квиттинская ведьма, при упоминании о которой Хродмара передергивает. Эту ведьму, а заодно и всех квиттов, считают своими врагами Хродмар, Торбранд и еще многие другие, кому хочется добычи и воинской славы. Но зачем напрасно вести людей на гибель, если боги не с нами?
Эрнольв чуть не застонал от тоски: был бы на его месте Халльмунд, он бы живо нашел нужные слова, убедил конунга, заставил бы всех смотреть себе в рот. Халльмунда невозможно было остановить, он мчался вперед неудержимо, как морской вал в бурю. А Эрнольва давили и оглушали десятки глаз, устремленных на него с вызовом и недоброжелательством. «Кто ты такой и почему смеешь стоять у нас на пути? — громко спрашивали они. — Как ты смеешь думать, что ты один прав, а мы нет?»
— Я никогда не звался трусом… — начал Эрнольв, поскольку молчать дальше было невозможно, и по старой привычке прижал к груди золотой полумесяц. — Я не боялся идти в битву, если в ней есть надежная цель…
И вдруг что-то случилось в глубине его души: словно треснул лед и проснулся весенний родник. Новая сила хлынула в жилы, Эрнольву стало легко, как будто сама валькирия взяла его в объятия и понесла над землей; слова, мгновение назад тяжелые и редкие, вдруг взвились целым роем и кинулись на язык, толкаясь и тесня друг друга.
— Я слышал, что в древние времена прославляли конунгов, которые сумели сами выбрать час своей смерти! — громко и быстро заговорил Эрнольв, чувствуя, что какая-то теплая и мощная волна несет его помимо воли. — Один даже умудрился сжечь себя в доме вместе с дочерью и дружиной, потому что не хотел уступить в битве многочисленным врагам. Но мне не думается, что и в наше время такого человека назовут героем, а не трусом и глупцом, который сам завел в ловушку себя и дружину и побоялся даже взять в руки оружие. Доблесть — великое достояние, но и ум никому еще не мешал. И тебя, Торбранд конунг, никогда еще не называли неосторожным. Да, только раб мстит сразу, потому что дело мести нужно как следует подготовить. Важнее этого долга у высокородного человека нет ничего. Но спроси сам себя: кому ты собираешься мстить и хорошо ли готов к этому? Наши враги — квиттинские ведьмы и чудовища. Разве у нас есть умелые и могучие колдуны, чтобы бороться с квиттинскими ведьмами? Разве у нас есть хотя бы одно знамение от богов, что они одобряют нашу войну и не лишат нас удачи? Знамений неудачи мы видели гораздо больше. И не обвиняй меня в трусости — я хочу лишь одного: чтобы твои силы и силы племени фьяллей не растрачивались по-пустому.
— Я и не хочу тратить силы по-пустому, — ответил Торбранд конунг, быстро двигая соломинку из стороны в сторону. В его голосе было заметно удивление: он не ожидал от Эрнольва такого красноречия. — Я больше не пойду с маленькой дружиной, надеясь разгромить только одну усадьбу и уничтожить ведьму, которая все это начала. Всю осень и начало зимы мы будем собирать войско. Мы разобьем самого квиттинского конунга Стюрмира, и больше ни одна ведьма, сколько их ни есть, не посмеет замыслить что- то нам во вред. А что касается знамений…
— То откуда же им взяться, добрым знамениям? — снова заговорил Эрнольв, вклинившись в первую же заминку Торбрандовой речи. — Может быть, я позабыл: зачем твои ярлы Модольв и Хродмар плавали в начале лета на Острый мыс?
— За железом! — ответил сам Хродмар. — И мы его привезли!
— Даже самое лучшее оружие ломается, — продолжал Эрнольв. — Нам понадобится еще, и где мы его возьмем? Ты задумал слишком большую войну, конунг. Я не знаю, с чего она началась, но теперь она разворачивается уж слишком широко.
— Квитты сами хотели этой войны! — подал голос Модольв ярл, на круглом добродушном лице которого сейчас была непривычная суровость. — Когда мы были на Остром мысу, в усадьбе Гримкеля Черной Бороды, там мы видели мало дружелюбия. А у Гримкеля на языке всегда то, что на уме у его родича Стюрмира конунга. Они не хотели продавать нам железо. Если бы мы не напали на них, они сами напали бы на нас.
— А нашим бондам хватает железа, чтобы обрабатывать землю! — сказал Эрнольв. — Если ты позовешь их на войну, мало у кого хватит духу отказать тебе, конунг, но кто останется выращивать ячмень? С тобой охотно пойдут ярлы и хирдманы, но бондов едва ли обрадует твой призыв.
