Для наконечника Дагейда подобрала где-то осколок кремня, очень похожий на настоящий наконечник стрелы. Может быть, он и был настоящим, обколотым еще теми древними людьми, что жили в Века Великанов и не умели плавить железа. Дагейда вставила кремневый наконечник в расщепленный конец палочки и теперь старательно обматывала его тонкой и прочной полоской березовой коры.
Стрела получалась кое-как: искривленная, вертлявая, непрочная, словом, никуда не годная. Пятилетний мальчик обсмеял бы такую стрелу. Но не боевые качества нужны были Дагейде. Эта детская стрела требовалась ей лишь как знак, как зримое воплощение заклинающих сил, образы которых она пока еще с трудом могла удержать в уме.
Вдруг она бросила стрелу на колени, подняла голову, прислушалась. Потом со звериной ловкостью прянула к земле и прижалась ухом к камню. Не закрывая глаз, Дагейда вслушивалась во что-то, происходящее глубоко в теле горы. Откуда-то издалека под землей катились медленные тихие волны, и с каждым мгновением они становились сильнее и отчетливее. Дагейда вскочила на ноги.
– Жадный! – крикнула она, торопливо стряхивая приставшие хвоинки с ладоней. – Где ты?
Огромный волк, поднявший голову еще при первом ее движении, серой косматой змеей скользнул вверх по склону и поставил передние лапы на камень рядом с хозяйкой.
– Жадный, пора! – вскрикнула Дагейда и вцепилась обеими руками в шерсть на спине волка. Ее маленькое бледное личико выражало отчаянное волнение, нетерпение и радость. – Пора! Пора! – Она запрыгала, как обычная девочка, которую зовут на праздник. – Они идут! И мы пойдем! Скорее! Скорее!
Прямо с камня Дагейда перескочила на спину Жадного и крепко вцепилась в шерсть. За пояс ее была заткнута кремневая стрела. Волк прыгнул вниз по склону и мигом пропал среди зарослей.
Фьялли и квитты сошлись на прибрежной полосе возле усадьбы Речной Туман. С одной стороны был обрывистый берег, одетый в бурый камень, с другой – покрытые ельником горы. Между ними тянулась неширокая долина, где стояло несколько рыбацких двориков, росли чахлые кустарники, бежало два-три мелких ручья. Зауряднейшая местность, никогда не знавшая событий крупнее, чем удачный улов или севший на камни корабль, внезапно стала местом жестокой битвы. Последней, как думалось многим, битвы в этой войне.
Близость сражения оказалась неожиданной для обеих сторон. Торбранд конунг не ждал, что квиттингское войско встретит его так скоро, так далеко от Тингвалля и Хельги хёвдинга. А Хельги хёвдинг даже не успел узнать о появлении врагов. После того как мертвый Кар принес в Речной Туман свою страшную весть, в усадьбе лихорадочно собрали войско – такое, какое можно было собрать за одни сутки. Руководил всем Халльгрим Белый – мужчина лет пятидесяти с небольшим, грубоватый и решительный. Он участвовал вместе с Дагом и Эйвиндом в той первой битве Квиттингского Востока с фьяллями два года назад и теперь верил, что снова сумеет за себя постоять. Уже на рассвете, когда дружины собирались выступать, к ним присоединился Вигмар Лисица со своим копьем и тремя сотнями дружины Медного Леса. Он вышел из Тингвалля заранее, так как в усадьбе хёвдинга уже не мог прокормить своих людей. Ингвид Синеглазый с другими тремя сотнями должен был последовать за ним завтра. Он уже не успеет.
