На этом и покончили. Монго Джек повел Фини в одну из внутренних комнат, где принялся щедро потчевать его вином, ворча и жалуясь на нелегкую жизнь. Снаружи африканки, двигаясь змеевидной вереницей, поднесли Сильверу и его товарищам закуски.
Еще мальчишкой в Бристоле Джон Сильвер был знаком с девушками, но эти были, как существа из иного мира! Негритянки, мулатки и квартеронки, стройные или полные, бесстыдные или застенчивые, быстро сновали вокруг него, и женственность их смущала юношескую невинность Джона. Вино и жара, нескромные прикосновения и смех разгорячили Сильвера и его товарищей, и те стали танцевать с женщинами, перебегавшими от одного моряка к другому, болтая что-то весело, но непонятно.
— Джим, мне легче побрататься с французом, чем сказать пару слов на этом дьявольском языке, не вывихнув себе челюсть, — сказал он мне. — Но, боже мой, каким я был танцором в молодости, когда стоял на обеих ногах!
И так он танцевал, обнимая за стройную талию темнокожую молодую мулатку с полными губами и необыкновенно розовыми щеками. И кто знает, до чего бы все это дошло, но вдруг возник, заполнив своей тушей весь дверной проем, разъяренный Монго Джек и разрядил свои пистолеты под ноги танцующим.
Моряки моментально протрезвели. Женщины с визгом разбежались сломя голову, завидя своего господина, повелителя и супруга в праведном гневе.
— Бог мой, да всех, гляжу, эти танцы просто взбесили, — сказал Монго Джек. — Ишь, почуяли юбки, как собаки беглецов. Ладно, в танцах ничего плохого нету, парни, но попрошу не трогать моих жен. А лучше всего ступайте спать, — прибавил он с угрозой в голосе, — завтра с утра африканское солнце выпарит из вас веселье.
Сильвер и его товарищи скоро поняли значение этих слов, потому что с рассветом отправились в путешествие вверх по Рио Орто за рабами. Вел их сам Фини, а командование «Ястребом» было поручено мрачному Грирсону. Монго Джек дал им переводчика и проводил восторженными благопожеланиями.
Река вилась между густо заросшими берегами, то и дело оглашавшимися криками невидимых Сильверу зверей и блистающих разноцветным оперением бесчисленных птиц. Обнаженные моряки, обливаясь потом, гребли большими веслами. Наконец добрались до цели — фактории Оба, где и собирались торговать.
После коротких переговоров с могучим негром, разукрашенным вычурной татуировкой и разноцветными красками, переговоров, сопровождаемых недорогими подарками, путешественники получили дозволение на аудиенцию у Его Величества, короля этих мест, владевшего жизнью и собственностью нескольких тысяч чернокожих подданных, ютившихся в десятке деревушек вокруг Оба. Эта аудиенция, собственно, и была целью путешествия, поскольку монополией на торговлю «черным деревом» в Оба владело само Его светлейшее, хотя и чернокожее величество.
Окруженный женами, стражей и рабами, король жил в большой просторной хижине. За ним стоял палач, опоясанный мечом, готовый в любой момент исполнять приказы своего государя. Даже в то время, когда Фини через переводчика обменивался пышными и многословными приветствиями с королем, моряки со смешанным чувством наблюдали, как двух полуголых африканцев извлекли из толпы и тут же обезглавили. Горячая кровь несчастных забрызгала пурпурную мантию короля, но тот обратил на это не больше внимания, чем на несколько капель дождя. И скоро Сильвер понял почему.
— Ну, там и дела творились, Джим, этот старый дьявол не ценил человеческую жизнь ни в фартинг, — говорил он. — Этот черномазый промышлял торговлей людьми, но не нам его за это упрекать. Покупай мы мясо, он устроил бы у себя во дворце бойню, вот и все.
Темницы короля Оба действительно битком были набиты рабами, частью захваченными его жестокими наемниками во время набегов, частично же купленными у местных торговцев. Вскоре Фини направил своих людей отбирать рабов подороже.
