Лайон Спрэг де Камп
Создатели континентов
Зубы инспектора Фисесаки
Осирианского посла ждали с минуты на минуту. Председатель Правительства Земли Чагас сидел с подобающей случаю застывшей улыбкой на лице, усилием воли сдерживая дрожь в руках. По другую сторону огромного стола, весь в клубах табачного дыма, расположился Ву, первый помощник Чагаса, а рядом с ним — министр внешних сношений Эванс. Чтобы скоротать время, он подтачивал ногти маникюрной пилкой, и ее тихий скрежет слегка нервировал председателя. Однако Чагас никак не обнаруживал своего раздражения. Невозмутимость была одним из тех его достоинств, за которые он и получал свою отнюдь не скромную зарплату. На гладко выбритые черепа этой троицы были надеты серебристые шлемы, поблескивавшие в льющемся откуда-то сверху свете.
Чагас вздохнул:
— До чего же надоело ходить с бритой черепушкой! Не терпится снова начать отращивать волосы, как все нормальные люди.
— Толку-то, дорогуша? — усмехнулся Ву. — С вашей шевелюрой… Как говорят в таких случаях: «Те же яйца, только вид сбоку»!
Эванс отложил свою пилку и изрек:
— Джентльмены, когда сто лет назад я был совсем юн, то нередко задумывался: каково это — быть участником великих исторических событий? Одно из них вот-вот произойдет, и мне немного странно осознавать, что я всего лишь Джефферсон Эванс, а не Наполеон или Цезарь. — Он бросил взгляд на свои ногти. — Как жаль, что мы не очень-то хорошо знаем психологию осирианцев!..
— Да будут тебе нести свою обычную ерунду! Тоже мне, неопаретанин[1] нашелся! — прервал его Ву. — Словно для них и впрямь имеют значение какие-то сантименты. Нужно лишь раскусить того, кто предстанет перед нами, — как кнопочку нажать. Главное для них — практическая польза, а иначе бы они не научились независимо от нас летать в космос. Их интересует только экономическая выгода, и ничего больше.
— Неомарксистское словоблудие! — взорвался Эванс. — Без сомнения, они практичны. Но и — подвержены эмоциям, даже капризны, как и мы. Здесь нет никакого противоречия.
— Как раз есть! — завелся в ответ Ву. Бытие определяет сознание, а не наоборот…
— Умоляю, прекратите! — вмешался Чагас. — Обязательно вам надо углубиться в отвлеченные рассуждения. Если вас вовремя не остановить, вы можете дойти до драки из-за какой-то ерунды! Слава Богу, я человек простой, стараюсь исполнять свои обязанности и не забиваю себе голову всякой социологией. Если он примет наши предложения, парламент тут же ратифицирует договор, и у нас будет Межпланетный совет для поддержания мира. Буде же он займет жесткую позицию — а есть мнение, что за этим его сюда и послали, — ратификации нам не видеть как своих ушей. Тогда у нас и у них останется своя верховная власть, а история бедной старушки-Земли снова покатится по тому же кругу.
— Накликаете беду, шеф, — сказал Ву. — Никаких серьезных разногласий между нашей Солнечной системой и их Проционом[2] нет. Да если бы и были — вести войну на таком расстоянии друг от друга просто невыгодно экономически. Пусть у осирианцев и рыночная экономика, как на родине Эванса…
— А кто сказал, что войны всегда приносят экономическую выгоду? — возразил Эванс. — Ничего не слышал о крестовых походах? Или о войне за одну несчастную свинью?
— Ты имеешь в виду войну, которую некоторые слезливые историки, которые слыхом не слыхивали ни о каких социальных и экономических факторах, называют «войной за свинью»?[3]
— Довольно! — воскликнул Чагас.
— О'кей, — согласился Эванс. — Но я готов держать пари, Ву, что осирианец примет наше предложение без всяких оговорок.
— А вот и он! — воскликнул Ву.
Прозвучал звонок, подняв на ноги всех троих.
Когда осирианец вошел, они, согласно этикету, двинулись ему навстречу с вытянутыми вперед руками. Осирианец поставил свой пухлый портфель и пожал им руки. Он был на голову выше их и смахивал на небольшого динозавра — этакий малыш, бегающий на задних лапах и помахивающий хвостом для равновесия. Красно-золотые блестки его чешуи складывались в красивый сложный узор.
Осирианец сел в кресло без спинки, которое ему было предложено.
— Ошен карашо, тшентельмены, — проговорил он с таким чудовищным акцентом, что его едва поняли. И неудивительно — с учетом разницы между их голосовыми органами. — Я половину изушить ваше предлошение о Мировой фетерация и принять мое решение.
Чагас одарил посла ничего не значащей дипломатической улыбкой:
— Слушаем вас, сэр.
Лицо осирианца изначально было не предназначено для улыбок, и он лишь подвигал туда-сюда своим раздвоенным языком. Потом с раздражающей неторопливостью принялся излагать свою позицию:
— С одной стороны, я знать политишеские условия в ваша Солнетшная система и Земля в тшастности. Поэтому я понимать, потшему вы просить меня эти вещи. С другой стороны, мой народ не будет любить некоторые из них. Они решать не принимать многие ваши требования. Я мог бы говорить наши возрашения один за другой. Отнако раз вы уше знать эти возрашения, я могу сделать лутше и рассказать вам одна маленькая история.
Ву и Эванс обменялись быстрыми нетерпеливыми взглядами.
Раздвоенный язык снова высунулся наружу:
— Это правдивая история о старые дни, когда сверхсветовой двигатель первый раз дал вам возмошность лететь другие звезды и войти в контакт с нами. До разговор о галактишеское правительство, до того как вы узнать защиту против наша маленькая гипнотическая сила с помощью эти хорошенькие серебряные шлемы. Когда молодой
Когда второкурсник Герберт Ленгиел узнал, что осирианца Хитафию, первокурсника, не примут в их братство, он поставил на уши весь совет Йота-Гамма-Омикрон. Герб кричал, посверкивая очками:
— Что вам еще надо? У него есть деньги, он проникся студенческим духом и вообще свой в доску. Вы только посмотрите — не успел он пробыть здесь и пары недель, как стал настоящим лидером. Конечно, все дело в его внешности: он слегка смахивает на сбежавшую из зоопарка рептилию — поэтому вы и катите на него бочку. Но мы же цивилизованные люди и во главу угла должны ставить качества самой личности, а не…
— Минуточку! — Джон Фицджеральд, старшекурсник, кичившийся своим благородным происхождением, пользовался в их братстве большим влиянием. — В нашем сообществе и так многовато подозрительных типчиков.
Он смерил тяжелым взглядом тихоню Ленгиела. Герберту в этот момент очень хотелось заехать по его самоуверенной физиономии, хотя на самом деле он и был вполне здравомыслящим человеком и серьезным студентом, а никаким не бузотером.
Фицджеральд продолжил:
— В нашем университетском городке и так всяких уродов — по самое некуда. Кому это нужно? Дождешься, что в один прекрасный день на твоем кресле рассядется паучище в два метра шириной, и тебе скажут, что это новый студиозус, прибывший с Марса…
— Не смеши! — оборвал его Ленгиел. — Марсиане не способны выдерживать земную гравитацию и