У Вигмара и Халльгрима Белого, который собрал дружины ближайшей округи, вместе имелось человек девятьсот. У Торбранда конунга было всего восемьсот – те самые, кто уцелел после двух битв в Пестрой долине. Но в то же время это были совсем другие люди – не измотанные и подавленные поражениями, а отчаянно смелые, уверенные и сильные, как железные великаны. Впереди них бежали слухи один другого страшнее: говорили, что у Торбранда новое чудесное оружие, то ли подаренное Одином в обмен на огромную жертву, то ли отбитое у великана. И с ним идет ведьма Медного Леса, силу которой все квитты хорошо знали. Смерть великана и предательство ведьмы разило сильнее клинков: как ни потрясал золоченым копьем Вигмар Лисица, как ни напоминал о недавних победах и ни призывал добить захватчиков, квитты шли на бой с чувством неизбежного поражения. Казалось, что без Свальнира, корня квиттингских гор, сама земля вот-вот начнет расползаться под ногами.
Три колдуна всю ночь перед битвой сидели вокруг костра на высоком прибрежном взлобке, откуда видны были костерки всего войска, и плели боевые заклятья. И всю ночь они ощущали, как с юга, из-за ближайшей горы, им отвечает кто-то. Чей-то враждебный голос рвал и ломал их заклятья и старался набросить на беспокойно дремлющее войско свои – отнимающие силу, внушающие страх и отчаяние. Это была она, ведьма Медного Леса. Она уже начала свое губительное дело, крушила дух квиттов, чтобы меч в руках ее нового мужа без помех мог крушить их тела.
И утром, когда два войска сошлись в узкой прибрежной долине, все квитты разом увидели ее. Высокая женщина, похожая на тонкое деревце, стояла на вершине южной горы, заклинающе подняв руки. На одной руке звездой блестело золотое обручье, в лучах весеннего солнца видное даже издалека. Множество стрел рванулось к ней, но все они разом остановились в воздухе и бессильно попадали вниз: заклинание сломало их полет.
Торбранд конунг сам шел впереди своего войска, и меч в его руках оправдал свою славу. «Солнце сражений» двигалось через человеческий строй, как огонь сквозь солому, прожигая себе дорогу и оставляя позади только мертвых. Ни один клинок квиттов не мог ему противостоять. Клин фьяллей все глубже врывался в квиттингское войско. Только в одном месте квитты не отступили – там, где огненной молнией мелькало в битве золоченое копье Вигмара Лисицы. Только он и мог стать достойным противником конунгу фьяллей – неизбранный, незаконный, но единственный сейчас настоящий вождь квиттов.
И даже ведьма Медного Леса ничего не могла с ним поделать. Стоило Хёрдис направить на него заклинание, как чья-то иная сила отталкивала ее невидимую руку. Хёрдис узнавала силу великаньего племени, ту самую, которая когда-то так прочно держала в плену ее саму. Но Хёрдис сейчас была не та, что прежде. Фьялли, поначалу смотревшие на нее с ненавистью, а на Торбранда – с ужасом, как на околдованного, в той битве на Остром мысу помогли ей не меньше, чем она помогла им. Она собрала их силу и направила, как они не сумели бы без нее; они были теми руками, что зажгли огонь над Острым мысом, а она была лишь огнивом и кремнем. Но после той первой победы ее могущество возросло многократно. Ее ожившее сердце плавилось и кипело на волне горячего человеческого духа, живое биение восьмисот сердец билось в ней самой и делало всемогущей. Она собирала силы всего войска и управляла ими, как рука клинком. Вместе они были непобедимы.
Неужели она не справится с каким-то рыжим наглецом, обыкновенным человеком! Сейчас она не помнила, как радовалась когда-то ему, принесшему ей надежду и первую весть о свободе; сейчас для нее весь мир сосредоточился в Торбранде, который дал ей то, что Вигмар лишь невольно пообещал. Вигмар стал ее врагом, самым сильным и потому самым ненавистным. В его копье жила сила небесного огня, но сам Вигмар был обыкновенным человеком, уязвимым, как все люди. И он грозил Торбранду, ее Торбранду, тому, кто заново связал ее с человеческим миром и дал новую жизнь! И Хёрдис заклинала, вытянув руки над долиной и направляя на врага всю силу войска и силу гор:
