— Это потому, что у вас много жен, — добавила Джеки.
— Ва! Нет уж, — сокрушенно возразил Фон. — Я от них очень устаю.
Он уныло поглядел на стоящих вдоль стены женщин и пригубил виски.
— Они мне голову морочат, эти жены, — добавил он.
— Мой муж про меня тоже говорит, что я ему голову морочу, — сказала Джеки.
— Твой муж счастливый. У него только одна жена, а у меня их много, и они мне все время голову морочат.
— Но от жен большая польза, — возразила Джеки.
Фон недоверчиво посмотрел на нее.
— Без жен у вас не было бы детей, — деловито заметила Джеки. — Ведь у мужчины не может быть детей.
Это замечание вызвало у Фона такой приступ веселья, что я испугался, как бы его не хватил удар. Откинувшись в своем кресле, он хохотал, хохотал до слез. Наконец выпрямился и вытер глаза, все еще сотрясаясь от смеха.
— А твоя жена неплохо соображает. — Смеясь, он налил Джеки побольше виски во славу ее ума. — Ты была бы хорошей женой для меня, — добавил он, ласково гладя ее по голове. — Будь-будь.
Музыканты, которые зачем-то выходили из дома, вернулись, вытерли губы и с новыми силами принялись наигрывать одну из моих любимых бафутских мелодий
— танец бабочки. Под звуки приятного, живого напева жены Фона вышли на середину и исполнили прелестный танец. Сперва они стояли все в ряд и делали руками и ногами какие-то замысловатые, чуть заметные движения. Потом две передних взялись за руки, а замыкающая, кружась, пошла вдоль ряда и вдруг стала валиться назад, но руки вовремя подхватили ее и поставили прямо. Танец продолжался, музыка становилась все стремительнее, все быстрее кружилась исполнительница роли бабочки, и две танцовщицы, которые держались за руки, все сильнее подбрасывали ее. В самый разгар танца Фон под радостные крики присутствующих важно поднялся с места и подошел к женщинам. Громко распевая, он тоже закружился, и его красно-желтая мантия превратилась в сплошное красочное облако.
— Я танцую, я танцую, и никто меня не остановит, — весело пел он, — но я должен следить, чтобы не упасть на землю, как бабочка.
Вертясь волчком, он шел вдоль шеренги жен. Его могучий голос заглушал их хор.
— Хотя бы они его не уронили, — сказал я Джеки, глядя на двух тучных коренастых женщин в голове шеренги, которые, держась за руки, с легким испугом ждали своего господина и повелителя.
Последний лихой оборот, и Фон повалился на спину, но жены удержали его, хотя и пошатнулись от удара. Падая, Фон раскинул руки в стороны и на секунду закрыл женщин развевающимися полами мантии, так что и впрямь стал похож на огромную разноцветную бабочку. Ермолка у него сбилась набок. Лежа на руках жен, он обратил к нам сияющее улыбкой лицо. Женщины поднатужились и поставили его прямо. Еле переводя дух, он вернулся на свое место и плюхнулся в кресло.
— Мой друг, это отличный танец, — восхищенно сказал я. — Сколько же в тебе силы!
— Да, — подхватила Джеки, тоже пораженная этим выступлением, — вы очень сильный.
— Это хороший танец, замечательный танец, — смеясь сказал Фон и машинально налил всем виски.
— У вас тут в Бафуте есть другой танец, он мне тоже очень нравится, — сказал я. — Помнишь, как ты танцевал, изображая коня?
— А, да-да, знаю, — подхватил Фон. — Это когда мы танцуем с лошадиными хвостами.
— Правильно. Ты как-нибудь покажешь этот танец моей жене?
— Ну, конечно, мой друг, — ответил Фон, наклонился вперед и отдал распоряжение.
Одна из жен метнулась к двери. Фон повернулся к Джеки и улыбнулся.
— Сейчас принесут лошадиные хвосты, и мы потанцуем.
