Хёрдис, Отлично! Если Ингвильда и проснется, то подумает, что ее разбудила Бломма. А брать огниво сейчас и в самом деле нельзя. Если оно пропадет ночью,то подумают сразу на тех, кто здесь ночевал. А Хёрдис не заблуждалась насчет родственной любви и хорошо знала, как мало доверия питают к ней домочадцы Фрейвида. «Ничего, — успокаивала она сама себя, незаметно поглаживая мохнатый загривок Серого. — Со времени уговора Фрейвида с Модольвом и отъезда Асольва в Кремнистый Склон прошло всего пять дней. Время еще есть, и новолуние еще впереди».
Время приближалось к полудню, но серые тучи с такой удручающей равномерной плотностью затянули небо над Медным Лесом, что ни единого солнечного проблеска не выдалось с самого рассвета. Да и рассвета тоже не было, если строго рассудить, его сожрали инеистые великаны, те, что живут на самых высоких горах. Конечно, на горах Фьялленланда, которые ближе всех к небу. «Одни беды от этих фьяллей!» — с рассеянной досадой думал Асольв, поглядывая на небо. Если бы Модольву не понадобилось железо, отец не стал бы посылать его в эту долгую и не слишком веселую поездку в опустевший Кремнистый Склон, где оставались только рабы, стерегущие усадьбу и большое стадо. Когда дома нет никого из близких, это вроде как и не дом вовсе.
С утра уже пару раз принимался накрапывать мелкий дождь, в воздухе висела прозрачная холодная морось, и Асольв с надеждой всматривался в темнеющий впереди ельник, обещавший хоть какое-то укрытие. Если польет настоящий дождь, пережидать егонегде — человеческого жилья теперь не будет до самой ночи. Асольв и десяток работников ехали по Медному Лесу — огромному пространству, покрытому рыжими и бурыми кремневыми скалами, болотистыми и лесистыми долинами, ельниками и вересковыми полями. В горах Медного Леса таились огромные запасы железной руды, но место это славилось также своей таинственной и не слишком Доброй силой. Древняя нечисть, обитавшая здесь до прихода племени квиттов, не ушла отсюда, и люди чувствовали себя тут не хозяевами, как в других частях страны, а гостями, да такими, что явились без зова и терпимы до поры. Дворы и усадьбы в Медном Лесу стояли далеко друг от друга, и людей было немного. Здесь не было даже дорог, и путь был отмечен стоячими камнями, разбросанными от священной горы Раудберги до самого побережья так, чтобы от одного можно было видеть другой. Камни были черными, каких в Медном Лесу не встречалось, поэтому спутать их с другими было нельзя. Никто не знал, какие силы сумели принести их в Медный Лес.
Позади Асольва лошади тянули четыре волокуши*, нагруженные толстыми лепешками из сырого железа. Каждая лепешка была размером с собачью голову и напоминала ноздреватый, плохо пропеченный хлеб, черный, с сизой и бурой окалиной. В повозках лежало немалое богатство — железо Медного Леса заслуженно ценилось по всему Морскому Пути. Из каждой такой «головы» после перековки выйдет один хороший меч. То есть он везет с собой будущее вооружение неплохой дружины. Асольв был доволен собой — он успевал даже чуть раньше срока, назначенного отцом, и надеялся заслужить похвалу.
Вдруг его конь забеспокоился, зафыркал, словно почуял волка. Быстро оглянувшись и не заметив ничего опасного, Асольв успокаивающе потрепал коня по шее. Но тот заупрямился, остановился, ударил копытом о землю, словно не хотел идти дальше. Асольв взялся за плеть, недоумевая, что могло так напугать коня. Волки? Тролли?
Один из работников, ехавших возле повозок позади Асольва, внезапно охнул. Асольв обернулся к нему, хотел спросить, но сам невольно вздрогнул. На всех лицах был явный испуг, и все смотрели куда-то вперед и вбок от дороги. Асольв поспешно оглянулся.
На склоне одной из гор впереди было заметно какое-то крупное движение. Что-то огромное шло там, раздвигая ели. Присмотревшись, Асольв различил очертания гигантской человеческой фигуры.
Холодный пот хлынул по спине, Асольву хотелось зажмуриться, но он не владел ни единым мускулом и не мог пошевелиться.
