Эгилем Угрюмым новость взбудоражила всех и оставила в головах только одни мысли — о войне и о новом конунге. Признавать ли Вильмунда конунга — вот о чем говорили за столом, во дворе, даже в спальных покоях.
Все молодые во главе с женихом горой стояли за нового конунга.
— Просто Вильмунду надоело ждать, пока его отец наберется за морем мужества, чтобы вернуться и встретиться с врагами! — горячо говорил Брендольв. — Я бы на его месте тоже не стал ждать до Гибели Богов. Кто смел, тот не медлит!
— И теперь ему нужны смелые люди, которые пойдут с ним! — подхватывали другие. — Сколько можно ждать? Дождемся, что фьялли разорят половину страны, а потом уже поздно будет собирать войско!
Некоторые прямо перешли от слов к делу. Лейпт, старший сын Хальвдана Седого, уже на другой день утром попрощался с хозяевами и уехал домой — собираться в поход. Брендольв всей душой рвался вслед за ним.
— Подожди! — урезонивала его мать. — Если ты уедешь с собственного сговора, ты обидишь родню невесты.
— Но ведь невеста хочет выйти за достойного человека, а не за такого, кто любит греться у очага и слушать лживые саги[24]! — уверенно отвечал Брендольв и подмигивал Хельге. — Я хотел бы еще до свадьбы совершить несколько достойных подвигов. Ты бы тоже этого хотела, да, Хельга?
Хельга улыбалась, но не знала, что ответить. Она понимала, конечно, что все мужчины мечтают о подвигах, но ее задело то, что Брендольву не жаль так быстро расстаться с ней. Никуда эти подвиги от него не денутся!
— Не стоит так спешить! — говорил Хельги хёвдинг, тоже не слишком довольный прытью молодых. — Тот, кто едет тихо, тоже добирается до цели…
— Никогда! — пылко возразил Брендольв, даже не дав будущему родичу толком договорить. — Слава не ждет! Доблесть не медлит! Раз уж в стране идет война, любому достойному человеку стыдно оставаться дома! Вильмунд конунг показал, что надо делать!
— Верно! И мы с ним! Он нас ждет! — с готовностью кричали его товарищи, не глядя, как их отцы и матери качают головами.
— Не слишком ли быстро вы отказываетесь от своего конунга? — сказала Арнхейда из усадьбы Мелколесье. Это была некрасивая, сварливая женщина, которую, однако, уважали за ум и большую хозяйственную мудрость. Сейчас она выражала общее мнение всех старших, и те одобрительно закивали. — Стюрмир конунг начал править тогда, когда ты, Брендольв, и ты, Рамбьёрн, еще не родились на свет! Два десятилетия он правил квиттами мудро и твердо! Пусть нрав у него не слишком любезный, но мы-то, люди восточного побережья, не видели от него зла. Он не вмешивался в наши дела, и предательством было бы с нашей стороны так легко переметнуться на сторону его сынка, который еще ничем себя не показал!
Старшие одобрительно зашумели, молодые на миг притихли, пристыженные словом «предательство».
— Но где же он? — ответил Хальмод, сын Торхалля Синицы. Он был младшим из четырех сыновей и при будущем дележе наследства ему много не светило; тут поневоле станешь отважным и возжаждешь подвигов и добычи. — Где же ваш славный Стюрмир конунг? Куда он пропал? Почему он отсиживается за морем, когда враги разоряют его землю? Или мы мало слышали о том, что творится на севере? Почему же он не вернется и не возглавит войско? А раз он не может или не хочет, это должен сделать кто-то другой! И раз его сын первым это понял, то каждый, кто не трус, должен поддержать его! Мы пойдем с ним! Я верно говорю?
Теперь закричали молодые. Мальгерд хозяйка сокрушенно разводила руками: бывают ссоры в роду, бывают ссоры между родами, но никогда еще не бывало такого, чтобы все сыновья встали против всех отцов. Да еще в такое тревожное время!
— Даг, а ты чего молчишь? — крикнул Брендольв, вдруг сообразив, что ни разу не слышал в этом споре голоса своего лучшего друга и уже почти брата, а это очень странно. Тот ведь никогда не отличался молчаливостью, да еще при таком важном деле! — Ты разве не думаешь, что нам стоит плыть к конунгу?