Вскоре женщина вернулась с целой связкой белых шелковистых конских хвостов длиной около двух футов. Они были вставлены в красивые рукоятки, сплетенные из кожаных ремней. Фону подали особенно длинный и роскошный хвост с рукояткой из синих, красных и золотых ремней. Он несколько раз взмахнул им, делая рукой изящные, плавные движения. Казалось, в воздухе перед ним плывет клуб дыма. Двадцать женщин, каждая с пучком в руке, стали в круг. Фон занял место в центре, сделал знак рукой, музыканты заиграли, и танец начался.
Танец конских хвостов, несомненно, самый красивый и яркий из всех бафутских танцев. Ритм его очень своеобразный: маленькие барабаны отбивают резкое стаккато на фоне глухого рокота больших барабанов, а бамбуковые флейты, пища и щебеча, выводят мотив, казалось бы ничем не связанный с барабанами и все-таки гармонично с ними сливающийся. Жены Фона медленно танцевали под музыку, идя по кругу частыми согласованными шажками и взмахивая у себя перед лицом конскими хвостами. А Фон кружился в центре против часовой стрелки. Он подскакивал, притопывал, вертелся, но как-то связанно и неловко, а рука его в это время невероятно гибким движением заставляла конский хвост плыть в воздухе и описывать красивые замысловатые кривые. Удивительная картина, трудно ее описать. Вот перед вами словно грядка плывущих по течению белых водорослей… А теперь Фон, покачиваясь, притопывает негнущимися ногами, будто неведомая птица с белым султаном, исполняющая брачный танец в кольце самок. Эта величественная павана
Небрежно помахивая конским хвостом, Фон грациозно подошел к нам, опустился в кресло и улыбнулся Джеки.
— Понравился тебе мой танец? — спросил он, отдышавшись.
— Это было чудесно, — ответила она. — Он мне очень понравился.
— Вот и хорошо, — сказал чрезвычайно довольный Фон.
Он наклонился, с надеждой поглядел на бутылку, но она, увы, была пуста. Я тактично умолчал о том, что у меня в рестхаузе есть еще виски. Фон мрачно разглядывал пустую посуду.
— Виски кончилось, — констатировал он.
— Да, — безучастно подтвердил я.
— Ладно. — Фон приободрился. — Будем пить джин.
Сердце у меня оборвалось. Я-то надеялся, что мы теперь перейдем на что-нибудь более невинное, вроде пива, отдохнем от спиртного… А Фон рявкнул что-то одной из своих жен, она убежала и тут же появилась снова с джином и горькой настойкой. У Фона было свое представление о том, как пить джин. Он наливал полстакана джина и подкрашивал его горькой настойкой до густо-коричневого цвета. Эта смесь в два счета уложит слона. При виде такого коктейля Джеки поспешила заявить, что врач строго-настрого запретил ей пить джин. Фон не стал настаивать, хотя было ясно, что он чрезвычайно низкого мнения о знахаре, который способен сказать такое.
Опять заиграла музыка, все пошли танцевать, парами и поодиночке. Ритм был подходящий, и мы с Джеки исполнили быстрый фокстрот. Фон ревел что-то одобрительное, его жены взвизгивали от удовольствия.
— Здорово, здорово! — кричал Фон, когда мы проносились мимо него.
— Спасибо, мой друг, — крикнул я в ответ, осторожно ведя Джеки между советниками, которые в своих пестрых мантиях были похожи на живую клумбу.
— Можно не наступать на ноги? — жалобно произнесла Джеки.
— Извини. В это время суток мне всегда трудно держать курс.
— Я вижу, — едко заметила Джеки.
— Почему бы тебе не станцевать с Фоном? — спросил я.
— Я уже думала об этом, но прилично ли простой женщине приглашать его?
— Уверен, что он будет в восторге. Пригласи его на следующий танец, — предложил я.
— А что танцевать?
— Научи его чему-нибудь, что пригодилось бы для его латино-американского репертуара, — сказал я. — Как насчет румбы?