По склону горы неспешно шел великан. Над верхушками елей виднелась его черноволосая голова с густой бородой и могучие плечи. Их покрывал плащ из косматых темных шкур, и на плечах великана они казались маленькими и тоненькими лоскутиками, как если бы человек вздумал сшить себе наряд из мышиных шкурок. Великан шел через самую чащу, не выбирая дороги и сминая по пути огромные ели, как человек сминает высокую траву. В тишине долин далеко разлетался треск и гул от его шагов. Великан двигался медленно, почти лениво, как будто ему было тяжело нести самого себя. Но в этих мнимо ленивых движениях была такая неутомимость и размеренность, что любой смельчак вспотеет от страха — а что, если Хозяин Гор двинется на тебя?
— Свальнир, — севшим от страха голосом проскрипел одни из рабов. — Вышел из пещеры. Пасмурный день — вот он и вышел. Видно, опять проголодался. Едем скорее, пока он нас не заметил. Мы доберемся до ельника…
Все как будто проснулись, тронули лошадей.
— Нет, нет! — поспешно остановил рабов Асольв. От страха он говорил приглушенно, почти шепотом, хотя великан был слишком далеко, чтобы их услышать. — Не двигайтесь! Как только мы сдвинемс
— Ему днем вообще не полагается разгуливать! — сказал один из молодых рабов, стараясь показной храбростью обмануть собственный страх. — Свет обращает великанов в камень!
— А Свальнир не такой, как все! — ответил Асольв, немало запомнивший из рассказов бабушки Сигнехильды. — Он не боится света. Он даже умеет принимать облик обыкновенного человека. Он только не любит огня, и собаки его боятся.
Как положено хозяину, Асольв старался держаться уверенно и не показать страха, но па самом деле ему хотелось стать маленьким-маленьким, не больше мышки, и забиться под какой-нибудь камушек на тропе. О храбрый Тюр, отведи глаза великану, пусть он идет своей дорогой и не смотрит сюда! При кажущейся медлительности великаны умеют очень быстро бегать и проворно ловят свою добычу в самом густом лесу. Пожелай он догнать людей — и лошади не спасут их.
К счастью, великан не глядел на них, а медленно удалялся на север, где лежало его обиталище — Великанья долина.
— Смотри, у него на плече — косули! — прищурившись, молодой раб отважно всмотрелся. Через плечо великана была перекинута связка каких-то маленьких светло-рыжих тушек. Трудно было поверить, что это не мыши, а косули или олени.
— Слава Тюру и Видару*! — с облегчением заговорили рабы. — Он хорошо поохотился и не тронет нас.
— Поедемте скорее в ельник! Вдруг ему покажется мало?
— Да, поедем в ельник! — решил Асольв.
Ему было холодно — от фигуры великана веяло стылым ветром древней инеистой крови, иного мира, темного и загадочного.
Свальнир был уже далеко, его голова едва виднелась меж еловых вершин на дальнем гребне. Асольв тронул коня, как вдруг великан обернулся. Может, ветер переменился, а может, потомок Имира учуял устремленные ему в спину человеческие взгляды. И Асольв застыл, как будто под взглядом великана сам превратился в холодный камень. Таинственный темный мир инеистого племени захватил людей в холодные цепи, никто не мог пошевелиться. Мгновения повисли как замороженные.
Великан отвернулся и пошел своей дорогой. Его темная голова исчезла среди темных еловых вершин, слилась с ними, далекое движение затихло. Люди перевели дух и без промедления погнали коней дальше. К счастью, им было не по дороге с великаном.
— Ничего бы он нам не сделал! — бормотал молодой раб, все еще дрожа и ощущая на себе каменный взгляд великана. — У нас ведь железо! Вся нечисть боится железа.
Но его голос звучал не слишком уверенно. Никто толком не знал, чего боится Свальнир, зато его боялись все. Последний из могучего и некогда многочисленного Племени Камней, он недаром сумел выжить и приспособиться к новому миру, в котором для великанов почти не осталось места. Сила его была даже больше, чем у его древних родичей. Изредка он уносил скотину с дальних пастбищ, если ему не везло на охоте, а жители северных склонов Медного Леса потихоньку распускали слухи, что в соседних усадьбах пропадают люди. У себя никто таких случаев не помнил, но у других — не один и не два. «Кто его знает? — хмуро думал Асольв, скрывшись наконец в спасительной тени ельника и от дождя, к от страшных глаз. — Может, и правда великан ест людей. Про инеистое племя ничего нельзя знать наверняка. И любой умный
