подкошенный. – Рэйчел.
- Простите меня, Джейк, – тихо проговорила Рэйчел, чуть отворачиваясь, но не делая попытки освободиться. И всё-таки, несмотря на это, он понял – чудо закончилось.
- Почему?! – Гурьеву хотелось встряхнуть её так, чтобы… – Почему, Рэйчел?
- Вам известно, что вы неотразимы и что женщины без ума от вас, не правда ли? – возможно, Рэйчел не хотела, чтобы он слышал, какая тоска звучит в её голосе – но он слышал. Хоровод серебряных молний в его глазах неопровержимо свидетельствовал об этом. И всё-таки она нашла в себе силы продолжить: – Нет никакой необходимости проверять на мне ваше оружие, Джейк. Вы же видите, что оно действует, вовсе безо всяких усилий с вашей стороны и несмотря на все усилия с моей. Прошу вас, оставьте мне немного сил, потому что мне надо как-то жить, – и сейчас, и когда вы, наконец, уедете. Смотрите, – победа надо мной досталась вам необычайно легко. И я надеюсь, именно поэтому в ней нет для вас совершенно никакого смысла.
- Вы всегда ведёте себя именно так, – глухо проговорил Гурьев, запрокидывая лицо к чёрному, бездонному майскому небу. – Всегда гнётесь – ровно настолько, насколько необходимо, – и никогда, никогда не ломаетесь. Леди Рэйчел. Благодарю вас, я отлично усвоил и этот урок.
- Вы ведь не сердитесь на меня, Джейк? – на лице Рэйчел сияла привычная лёгкая улыбка, и он мог поклясться, что не заметил, когда она высвободилась и отстранилась. – Скажите, что не сердитесь. Пожалуйста. Ну?
- Сержусь, – покачал головой Гурьев. И, как всегда в таких случаях поступал, – улыбнулся. – Сержусь, Рэйчел. Но обещаю вам – к утру это пройдёт. Спокойной ночи, Рэйчел.
Распахнув перед нею дверь парадного, Гурьев отступил и молча отвесил Рэйчел такой поклон, что лицо её мгновенно пошло красными пятнами. Впрочем, этого Гурьев уже не видел. Секунду спустя хлопнула дверца автомобиля, и чудесный вечер, превратившийся в кошмар, закончился.
Дождавшись, пока шум мотора стихнет, Рэйчел прислонилась к закрытой створке двери, и сумочка выскользнула из её безвольно разжавшихся пальцев.
Токио, императорский дворец. Май 1934 г .
Иосида смотрел на императора в полном недоумении. С того момента, как дипломат завершил доклад, Хирохито не проронил ни звука. Обстановка секретности, в которой император выслушал дипломата, отнюдь не добавляла последнему спокойствия. Что всё это значит? Почему он молчит? О чём он думает?!