— Он обрадует всякого, кто не трус! — крикнул Хродмар ярл. Сам он явно не был трусом, а собственные стремления поглощали его слишком полно, чтобы он мог всерьез задуматься о нуждах кого-то другого.
— Многие бонды следующей весной смогут засеять свою пашню серебряными эйрирами, — сказал Торбранд конунг, и дружина, уставшая от напряженного спора, встретила его слова радостным гулом. — И сейчас я хочу услышать от тебя только одно слово, Эрнольв сын Хравна: ты пойдешь со мной?
— Да, — одним словом ответил Эрнольв и сел на место.
По дороге домой через фьорд Эрнольв молчал и налегал на весло. Он сам удивлялся, откуда все это в нем взялось: эта ярость, эта готовность спорить, находчивость, напор, вера в свою силу противостоять многим — все то, чего ему раньше не хватало. Эрнольва никогда не называли робким или неуверенным, он не стыдился себя и мог спорить с каким-нибудь одним человеком, пусть даже очень знатным, вроде того же Хродмара. Но раньше ему и в голову не приходило, что один человек может спорить со всеми. Один не может, не имеет права быть правым, когда все ошибаются. «Пусть они ошибаются — я лучше ошибусь вместе со всеми, чем останусь в одиночестве своей правоты,» — примерно так считал раньше Эрнольв. Собственное красноречие и решимость, так удивившие конунга, еще больше удивили его самого. Оказывается, можно и по-другому. Можно спорить, можно что-то доказывать… Но идти в поход все равно придется.
— Что-то ты сегодня был красноречив на редкость! — приговаривала Ингирид, сидевшая на носу большой лодки. Она куталась в плащ, выставив наружу только розовый от вечерней прохлады носик и блестящие ехидным задором глаза. — Как будто тебе шептал на ухо сам Один! Уж не влюбился ли ты в кого-нибудь? — вдруг сообразила она и подалась поближе к Эрнольву, пытаясь разглядеть в сумерках его лицо, но он в досаде отвернулся. — Если в Эренгерду, то даже и думать не смей! — Ингирид хихикнула. — И совета умнее тебе не подаст ни один из богов. Эренгерда слишком хороша, чтобы согласилась пойти за такого уро… такого красавца, как ты. А Кольбейн задумал выдать ее за конунга. Пусть меня возьмут тролли, если это не так! Бедный мой родич Торбранд конунг! Спасите меня боги от таких родичей, как Кольбейн Косматый и Асвальд Сутулый! Впрочем, надеюсь, ко времени их свадьбы меня здесь уже не будет.
— Я надеюсь, тебя здесь не будет гораздо раньше, — только и ответил Эрнольв. Торбранд мог бы любить их и побольше: Хравн и Ванбьёрг оказали ему немалую услугу, согласившись держать Ингирид у себя в доме.
К тому времени, когда лодка пересекла фьорд и Хравн с сыном дошли до дома, Эрнольв уже успокоился и даже приободрился.
— Может, совсем не плохо, что я тоже пойду в этот поход, — говорил он матери и Свангерде после того, как Хравн рассказал о его горячей речи. — Ведь нужно найти второй полумесяц. Половинки, конечно, притягиваются друг к другу, но едва ли вторая придет сюда сама, если я буду сидеть на берегу и смотреть на море. Удачу испытывают только в пути и находят только в пути. Я пойду с конунгом на Квиттинг и найду того, кто носит наш амулет.
— А если он давно продал свой полумесяц? — предположила Свангерда. — А если он будет переходить из рук в руки? Ты потратишь на эти поиски всю жизнь.
— Нет, не думаю. — Эрнольв покачал головой. — Тордис сказала, что тот человек носит полумесяц. А если он надел его на шею, то снять его будет нелегко. Притяжение дает о себе знать, даже если он понятия не имеет, что половинок две и где-то есть вторая.
— Я не думаю, что эти поиски будут легкими, — сказала фру Ванбьёрг. Ей очень не нравилась эта затея, и решенный отъезд сына ее сильно огорчил. — Как ты будешь искать? Ведь на войне не до поисков.
— А как же Хродмар? — В душе Эрнольва опять шевельнулся источник красноречия. — Ему еще труднее. Он вызвал на поединок сына квиттинского конунга и назначил ему встречу в день Середины Зимы*. Как он поедет туда? А как он будет искать свою невесту? Хотя и говорят, что он от нее откажется, но он уж слишком яростно рвется на Квиттинг. Наверняка он надеется ее разыскать.
— Э-э, на Хродмара ты не гляди! — Фру Ванбьёрг махнула рукой. — Хродмар богат удачей, чего не
