История лангобардов

19. В это время возгорелась между Одоакром, который уже несколько лет правил в Италии, и Фелетеем, королем ругиев, именуемым также Февой, жестокая война. Этот Фелетей пребывал в те дни на том берегу Дуная, который он [Дунай] отделяет от Норика. В этом Норике был тогда монастырь святого Северина, украшенный со всей святостью умеренности, уже был известен многими добродетелями. До конца своей жизни проживал он в этой местности, останками же его сейчас обладает Неаполь. Частенько увещевал он, уже названного Фелетея и его супругу, что звалась Гиза, благочестивыми речами, оставить свое неправедное поведение. Но, так как те пренебрегли его благочестивыми словами, то возвестил он им уже задолго до того, что с ними случиться впоследствии. Итак, Одоакр собрал народности, которые находились в его власти, а именно турцилингов, герулов и часть ругиев, всеми которыми он владел уже давно, с ними еще и народы Италии, двинулся в страну ругиев, сразился с ругиями, нанес им совершенное поражение и зарубил сверх того короля их, Фелетея. Опустошив всю страну, ушел он, с немалым числом пленных, обратно в Италию. После этого снялись лангобарды со своих мест и прибыли в страну ругиев, которая по латински зовется Rugorum patria, и оставались там, ибо имела она плодородную почву, многие годы.

20. Тем временем скончался Годехок; ему наследовал сын его, Клеф. Когда же умер и Клеф, на трон вошел его сын Тато, седьмым королем. Лангобарды вышли в это время из страны ругиев и жили на просторных равнинах, называвшихся на их языке «Фельд» («Поле» – аналогия древнерусского обозначения Дикой Степи. Прим. пер.). Когда прожили они здесь три года, поднялась война между Тато и Родульфом, королем герулов. До этого был меж ними союз; причина же вражды была следующей. Брат Родульфа прибыл к Тато, чтобы заключить мир. Когда его послание было передано и он возвращался домой, он проезжал мимо дома королевской дочери, именовавшейся Руметруда. Увидя многих мужей и знатный кортеж, спросила она, кто же это мог быть, имеющий такую знатную свиту. Когда ей сказали, [что это] брат короля Родульфа, возвращается выполнив свое поручение, теперь обратно домой, приказала девушка пригласить его, не соблаговолит ли он пропустить бокальчик вина. Простодушно последовал он приглашению: поскольку же он был был мал ростом, то глядела на него девица с высокомерной гордыней сверху вниз и потешалась над ним. Захлебываясь от стыда и негодования, отвечал он ей такими словами, которые еще более ее раззадорили. И тогда, возгоревшись в женском гневе, не смогла она более сдерживать свое уязвленное сердце и решила совершить преступление, что пришло ей на ум. Она притворилась спокойной, сделала радостное лицо, умиротворила его дружелюбными словами, упросила остановиться и посадила его так, чтобы окно в стене находилось за его спиной. Это окно, она приказала, якобы чтобы почтить гостя, в действительности же, чтобы он не проникся подозрениями, закрыть дорогим ковром, и затем [это] злобное чудовище дало своим слугам приказ, как только она, как будто обращаясь к виночерпию, выкликнет «мешай», проткнуть его сзади своими копьями. Так и произошло: вскоре жестокая женщина дала знак, по которому было исполнено неправедное приказание. Тот упал, проткнутый копьями, на пол и испустил дух. Когда донесли это королю Родульфу, то оплакивал он смерть брата своего и, в своей скорби, немало освирепел, желая отмстить за брата; порвал только что заключенный с Тато союз и объявил ему войну. Оба войска сошлись на Блахфельде (Blachfeld): Родульф послал своих в бой, сам же остался, ни на секунду не сомневаясь в победе, в лагере, сидя за шахматами. Герулы же тогда были крайне опытны в войне и многими победами, которые они уже одержали, приобрели себе громкое имя; чтобы же легче сражаться, либо, чтобы показать, что они презирают нанесенные врагами раны, они двинулись в бой нагими, покрыв только срамные места. В их же силе король был твердо уверен т приказал, в то время как он сам беззаботно сидел за игрой, одному из своих людей взобраться на стоящее рядом дерево, дабы он тут же известил его о победе своих, но притом пригрозил отрубить ему голову, если он сообщит о бегстве герулов. Ну и когда этот узрел, что ряды герулов колеблются, то давал на частые вопросы короля, как обстоят дела у герулов, постоянно [один] ответ: они сражаются великолепно. И поскольку не решался он говорить свободно, то сообщил о несчастье, которое наблюдал, не ранее, чем все войско обратилось в бегство. Тогда, издал он, хотя и поздно, вопль: «Горе тебе, несчастный народ герулов, наказанный гневом небесного властелина.» Обеспокоенный этими словами молвил король: «Не бегут ли мои герулы ?». Тот отвечал: «Не я, но ты сам, король, сказал это». Когда же теперь, как в подобных случаях и надлежит, король и все вокруг него, своем замешательстве не знали что предпринять, набежали на них лангобарды и изрубили их всех. Также и сам король, как бы храбро он ни защищался, был умерщвлен. Когда же герулы разбегались туда и сюда, настиг их гнев неба, так что вместо зеленых льняных полей узрели они воду, которую могли бы переплыть, но раздвигая руки для плавания, были жестоко изрублены вражескими мечами. После одержанной победы разделили лангобарды между собой богатую добычу, найденную ими в лагере. Тато же унес оттуда знамя Родульфа, которое они называли бандум (bandum), равно как и шлем, который тот обычно одевал в битвах. И с того времени сломлена была сила герулов, так что они с того времени не имели более над собой собственного короля. Лангобарды же стали с того времени мощными, их войско пополнилось многочисленными народностями, которых они победили, и теперь они начали, выходить [в поход], даже не имея повода к войне и повсюду распространяли славу своей храбрости.

