— я не смогу задержать их надолго.
— Мы оценили, как ты отвлек внимание Страхиса, — захихикала Аманда.
— Подумаешь! — махнул рукой Яни. — С этим-то было справиться легко. А вот папаша Никос — крепкий орешек и с ним придется повозиться.
Дети терпеливо ждали, и как только взошло солнце, папаша Никос с семьей появились в поле. К счастью похитителей, папаша Никос привел с собою всех четверых ослов. Весело болтая, отец семейства, его супруга и два сына спустились с холма, привязали ослов к фиговому дереву и, достав мотыги, принялись за работу.
— Пора, — сказал Яни.
К удивлению Аманды, Яни достал из кармана перочинный нож и, прежде чем ребята что-нибудь поняли, сделал у себя на ступне два надреза, так что между пальцами ноги потекла кровь.
— Что ты делаешь?! — с ужасом спросила Аманда.
Тот прикусил губу, но все же улыбнулся девочке.
— Надо, чтобы все выглядело реалистично, — сказал он, — иначе папашу Никоса не одурачишь. Ну, отвязывайте ослов и переправляйте их на Остров Гесперид, а затем возвращайтесь в деревню. Я буду там.
Он спрятал нож и скрылся в зарослях.
— Интересно, чего это он?! — спросил Дэвид.
Аманда пожала плечами.
— Мне самой интересно, — сказала она, — но он умница, так что пусть действует, как считает нужным. Ну, теперь скорее к дереву!
Они проползли вокруг поля и спрятались за кустами возле фигового дерева. Вдруг они с изумлением и тревогой увидели, как Яни вышел из бамбука навстречу папаше Никосу и его семье. Мало того, он пожелал папаше Никосу доброго утра, на что тот вежливо ответил. Потом Яни тактично поинтересовался насчет урожая и вдруг повалился на землю с таким протяжным криком, что Аманда даже подпрыгнула на месте.
— Змея! Змея! — вопил он. — Меня укусила змея!
Папаша Никос и его домочадцы тут же побросали мотыги и бросились туда, где Яни катался по траве, как будто его и в самом деле укусила змея. Члены семейства собрались вокруг мальчика, подняли ему голову и осмотрели рану, наперебой предлагая множество средств, помогающих от укуса змей. Крики Яни были столь душераздирающи, что папаше Никосу и всем остальным пришлось перекрикиваться, чтобы понять друг друга. Какофония послужила отличным прикрытием для шума, с которым Аманда, Дэвид и Простаки отвязывали и угоняли ослов.
— Утюгом прижечь, — промычал папаша Никос, — и все пройдет.
— Нет, нет, — воскликнула мамаша Никос, — чеснок с оливковым маслом. Моя мама всегда так делала.
— Умираю!!! — вопил Яни. Сквозь полузакрытые веки он увидел, что осликов успешно увели, и кричал скорее оттого, что вошел в роль.
— Нет, нет, золотко, — гудел папаша Никос, — мы тебе умереть не дадим. Сейчас отнесем тебя в деревню, прижжем раскаленным утюжком, и все пройдет.
— Никаких утюгов! Только чеснок с маслом! — визжала мамаша Никос.
— Замолчи, — возмутился отец семейства. — Кто нас лучше разбирается, я или ты?
— Умира-аю, — жалобно простонал Яни, как будто и в самом деле готовился проститься с жизнью.
— Дайте ему глоток вина, — распорядился папаша Никос. — Бутылка под деревом, где привязаны ослы.
Все члены семьи Никое были до того встревожены и напуганы, что один из двух сыновей, который помчался за бутылкой, не заметил даже, что ослов под фиговым деревом уже нет. Яни вопил и стучал зубами так правдоподобно и самозабвенно, что пришлось раскрывать ему рот, чтобы влить туда вина.
— Я погиб, — продолжал стенать Яни, — я погиб.
— Что ты, что ты, родненький, — мычал папаша Никос. — Сейчас отвезем тебя в деревню, все будет xopoшo. Приведите сюда одного из ослов.
Сыновья папаши Никоса побежали к фиговому дереву, и, когда обнаружили, что ослы исчезли, у них перехватило дыхание.
— Папа, — сказали они, вернувшись назад, — ослов там нет.
Лицо папаши Никоса побагровело от гнева.
— Растяпа! — рявкнул он на жену, которая, по его мнению, и была причиной неприятности. — Не могла привязать их как следует.
— Сам растяпа! — оскорбилась мамаша Никое. — Я-то привязала их накрепко!
— Привязала бы накрепко, они бы не исчезли, — сердился папаша Никос.
— Умираю, — жаловался Яни.
— Сперва отнесем его в деревню, а потом вернемся за ослами, — решил отец семейства. — Они не могли далеко уйти.
— Я умер, — заявил Яни. — Поздно нести меня в деревню.
— Нет, нет, малыш, — папаша Никос ласково погладил парнишку, — мы не дадим тебе умереть.
Все четверо подняли Яни и понесли в деревню, кряхтя от тяжести. На каждом шагу Яни уверял их, что лучше бы положить его под оливой и оставить умереть, так как надежды на спасение уже нет.
Наконец, совершенно измученные, они достигли главной площади деревни, жители которой еще только начали просыпаться. В таверне быстро сдвинули два стола и положили на них Яни. Вскоре здесь собралась почти вся деревня. Даже папаша Йорго (которому, как вы помните, перевалило за сто) приплелся, чтобы дать совет, который был с благоговением выслушан остальными жителями, — еще бы, ведь старейший житель деревни должен понимать толк в змеях больше, чем кто-либо еще! И тут же все заговорили одновременно. Каждый предлагал свое средство, и сцена разыгралась настолько бурная, что Яни с огромным трудом сдерживал смех. После того как его рана была смазана семнадцатью самыми разными снадобьями и перевязана грязнейшей тряпкой, мальчика отнесли к нему домой и положили на постель. Затем тщательно затворили ставни и дверь — ведь, как известно, ничто не вредит больному больше, чем свежий воздух, — и отправились по домам, продолжая спорить по дороге. Яни лежал на своей постели в затененной комнате и смеялся так, что из глаз его потоками лились самые непритворные слезы.
Глава шестая. ПАНИКА
Никогда еще деревня Каланеро не знала такого дня, как нынешний. Сельчане возвращались восвояси, по-прежнему обсуждая укус змеи, едва не погубивший Яни. Они уже собрались было расходиться, как вдруг по деревне пробежал Филимон Страхис с лицом бледным, как оконная замазка.
— Все-е-е сюда! Все-е-е сюда! — драматично орал он. — Нечи-и-и-стая сила! Нечи-и-и-стая сила!
Рухнув на один из столов в таверне, он принялся театрально стенать:
— Не-чи-ста-я! Не-чи-ста-я!
Эти слова возбудили интерес жителей, как ничто другое. Даже папаша Йорго (которому, как вы помните, перевалило за сто) и тот выпил пару стаканов вина, чтобы вникнуть в события. Сельчане сгрудились вокруг рыдающего Страхиса.
— Так скажи нам, Филимон Страхис, — просили он, — о какой нечистой силе ты ведешь речь?
Страхис поднял мокрое от слез лицо.
— Прошлой ночью, — сказал он, захлебываясь от рыданий, — я услышал у себя во дворе шум. Как вы знаете, я человек исключительной смелости…
Сельчане были настолько захвачены рассказом Страхиса, что не отреагировали на эти слова
