становилась шершавой, как коверный ворс. Минут десять продолжалась эта процедура, и за это время Джам слизнул сантиметровый слой мяса. С таким языком тигру для еды и зубы-то не нужны!
Единственное, что затрудняло последовательные наблюдения над нравами и повадками Джама и Морин, — обширная территория с густыми зарослями. Вместе с тем именно эту пару стоило наблюдать, так как из наших тигров они вели наиболее естественный образ жизни. Поди угадай у Поля и Рани, какие черты поведения нормальны для них, а какие — результат противоестественного образа жизни в большой бетонной яме. Взять хотя бы купание. Я никогда не видел, чтобы Джам или Морин купались, да и Поль тоже сторонился воды. А вот Рани в знойную погоду спускалась к бассейну и погружалась в прохладную воду целиком, высунув только голову и кончик хвоста. До получаса беззаботно нежилась она в бассейне, время от времени дергая хвостом так, что на голову летели брызги. Столь необычное для тигра поведение неизменно вызывало оживленные комментарии и догадки зрителей.
— Агнесса, пойди сюда, посмотри — тигр в воде!
— О! Какой милый, правда?
— Интересно, зачем он туда забрался?
— Кто его знает. Может быть, пить хочет.
— Хорошо, а лежать-то зачем?
— Не знаю. Может, он больной.
— Не говори глупостей, Берт.
— Может быть, это водяной тигр. Особая порода, ну?
— Наверно, так и есть. Правда, он милый?
— Кинь ему хлеба, Берт.
Большая корка хлеба ударяет Рани по макушке, и тигрица с недовольным ворчанием поднимает голову.
— Не станет он его есть.
— Попробуй кинуть орех.
Честное слово, этот разговор не плод моего воображения. Я записал его дословно, и у меня есть свидетели. Зрелище распростертой в воде Рани рождало самые нелепые гипотезы в головах благородной британской публики. Теснясь вдоль отжима, посетители с напряженным вниманием глазели на тигрицу. Даже уличное происшествие не могло бы вызвать более жадного интереса.
До моей работы в Уипснейде я не представлял себе, как мало люди осведомлены даже о простейших фактах в жизни животных. Зато служителям полагалось знать все на свете. Тигры так и рождаются полосатыми? А львы укусят, если к ним войти? Почему у тигра есть полосы, а у льва нет? Почему у льва есть грива, а у тигра нет? А тигры укусят, если к ним войти? Почему белый медведь белый? Где водятся белые медведи? А
Многие посетители, с которыми я разговаривал, удивлялись и явно разочаровывались, выяснив, что мы не ходим весь день на волосок от смерти в когтях льва или медведя. Поскольку я не мог похвастаться живописными шрамами, посетители считали меня чуть ли не шарлатаном. Попробуй убедить их, что жить среди этих зверей в общем-то совершенно безопасно, — воспримут как оскорбление. Одежда разорвана в клочья, голова окровавлена, но гордо поднята
— таким они хотели бы меня видеть; в их представлении мой рабочий день должен был являть собой сплошную череду страшных испытаний. Вспоминая ту пору, я чувствую, что упустил отличный случай сколотить состояние. Мне бы располосовать свой халат, вымазаться кровью и каждые полчаса выходить, шатаясь, из тигровой ямы и небрежно замечать: «Адская работенка — чистить этого тигра», — я теперь был бы богачом.
Посетители в массе были для нас источником изрядных хлопот, а иногда и веселья. Два случая врезались в мою память на всю жизнь. Первый — когда один мальчуган, посмотрев, как я кормлю тигров, подошел ко мне с округлившимися глазами и полушепотом спросил:
— Мистер, а вас эти зверюги ели хоть раз?
И второй: красный от возбуждения мальчишка, подбежав к тигровой яме, глянул через барьер, увидел рыскающего взад-вперед Поля, повернулся к своей родительнице и крикнул:
— Мам! Мам, скорей иди сюда, погляди на эту зебру!
Через несколько дней после моего знакомства с Билли я снова встретил его. Он катил на дребезжащем древнем велосипеде по каменистой дорожке, ведущей к вольеру львов. Я только что расправился с густой крапивой, которая норовила заполонить дорожку, и устроил долгожданный перекур.
— Привет! — пронзительным голосом крикнул Билли, резко нажимая на тормоза, так что чуть не вылетел из седла.
Его длинные неуклюжие ноги уперлись в землю, губы растянулись в дурацкой улыбке.
— Привет, — осторожно отозвался я.
— Чем ты тут занят?
— С крапивой сражаюсь.
— Ненавижу эту работенку, — заявил Билли. — Обязательно обстрекаюсь, притом в самых неожиданных местах.
— Я тоже, — с чувством ответил я.
Билли беспокойно оглянулся по сторонам.
— Послушай, — произнес он заговорщицким шепотом, — у тебя сигаретки не найдется?
— Найдется. — Я протянул ему сигарету.
Он неумело закурил и принялся отчаянно дымить.
— Только никому не говори, ладно? Мне не разрешают курить.
— Далеко направляешься? — спросил я.
Билли поперхнулся дымом и закашлялся, из глаз его покатились слезы.
— Хорошая сигарета — это здорово, — хрипло вымолвил он.
— Не вижу, чтобы тебе было так уж здорово.
— Что ты, отлично!
— Ну, так куда же ты направляешься? — повторил я.
— Да вот тебя решил проведать, — ответил он, показывая на меня размокшей от слюны сигаретой.
— В самом деле? А зачем же я тебе понадобился?
— Старикан приглашает тебя сегодня вечером на стаканчик.
Я вытаращил глаза от удивления.
— Твой отец приглашает меня на стаканчик? — озадаченно переспросил я. — Ты серьезно?
Одержимый повторным приступом кашля после новой затяжки. Билли только лихорадочно закивал в ответ, тряся рыжей шевелюрой.
— Допустим, но с какой стати он приглашает меня на стаканчик? — продолжал я недоумевать.
— Полагает…— через силу выговорил Билли, — полагает, что ты будешь оказывать на меня благотворное влияние.
— Господи, я не собираюсь ни на кого оказывать благотворное влияние. И вообще, где же тут благотворное влияние, если я дал тебе сигарету, хотя тебе не разрешают курить.
— Никому не говори, — прохрипел Билли. — Секрет. Ну, пока — до половины седьмого.
Продолжая давиться и кашлять, он скрылся в кустах на своем ржавом велосипеде.
Итак, в шесть часов вечера я натянул свои единственные приличные брюки, повязал галстук, надел пиджак и явился в апартаменты семейства Билов, которые занимали часть здания дирекции. Хотя другие работники зоопарка заверили меня, что под грубой внешностью капитана Била скрывается золотое сердце, мне все же было страшновато: как-никак, он директор, в я самая мелкая сошка.
Дверь открыла миссис Бил, очаровательная женщина, излучающая нерушимое спокойствие.
— Входите, входите, — сказала она, ласково улыбаясь — Вы разрешите называть вас просто Джерри? Билли вас только так называет. Проходите… капитан в гостиной.