за это, уж будьте уверены.
Ошарашенные и обозленные, матросы глухо и угрожающе зашумели, а Грирсон, повернувшись, пошел назад, положив правую ладонь на рукоятку пистолета. По бокам его стали первый и второй помощники, боцман и квартирмейстер тоже подошли к капитану. Речь Грирсона, никому не пришедшаяся по душе, придала отношениям внутри команды неожиданный оборот, и на палубе отчетливо запахло бунтом.
Охрипший истеричный голос капитана продолжил:
— Джентльмены, воду среди вас мутят две ядовитые гадины. Эти негодяи поклялись меня убить, а вас отправить на корм рыбам. Один — Габриэль Пью, подлый убийца, бежавший от расплаты! Другой Джон Сильвер, союзник Пью. Его открытое лицо — это маска, под которой таится самая гнусная измена, верьте моему слову, джентльмены, это чистая правда. Но уж я-то вижу их насквозь днем и ночью, и низким их замыслам никогда не сбыться, клянусь честью. А теперь на работы! Все за работу!
Удивленные и возмущенные, моряки разошлись. Через несколько минут все свободные от вахты собрались в кубрике, выставив дозорных, наблюдавших, не появится ли Грирсон.
Пью начал первым, и слова его были полны желчи.
— Ну, — начал Пью издевательски, — как вам сегодня понравились удивительные речи капитана Грирсона, правильнее было бы назвать, капитана Зверюги. И это еще только начало. Я и не таких отправлял в ад, а этого гада удушу прямо в койке раньше, чем он успеет надеть на меня кандалы. Попомните мои слова!
— Да убей ты его ради бога, прикончи! — воскликнул кто-то. — Издевается над нами почем зря и работы навалил сверх всякой меры. Да если его выбросить за борт, пожалуй, все акулы вокруг передохнут!
Предложение все встретили возгласами одобрения, и тут же могло начаться выступление против Грирсона, не вмешайся Джон Сильвер.
— Братцы! — крикнул Сильвер, встав во весь свой гигантский рост в тесном кубрике и придерживая сильной рукой люк. — Джентльмены! Подождите минутку и послушайте! Все вы храбрецы, видно и за милю. А лучшего вождя, чем Гайб Пью, вам, без сомнения, не сыскать. Но подумайте, ведь не так-то просто убить настоящего капитана, плавающего под королевским флагом. Есть закон, есть и порядок, вот о чем нам надо подумать!
Он замолчал на миг, потрясенный собственным красноречием.
— Дьявол тебя побери, Сильвер, — огрызнулся Пью, — слизняк ты несчастный! Вот так и задрыгаешь ногами на виселице из-за этого труса.
— Погоди, Гейб, — спокойно ответил Сильвер, погасив в себе вспышку гнева. — Все знают, я от опасности не прячусь и ножом владею не хуже всякого, уж будь уверен. Но на этом судне Грирсон — не единственный офицер. Или всех их надо перебить, а тогда один Бог знает, как мы справимся с управлением, или остается одно. Если вы согласны со мною, друзья, давайте попробуем склонить всех офицеров на нашу сторону. Тогда все будет выглядеть чисто и законно.
Пока Сильвер говорил, бледное лицо Пью кривилось в презрительной усмешке, однако все остальные согласились, одни из страха перед виселицей, другие же, уразумев дельность предложения. Сходка уполномочила старого моряка Джорджа Томпсона и Сильвера убедить первого и второго помощников, боцмана и квартирмейстера помочь свержению Грирсона.
Второй помощник был молод и напуган; его не пришлось долго уговаривать — согласие получили почти сразу. Боцман долго притворялся непонимающим, но и его наконец уломали. Квартирмейстер, высокий плотный человек, без лишних слов щедро отпускавший затрещины и удары линьком, не ответил ни да, ни нет. Хуже всего было, что и первый помощник поступил по такому же принципу.
Сильвер просто из кожи вон лез, чтобы поколебать его твердость, используя все свое красноречие — дар, только что им открытый и в скором времени ставший главным его оружием. Дженкинс, первый помощник, был важен, придирчив и больше всего на свете боялся нарушить устав.
