говоришь.

— А всего, — угрюмо отвечал Сторм, что было так привычно в нем для Херефорда. — Мой отец стар, скоро помрет, и мне придется решать, что делать с людьми. Я боюсь этой обузы. Мне страшно умереть самому, оставив старого отца, маленького сына и богатую жену. Вот и полюбуйся. Душа человека не такая уж красивая на вид, но ты хотел посмотреть — я тебе откроюсь. Я боюсь боли. Боль ранений я могу выносить, хорошо этому обучен, но если ты думаешь, что я этого не страшусь, что это нипочем настоящему мужчине, что ты сам ее не боишься, то, значит, дурак — ты, а не я. Скажу тебе больше, Херефорд, только ты держись и не упади. Мне страшно ложиться с собственной женой. Я весь горю от страсти и ничего не могу с собой поделать, боюсь… — Его глаза сердито покраснели. — Даже наслаждение омрачено страхом. Я так боюсь, что она снова понесет, не могу тебе передать. Ты видел, Херефорд, как рожает женщина? Мне пришлось держать ее. Уже год прошел, а я все еще… — Он вскочил, опрокинув стул, и заторопился к двери на двор.

— Оставь меня! — крикнул он Херефорду, хотевшему пойти за ним. — Меня мутит из-за тебя. Больше нет мочи.

* * *

Граф Херефорд вертел в руках кубок с вином и поглядывал на сидящего рядом лорда Сторма, угрюмое лицо которого к разговору не располагало, да и Херефорду говорить тоже не хотелось. Его глубоко тронуло пылкое выражение любви и доброты, с какой тот излил ему свою душу, и он понимал причину печального окончания того излияния. Они сидели за столом, где вместо легкого ужина, обычно состоящего из мяса, сыра, хлеба и вина, был подан полный обед, поскольку Херефорд в дороге такого не имел. Мучившие его сомнения теперь оказались вытесненными множеством других мыслей.

Он еще и еще раз обдумывал состоявшийся разговор, пытаясь понять, был ли то его собственный страх, или предчувствие недоброго послано ему извне. Ничего нового, что прояснило бы ситуацию, он не узнал, потому что Гонт пришел уставшим, быстро проглотил еду и удалился на покой, а Сторм немного поел после долгих упрашиваний и уговоров со стороны жены, которой Херефорд поведал о приключившемся расстройстве, но потом не проронил ни слова, кроме односложных ответов на вопросы отца, и, после того как леди Ли вышла из-за стола, сидел словно в оцепенении. Херефорд поставил кубок на стол.

— Сторм.

— Что?

— Клянусь, дело в другом.

— Что в другом? — проворчал Сторм.

— Я тоже боюсь, но не больше, чем всегда, и новых страхов не прибавилось. Боль, смерть — все это, как ты говоришь, и меня страшит. Но так было всегда и не мешало мне быть всем довольным, или почти всем. Почему же я так несчастен сейчас?

— Почему ты об этом спрашиваешь меня? Ты сам должен знать.

— Да не знаю я! Сторм, ты разбираешься в таких вещах, скажи, чего может не хватать человеку, у которого все есть?

Сторм махнул рукой, как бы отгоняя свои мысли, и уставился на собеседника. Пожал грузными плечами.

— Наверное, ты боишься обнаружить в себе то, что, кажется, вырвано с корнями. Это может быть одна причина, но она к тебе, думаю, не относится. Ты прекрасно знаешь сам, что тебя терзает, просто не хочешь в этом признаться.

В голубых глазах, прямо смотрящих в черные, вспыхнули сердитые искры.

— Еще раз тебе говорю: изо всех сил я стараюсь быть честным!

Сторм пожал плечами.

— Тебе надо это услышать от меня? Хотел бы уберечь тебя от этого. Ну так слушай. Ты — благородный человек. Таким тебя родил и воспитал Майлз Херефорд, а теперь твоя честь раскололась пополам. Ты поклялся в верности Генриху и всей душой ему предан, но ты, как и я, знаешь, что король Англии Стефан Блуаский — помазанник Божий и силой отнять у него трон нельзя.

— Нет можно!

— Нельзя. Если будет на то Божья воля, Херефорд, Генрих станет королем, Стефан сам ему уступит трон, или холера его заберет, или… да что угодно может произойти.

