Делёз Ж.,
Гватари Ф.
ВВЕДЕНИЕ
Шизоанализ утвердил себя как направление в современной французской философии благодаря совместным работам Ж.Делёза и Ф.Гватари.
Он связан с созданием теории маргинальных групп, которые признаются первичными по отношению к любым видам коллективности, а также с представлением о языке как о несущественной части неязыкового поля, представленной в этой концепции машинами желания. Мир желания, который так прославляется в шизоанализе, мир, где «все возможно», приравнивается к миру шизофренического опыта особого рода (не тождественного клиническим формам шизофрении). «Состоявшимися шизофрениками» называются философы и писатели – Арто, Батай, Лоури, – перешедшие предел, удерживающий производство желания на периферии общественного производства, сделавшие один вид производства тождественным другому. Подобно шизофрении, в понимании Делёза и Гватари, философия – это процесс, а не цель, производство, а не выражение.
Делёз называет художников «клиницистами цивилизации», сближая их со знаменитыми врачами- симптомологами, обновившими диагностику; «художники – это клиницисты, но не своей болезни и не болезни вообще, а цивилизации... оценка симптома может совершиться лишь через роман...» [Deleuze G. Logique de sens. P., 1969. – P. 277.]. Каждый из подобных клиницистов (А.Арто, С.Фитцжеральд, М.Лоури) максимально рискует, экспериментируя на себе, и этот риск дает неотъемлемое право на диагноз. Что же выпадает на долю философа? «Говорить о ране Боске, об алкоголизме Фитцжеральда и Лоури, о безумия Ницше и Арто, оставаясь на берегу? Или самому немного заглянуть туда, быть немного алкоголиком, немного безумцем... настолько, чтобы создать психическое расстройство, но не углубить его до бесповоротности?» Делез отвечает однозначно: да, заглянуть самому и испытать на себе первориск творца, и тогда появится возможность мыслить этим опытом, войти в его событие, а не делать его объектом «незаинтересованного» созерцания, которое этот опыт разрушает.
В этом движении отвергается прежде всего неспособность философии от Канта до Гуссерля порвать с формой общего чувства, в результате чего трансцендентальный субъект сохраняет форму личности, персонального сознания субъективного тождества, удовлетворяясь калькированием трансцендентального с эмпирического. То, что очевидно у Канта, когда он выводит три вида трансцендентального синтеза из соответствующих видов психологического синтеза, остается в силе применительно к Гуссерлю, выводящему изначальное, трансцендентальное «видение» из перцептивного «зрения». Таким образом, в понятии смысла не только задается все то, что нужно породить с его помощью, но, что более существенно, это понятие затемняют, смешивая выражение с другими измерениями, от которых его обещали отличать.
Гуссерль показал независимость смысла от целого ряда модусов в соответствии с требованиями феноменологической редукции. Но понять смысл как непроницаемую нейтральность ему мешает забота о сохранении в феноменологии рационального модуса здравого смысла (общего чувства), неверно понимаемого им как матрица и праформа.
В противоположность ориентациям на рациональный модус здравого смысла, философия Делёза и Гватари опирается на безличное и доиндивидуальное поле, которое (несмотря на попытки в этом направлении, например, Ж.-П.Сартра) неопределимо как поле сознания: нельзя сохранить сознание как среду, отказываясь от формы личности и точки зрения индивидуации. «Трансцендентальную философию, – пишет Делёз, – роднит с метафизикой прежде всего альтернатива, которую они навязывают: или недифференцированный фон, бесформенное небытие, бездна без различий и свойств, или индивидуальное суверенное Существо, высоко персонализированная форма. Вне этой формы или этого Существа – хаос... Другими словами, метафизика и трансцендентальная философия сходятся в понимании произвольных единичностей (сингулярностей) лишь как персонифицированных в высшем Я» [Deleuze G. Logique de sens... 129.]. Будучи доиндивидуальными, неличностными, аконцептуальными, они коренятся в другой стихии. Эта стихия называется по-разному – нейтральное, проблематичное, чрезмерное, невозмутимое, но за ней сохраняется одно общее свойство: индифферентность в отношении частного и общего, личного и безличного, индивидуального и коллективного и других аналогичных противопоставлений (бинарных оппозиций). Другими словами, произвольная единичность или сингулярность неопределима сточки зрения логических предикатов количества и качества, отношения и модальности. Сингулярность бесцельна, ненамеренна, нелокализуема. Например, произвольная единичность битвы не позволяет ей осуществиться, не дает поделить ее участников на трусов и храбрецов, победителей и побежденных; битва как событие разворачивается за всем этим, за ее осуществленностью.
Классовый анализ в шизоанализе не отменяется, но оказывается второстепенным по отношению к логике самого желания: он ограничивается «предсознательным интересом», в то время как желание относится к более глубокому бессознательному пласту. Буржуазия рассматривается при этом как единственный класс капиталистического общества, которому противостоит не пролетариат, а «группа в слиянии» (термин Сартра) или «состоявшийся шизофреник». Революционный потенциал сосредотачивается на полюсе маргинальных групп, а не на полюсе классов.
Шизоанализ оказал большое влияние на формирование новой философии и других направлений философского маргинализма во Франции.
Глава I. МАШИНЫ ЖЕЛАНИЯ
Постоянное производство самого производства, привитие производства к продукту, составляет свойство машин для первичного производства. На картине Ричарда Линднера «Мальчик с машиной» изображен огромный, раздувшийся ребенок, прививший себе, запускающий одну из маленьких машин желания в большой социальной технической машине.
Из производства следует продукт как часть тождества продукт/производство. Эго тождество образует третий термин в линейной серии, это как бы огромный недифференцированный объект. Все на мгновение останавливается, застывает (потом все снова заработает). В каком-то смысле больше хотелось бы, чтобы ничто не работало, не функционировало: не рождаться, остановить колесо рождений, остаться без рта для сосания, без ануса для испражнения. Достаточно ли повреждены машины, достаточное ли число деталей от них отвалилось, чтобы они превратились сами и нас превратили в ничто? Видимо, для этого потоки энергии еще слишком связаны, частичные объекты еще слишком органичны... Наш организм создаваем машинами желания, но в лоне этого производства, в самом этом производстве тело страдает от такого устройства, страдает от того, что оно не организовано по-другому, что оно вообще организовано...