— Не могу, Сильвер, — протестовал Дженкинс, — тридцать лет я плаваю и ни разу не участвовал ни в каких беспорядках.
— Верно сказано, сэр, — отвечал Джон, — мы, моряки, — люди маленькие, но видим многое, потому-то и обращаемся к вам, сэр, как к офицеру, который знает, что такое порядок, любит его и умеет поддерживать. А что вам, сэр, в подобных делах не приходилось участвовать, то скажите по совести, ведь все эти тридцать лет не было у вас такого капитана, как этот Грирсон. Он сам преступает устав на каждом шагу и долг честных подданных короля Георга, да хранит его Господь, — немедленно отстранить от власти этого человека.
— А знаешь, чем мы рискуем? — задумался Дженкинс. — Мне надо думать о своем добром имени и о будущей карьере. Нет, ни в коем случае не согласен!
— Извините, сэр, — неумолимо наседал на него Сильвер, — о каком добром имени может идти речь, если на судне начнется резня? Ребята кипят, достаточно малейшего повода, чтобы палуба превратилась в кровавый ад. А будь ваше согласие… Боже мой, да наши парни спят и видят вас капитаном. Вы только не противьтесь, сэр. С Грирсоном мы разберемся сами и прежде, чем стемнеет, вы будете стоять на мостике и командовать судном. Можете на нас положиться, сэр!
— Но только никакого кровопролития, ребята, — сдался Дженкинс.
— Единственное, что прольется, — это вино из бокалов владельцев «Ястреба», когда они поздравят столь смелого и решительного капитана, — безудержно льстил Сильвер. — Я первый крикну «Ура!» капитану Дженкинсу, потому что не знаю джентльмена более рассудительного и твердого.
Сильвер вышел с согласием помощника, стирая пот со лба, и меньше чем через час Грирсон и квартирмейстер лежали избитые и закованные в каюте на корме. Дженкинс принял командование, надулся от важности и принялся изрекать приказ за приказом. Но с каждым днем становилось яснее, что подлинная власть на судне принадлежала Долговязому Джону, с его широкими плечами и живым умом, и Габриэлю Пью, до поры таившим зловещие замыслы.
7. ВОССТАНИЕ РАБОВ
Пока «Ястреб» прокладывал путь к Карибскому морю сквозь гигантские волны Атлантики, свежеиспеченный капитан Дженкинс боролся сам с собою. Расхаживает он павлином по капитанскому мостику, в то время как израненный и сошедший с ума Грирсон лежит внизу, рядом с мрачным и озабоченным квартирмейстером Маркемом, оплакивающим в тесной каюте свою горькую участь.
Как ему, Дженкинсу, оправдаться в смещении законного капитана перед владельцами «Ястреба»? Те могли бы усомниться, что помешательство Грирсона и его дальнейшее поведение послужили вескими основаниями для случившегося и воспринять события как жестокое и подлое нападение кровожадных узурпаторов. Конечно, матросы и офицеры в самом деле могут подтвердить всю историю, и это послужило бы его оправданию. Но точно так же они способны все провалить. А если команда, желая спасти свои шкуры, сговорится на следствии переложить всю ответственность за смещение Грирсона на него? Как тогда защититься? Эти мучительные раздумья не переставая преследовали Дженкинса, превратив его жизнь в ад: по ночам ему снились кошмары, нередко завершавшиеся сценой, от которой он просыпался, обливаясь холодным потом,
— ему снилось, как палач надевает на его шею хорошо намыленную петлю, а какой-то невзрачный чиновник каркающим голосом оглашает смертный приговор. Поистине адские мучения! Портвейн казался Дженкинсу кислым, солонина застревала в пересохшем горле, и даже чудесный нюхательный табак вызывал отвращение.
В отчаянии Дженкинс изо всех сил стремился поддержать у команды хорошее настроение, сделать всех преданными своими сторонниками. Он удвоил выдачу рома, сквозь пальцы смотрел на бесчисленные нарушения порядка, бездумно обещал всем повышенные доли от выручки, постоянно улыбался и по- дружески каждому кивал.
— Все улыбается, дурак, — говорил издевательски Пью в кубрике. — Как бы он заулыбался,