— Значит, советуешь мне бросить это и даже не пытаться? Ты с ума сошел! Ты же сам ввязался в это дело и увяз в нем, как и я, даже если сбережешь свою честь, не подняв оружия против своего короля. Ты охраняешь слово «честь», а не его смысл, — проговорил Херефорд с горечью и сарказмом. Но лорд Сторм не реагировал и смотрел на молодого человека с тем же задумчивым выражением.

— Конечно, я замешан во всем этом, и, конечно же, я не советую тебе отказываться. Всегда ты, Роджер, торопишься. Неужели я порекомендовал бы тебя для дела, которое неправедно или безнадежно? Ты давно знаешь меня, разве я поступаю так с теми, кого люблю? Я просто хотел объяснить, что, на мой взгляд, расстраивает тебя.

— Ты снова ходишь вокруг да около, Сторм, толкуешь о дружбе. Не надо этого. Давай говорить начистоту.

— Да пойми ты, Херефорд, простому смертному не дано постичь всевышней мудрости. Мы можем следовать лишь тому, что подсказывают нам ум и совесть. Вот что я имел в виду, советуя тебе отказаться, если душа не лежит к этому. С другой стороны, если ты считаешь, что твои усилия направлены на благо, так, может, ты есть орудие в руках Божьих за престолонаследие Генриха!

Несмотря на серьезность спора, Херефорд не мог удержаться, чтобы не сострить:

— Ха, орудие Божье! Скорее сатанинское. Знаешь, каков счет моим грехам?

— Какое там, если судить по внешности — ты ангел, а я — соблазняющий тебя на зло дьявол. Только посмотри на мою морду и копыта. — Сторм лягнул Херефорда своей ножищей и захохотал. — Но какие здесь шутки! Ясно видно, и ты сам говоришь, что сомневаешься, правильно ли поступаешь. Я думаю, это прямой результат твоего воспитания. Нам с младых ногтей внушали быть верными своему господину. Стефан как король — твой повелитель, хотя ты и не присягал ему на верность. Мне кажется, тебя угнетает противоречие между тем, что ты считаешь правильным, и тем, как тебя воспитали. Вот и все. Если я ошибаюсь, — Сторм поднял руки, сдаваясь, — значит, понял тебя не так или увидел в твоей душе то же, что и в моей.

Херефорд слушал молча. Подсознательно, как эхо, ему вспоминались собственные слова, сказанные Элизабет в день приезда, когда он говорил, что Стефан — король Англии и что ему хотелось бы сражаться за короля, а не бунтовать против него. Он наблюдал за тем, как Сторм нервно водил пальцем по шрамам лица, и улыбнулся, вспомнив, сколько раз Элизабет предупреждала его, что такими машинальными жестами он выдает свои чувства, и перестал теребить себя за ухо. «Ну хорошо, будем сражаться за короля, но когда королем станет Генрих. И все начнется сначала». Он зевнул и потянулся.

— Эге, — заметил Сторм, — кончаем разговоры и идем спать. Ты столько думаешь, у тебя синяки под глазами. Лучше проспись хорошенько, Херефорд, и знай, что у тебя есть еще время и ты, ничего не стыдясь, можешь повернуть либо туда, либо сюда. Но, Бога ради, когда решишь, ступай смело и без колебаний. Если не будешь чувствовать себя уверенно, то навлечешь несчастье побольше, чем решив не участвовать в этом деле совсем или если надумаешь добиваться цели без войска Глостера.

Херефорд еще раз зевнул и повертел головой.

— Не знаю, смогу ли вообще уснуть. Ночь не дает мне покоя, стоит лечь — сна как не бывало. — Тут он засмеялся, потому что Сторм вопросительно поглядел на него и так же многозначительно показал глазами на женскую половину, как это делал Боуфорт. — Нет, спасибо. У меня была девка на последней ночевке. Но и это не помогло в полной мере.

— Это верно, но так не только у тебя одного случается, когда приходится ломать голову и планировать. Дойдет дело до схваток, сможешь отдыхать лучше, если сможешь вообще — Сторм дружески хлопнул Херефорда по плечу. — Предательство, Роджер, — грязное дело, вот что, надо называть вещи своими именами. Ничего, — рассмеялся он, — когда изваляешься в грязи, как я, тебе будет полегче.

Вы читаете Рыцарская честь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату