поджидающей нас за каждым поворотом, будете так раскисать и распускаться – я найду себе помощника с более крепкими нервами. Вы нигде не напортачили?
- Нет. Я не умею, как вы это называете, 'портачить', Джейк.
- Чудно. Кстати, как называется то, чем мы занимаемся?
- Недружественное поглощение, Джейк. Я бы назвал это именно так.
- Отличная мысль, Оскар. Вы – настоящий талант. И, по-моему, нам необходимо побеспокоиться о том, чтобы газеты продолжали распевать свои похоронные гимны. Займитесь этим вплотную.
Тэдди с восторгом посмотрел на Гурьева: каждый день и час подтверждалось, что Джейк может абсолютно и решительно всё – даже командовать репортёрами и определять, что можно писать в газетах и что нельзя.
- Хорошо, Джейк. Я сейчас же займусь этим по возвращении в Лондон.
- И не звоните мне – если что-то важное произойдёт, что потребует немедленного вмешательства, позовите беркута.
- Х-хорошо. Только…
- Что?!
- В газетах уже писали о появлении в окрестностях Лондона гигантского орла-людоеда…
- Идиоты, – усмехнулся Гурьев, а Тэдди прыснул и захлопал в ладоши. – Совершенно точно нам придётся купить какой-нибудь жёлтый, как прошлогодняя листва, таблоид, чтобы пускать встречные и отвлекающие слухи.
- У меня есть несколько на примете.
- Изложите ваши соображения на этот счёт, Оскар. Прекрасная идея. А теперь идите к чёрту и делайте, что вам велено!
- Никуда мистер Брукс не пойдёт, – решительно распорядилась Рэйчел. – Сейчас мы все будем обедать, и Оскар останется с нами. А потом… Что это ещё за недружественное поглощение? Кого это вы собрались поглощать?!
- Твой обед, дорогая, – Гурьев наклонился и стремительно поцеловал её в щёку.
Рэйчел зарделась, а Брукс громко вздохнул и поджал губы. Невозможно поверить, что женщина столь неизъяснимо благородного происхождения и таких беспримерных достоинств позволяет этому сумасшедшему русскому до такой степени беспардонно и прилюдно фамильярничать с собой! Да ещё при слугах!
Ещё через неделю Рэйчел уже могла свободно передвигаться без посторонней помощи. Они пока воздерживались от дальних вылазок – гуляли в саду. И если Рэйчел уставала, он угадывал это моментально. И брал её на руки. И носил на руках. Иногда он просиживал у её ног целые вечера напролёт – длинные вечера у камина, вместе с Тэдди, и Рэйчел – или мальчик – читали вслух Джерома или Киплинга, которого Гурьев очень любил, особенно – стихи и поэмы. Рэйчел находила, что история про Маугли, является, вероятнее всего, кратким жизнеописанием Джейка незадолго до того, как он объявился на 'Британнике'. Это страшно веселило Тэдди, который хохотал во всё горло, а Гурьев улыбался. Рэйчел любила, когда он так улыбался. А когда мальчик уходил к себе, и у камина воцарялась тишина, они разговаривали по-русски. И целовались, как дети.
Целовалась Рэйчел совершенно умопомрачительно. Гурьев чувствовал, что просто теряет рассудок, когда она начинала его целовать, когда её губы охватывали его губы, её мягкий язык прижимался к его языку, нёбу, дёснам. Рэйчел. Рэйчел. Что ты творишь со мной, моя девочка, думал Гурьев. Это же просто немыслимо, – то, что ты творишь со мной!
- Ты уверен, что мне всё ещё нужен покой?
- Увы, Рэйчел. Уверен. Потерпи, ангел мой. Совсем немного осталось.
- Я чудесно себя чувствую.
- Я стараюсь. Но мы подождём ещё неделю, потом сделаем контрольную рентгеноскопию. А потом посмотрим.
- Ты, наверное, из железа, Джейк.
- Я тренированный.
- Я люблю твои руки, Джейк, – Рэйчел поцеловала его ладонь и, почувствовав, как он вздрогнул, улыбнулась.
- Рэйчел…
- Ты знаешь, что ты очень красивый, Джейк? Просто немыслимо. Мужчина не должен быть таким. Это несправедливо. Мужчины и так руководят всем на свете, им и так принадлежит весь мир. Красота – единственное оружие женщины. А ты даже это оружие отобрал. Тебе не стыдно, Джейк?
- Стыдно, мой ангел. Но тебе не нужно никакое оружие. Потому что тебе не нужно бороться со мной. И никогда не было нужно. С самой первой секунды.
- Неужели?
- Да, Рэйчел.
- А у меня так никогда не бывает. А с тобой – случилось. Я просто ужасно удивилась тогда. Это было такое огромное, безмерное удивление, Джейк. Чужой, совершенно незнакомый мужчина – и вдруг… Я вдруг почувствовала, что я больше не одна. Это было так странно, Джейк. Немыслимо. А потом… Потом это выросло – ещё, ещё больше. Выросло так, что больше никому и ничему не осталось места. Как это так, Джейк?
- Расскажи мне о маме. Ведь ты обещала.
- А ты мне расскажешь?
- Расскажу. Но ты первая.
- Ну, хорошо… Они познакомились с отцом на выставке в Париже, в девятисотом. Отец привёз туда свой автомобиль, который он сам изобрёл и построил…
- Автомобиль?!
- Да, – горделиво выпрямила шею Рэйчел, – папа был изобретателем. И у нас была автомобильная мастерская. Ему это ужасно нравилось. Правда, продавалось это… никак не продавалось. Зато на выставке он даже какую-то медаль за него получил. А мама… Кажется, она просто приехала посмотреть выставку. Потом… Они долго писали друг другу, отец два раза ездил в Россию, её не хотели выпускать. И на брак этот никак не желали соглашаться…
- Почему?
Рэйчел умолкла, нахмурилась… Он ждал.
- Они… Вся эта история…
- Какая история?
Расскажи, расскажи мне эту историю, Рэйчел. Ты же знаешь, я обожаю истории…
- Отец… Роуэрики совсем небогатый род, куда уж там до Багряниновых.
- Ого, – Гурьев усмехнулся. – Князья Багряниновы. Как интересно.
- Ах, Джейк… Это такая всё чушь, на самом-то деле.
- Ну, не знаю, – Гурьев чуть отстранился, посмотрел на Рэйчел. – Не уверен, что это такая уж чушь. Во всяком случае, из-за этой чуши в России погибли миллионы, и миллион человек вынудили бежать. Ты знаешь, что такое миллион, Рэйчел?
- Знаю, – она улыбнулась.
- Боюсь, что нет, – Гурьев нахмурился. – В одном вагоне помещается сорок человек. Это двадцать пять тысяч вагонов, Рэйчел. Тысяча двести поездов. Если три поезда из России приходили бы каждый день на Юстонский вокзал, потребовался бы целый год, чтобы вывезти такую массу людей. Представь себе только – каждый день, месяц за месяцем, тысячи людей – растерянные, испуганные, глаза которых переполнены ужасом того, что довелось им увидеть в пути. Не думаю, что кто-нибудь в полной мере может представить себе это. И это – лишь те, кому удалось вырваться. Вырваться чудом. А Багряниновы?
- Их… Насколько я знаю, они все погибли.
- Вот как.
- О, Боже мой, Джейк… Я ведь была совсем ребёнком. Я помню очень смутно эти разговоры. Мама с