— Я как раз так и думаю! — ответил Даг и даже встал на ноги, чтобы всем было лучше его слышно.
Поначалу он притих, потому что более важного события не помнил за всю свою жизнь и отнестись к нему с бездумной поспешностью не мог. Но теперь, глядя в покрасневшее от возбуждения лицо Брендольва, Даг ощутил, что его решение созрело.
Крикуны умолкли, ожидая последнего, решающего голоса. Если сын хёвдинга с ними — робким старичкам придется помолчать!
— Только не к тому, о котором ты говоришь, — продолжал Даг, роняя слова по одному, как камни, тяжелые и твердые. — Я думаю, что самое лучшее, что я могу сделать — это отправиться к слэттам и узнать, где наш конунг Стюрмир. Может быть, ему нужна наша помощь. И уж верно ему будет любопытно узнать, что он больше не конунг в своей собственной стране!
Все молчали. Подобное никому не приходило в голову.
Брендольв покраснел сильнее и тоже поднялся.
— Так тебе, значит, не нравится иметь конунгом смелого человека? — с вызовом спросил он у Дага. Притухшее под влиянием помолвки раздражение вспыхнуло с новой силой, будто ждало удобного случая. — Такого, какой поведет нас в бой? Ты хочешь вернуть старика, который убежал от войны за море и спрятался там в сундуке у Хильмира конунга?
— Я хочу оправиться к конунгу, которого признал общий тинг Острого мыса еще до того, как мы с тобой родились на свет! — сурово ответил Даг, глядя в горящие глаза Брендольва. Сам он держался мрачновато, но твердо, и вдруг показался старше своих лет. А Брендольв, на которого он всю жизнь смотрел как на старшего, теперь был в его глазах пылким и глупым ребенком. — И Стюрмир конунг не сделал пока ничего такого, отчего стал бы недостоин доверия. А если сделал — я должен сначала убедиться в этом. Поэтому, если мой отец не будет против, я в ближайшие же дни отплыву к слэттам.
— Ну и отправляйся! — в сердцах крикнул Брендольв. — У Хильмира конунга много места в сундуках — хватит и тебе!
— Э, хватит, хватит! — Хринг Тощий, Кольфинна хозяйка и другие гости вмешались и постарались прекратить спор. — Мы не для того сюда собрались, чтобы толковать о конунгах! Вы, кажется, забыли, что вот-вот породнитесь!
Пир в честь обручения едва не окончился ссорой будущих родственников. До самого конца пира Даг и Брендольв избегали обращаться друг к другу. Именно прежняя дружба делала нынешнее несогласие особенно болезненным, почти оскорбительным. Молодые товарищи посматривали на них обоих нерешительно, не зная, чью стороны взять, но в душе большинство склонялось к мнению Брендольва. Все же знают, что слава — главная цель достойного человека. И больше славы обещал молодой Вильмунд конунг, который для того и провозгласил себя конунгом, чтобы вести воинов в бой, не дожидаясь мешкотных и боязливых стариков. Всех удивляло, что Даг, которого не назовешь трусом, принял сторону этих самых стариков.
— Что с тобой такое? — спрашивали его тайком. — Ты разве не хочешь прославиться?
— Каждый хочет прославиться по-своему! — отвечал Даг. — Север пропал потому, что там все перессорились. А у нас теперь два конунга — причина для ссоры хоть куда! Мы уже чуть не перессорились: молодые за Вильмунда, старшие за Стюрмира. Нашим ссорам обрадуются только фьялли. Нельзя же думать только о себе и своей славе! Подумаем о ней попозже, когда Квиттинг соберет одно общее войско, такое, которое сможет со славой победить, а не со славой умереть!
Брендольв, когда Хальмод или Хлодвейг передавали ему эти речи, только пожимал плечами. Главное — со славой, а победить или умереть — не так уж важно. Самая звонкая слава — посмертная.
Зато Хельги хёвдинг был очень доволен решением сына. В тот же день он послал домой человека с приказом готовить корабль и припасы в дорогу.
— Это очень хорошо! — делился Хельги хёвдинг с матерью. — Стюрмир конунг будет знать, что мы