21. Тато, однако, не смог долго радоваться своей победе: Вахо, сын его брата Урихиса, напал на него и умертвил. Сын Тато, Ильдихис, сражался с Вахо, но был тем, одержавшим победу, побежден и бежал к гепидам, где и находился в качестве изгнанника до конца своей жизни. Это дало повод к разногласиям, с того времени произраставшим между гепидами и лангобардами. В это время Вахо напал на свевов и подчинил их своему владычеству. Если же кто-либо посчитает это за ложь и не за правдивые факты, пусть прочитает предисловие, которое составил король Ротари к законам лангобардов и он найдет это написанным почти во всех рукописях, [точно] так же как я внес это в свою историю. Вахо же имел трех жен, а именно сперва – Ранигунду, дочь короля тюрингов. Затем он женился на Аустригузе, дочери гепидского короля, от которой имел двух дочерей: одну звали Визегарда, которую он дал в жены королю франков Теудеперту, другая звалась Вальдрада, эта была выдана замуж за Хусубальда, другого короля франков, который, однако, так как она опротивела ему, отдал в жены одному из своих людей именем Гарипальд[13]. Третья супруга Вахо была дочерью короля герулов и звалась Сигилинда. Эта родила ему сына, которого он назвал Валтари и который после смерти Вахо, восьмым королем властвовал над лангобардами. Все они были Литинги, так назывался у них один весьма благородный род.

22. После семи лет своего правления, Валтари нашел свою смерть. После него девятым королем стал Аудоин, который вскоре повел лангобардов в Паннонию.]

23. Тогда-то[14] вспыхнул, наконец, давно уже таившийся раздор между гепидами[15] и лангобардами, и обе стороны приготовились к войне. И вот в происшедшем сражении, в то время как оба войска дрались храбро и ни одно не уступало другому, случилось, что Альбоин, сын Аудуина[16], в самом сражении сошелся с Турисмодом, сыном Туризинда[17]. Альбоин пронзил его мечом, так что тот мертвый упал с лошади. Гепиды, увидев, что сын короля, главный их предводитель на войне, убит, пали духом и тут же обратились в бегство. Лангобарды преследовали их жестоко и, перебив из них большинство, вернулись назад снимать с убитых вооружение. По одержании победы лангобарды возвратились домой и начали упрашивать своего короля Аудуина, чтобы он позволил сидеть вместе с ним за столом Альбоину, благодаря мужеству которого они одержали победу в битве, и чтобы таким образом он разделял с отцом стол, как разделял опасность. Аудуин ответил им, что никак не может этого сделать, не нарушая народного обычая. «Вы знаете,– сказал он,– какой у нас существует обычай: сын короля может садиться за стол вместе с отцом не раньше, чем получит оружие от короля какой-нибудь другой нации».

24. Альбоин, услышав такие слова своего отца, взял с собой только сорок юношей и отправился к Туризинду, королю гепидов, с которым он недавно воевал; ему он объявил о причине своего прибытия. Тот, приняв его благосклонно, пригласил к своему столу и посадил справа от себя, где когда-то