— Слушайте, парни, — сказал он, — мы здесь не для того, чтобы подбирать среди этих дикарей всякий мусор. Берите только первоклассный товар и ничего другого. Всех старше, скажем, тридцати пяти лет, всех, у кого не хватает зубов или пальцев на руках и ногах, или глаза, или, скажем, уха, сразу же бракуйте.
Так Сильвер, еще недавно дрожавший за собственную жизнь, получил неограниченную власть над этими несчастными невежественными существами. Он с трудом таил в себе чувство отвращения, глядя, как его товарищи сновали между рабами, толкали их, били, пинали и ругали. Затем отобранный товар заклеймили личным клеймом Фини, чтобы король Обо или Монго Джек не смогли какой-нибудь хитростью подменить хороших рабов плохими перед загрузкой на борт «Ястреба».
Клеймение было привычным делом для приятелей Сильвера, обращавшихся с раскаленным железом с таким спокойствием, будто клеймили скот. Жевали табак, перекидывались грязными шутками, как всегда, ныли и жаловались на тяжелую работу. Время от времени, плотоядно ухмыляясь, замирали перед красивой рабыней, прежде чем прижать раскаленный металл к темнокожему телу.
Молодой Джон старался отвести взор от этого гнусного зрелища и заставлял себя не слышать плача и стонов рабов. Вдруг сквозь дым и смутные тени перед глазами он увидел насмешливую улыбку Фини и услышал его голос:
— Эй, парень, бери мое клеймо, у меня еще много дел поважнее. — И тут же он ощутил в своей руке железо, а два товарища толкнули к нему юношу почти его возраста. На миг он замер в нерешительности, пустыми глазами глядя на лоснящуюся от пота черную руку, которую держали перед ним.
— Давай, дурашка, — добавил Фини успокоительно. — Это не больнее укуса пчелы. Конечно, горелое мясо воняет неприятно, но ты представь себе, что это жареный окорок.
Услышав слова Фини, Сильвер скривился от отвращения.
— Не могу! — буркнул он.
— Испугался, паренек? — засмеялся рыжебородый моряк.
Вокруг послышались издевательские голоса:
— Как приедем в Бристоль, купим тебе юбку!
— Смотрите, какая у нас тут, оказывается, красотка завелась!
— Эй, Бетси, поди сюда, дай на тебя полюбоваться!
Гордость Сильвера была уязвлена. Рука его рванулась вперед, железо зашипело, юноша вскрикнул по-заячьи, и дело свершилось.
— Браво, парень, тебе бы окорока разделывать, будешь еще мужчиной! — заявил Джордж Томпсон, старый моряк, все время плавания дружелюбно державший себя с Сильвером.
— Давай, давай, Окорок! — подхватил рыжебородый моряк.
Остальные расхохотались.
— Окорок! — заорал один из них. — Такого имечка до сих пор не бывало, не так ли, джентльмены? С крещением вас, сэр Окорок!
Почти теряя от омерзения сознание, Сильвер увидел перед собой еще одну черную руку. Он накалил железо, потом еще и еще раз. Крики его жертв смешались с общим гамом, и вскоре Джон перестал обращать внимание на них. «Лучше уж так, — сказал он себе, — чем гнить в тюрьме».
Когда клеймение закончилось, волей или неволей, но Джон Сильвер уже потерял часть юношеской своей невинности. Твердая кора безразличия к человеческим страданиям начала покрывать его израненное честолюбие. Так он сделал первые шаги по пути, приведшему его к жестокости и убийствам. Кроме того, он приобрел прозвище, потому что товарищи стали повторять слова, с которыми Фини ехидно подал ему раскаленное клеймо, и до конца жизни Джон Сильвер оставался «Окороком».
5. К БАРБАДОСУ
Через три дня после того, как Фини и моряки, ушедшие с ним выбирать рабов, вернулись в знойный порт Анамбу, «Ястреб» отплыл в Вест-Индию. Несмотря на краткую стоянку, молодой Сильвер узнал очень много о жизни Гвинейского берега и о работорговцах, получавших там большие доходы.
Перед отплытием Монго Джек и Фини договорились о цене за почти две сотни рабов, доставленных с верховьев реки и запертых в хижинах фактории. Оба знали ее достаточно хорошо, но несмотря на это,
