спокойствия Баннора. Он объяснил ровным голосом:
– Они – ранихины. Они сами решают, что для них хорошо, а что плохо. Как может какой бы то ни было человек сделать за них выбор между смертью и страданием?
Пытаясь выразить сочувствие и уважение, Мореход протянул руку и коснулся плеча Баннора.
Губы Кавенанта вздрагивали – он с трудом сдерживался, чтобы не закричать. Повторив жест Морехода, он с посеревшим лицом взглянул на него. Оба они, и Великан, и Баннор, были свидетелями соглашения с ранихинами сорок семь лет назад, когда мудрые кони впервые признали его и приветствовали, вот так же становясь на дыбы. Из тех, кто отправился тогда на поиски Посоха Закона, уцелели только Баннор, Мореход, Морэм и Квен… Да, реймены имели основание обвинять его. Хотя он еще не знал, в чем именно.
Он сжал кулак. На безымянном пальце свободно болталось обручальное кольцо – так сильно он похудел. Черт возьми, он должен овладеть заключенной в нем силой! Не добившись этого, он боялся даже думать о том, что пока все с таким старанием хранили в секрете от него.
Резко шагнув к Каму, он ткнул его в грудь.
– Черт побери, – произнес он, глядя прямо в беспощадные глаза реймена, – почему бы вам не увести их на юг, в горы, и таким образом не избавить от всего этого? Если вы заставляете их здесь страдать только ради своей гордости, надеюсь, вы поплатитесь за это.
Кэм с горечью поглядел на Кавенанта.
– Гордость тут ни при чем, – тихо сказал он. – Рани-хины сами не хотят уходить отсюда.
И тут, вопреки своей воле, Кавенант поверил ему. Отступив, он распрямил плечи и глубоко вздохнул.
– Тогда вам лучше помочь мне. Не знаю, верите вы мне или нет, но я ненавижу Фоула так же, как и вы.
– Может быть, – прежним суровым тоном ответил Кэм. – Мы знаем, как ранихины относятся к тебе. Я видел… Я только что своими глазами видел, как они вставали на дыбы! С такими ранами! В отношении тебя их выбор решает все, ты не должен опасаться нас. Но вот твои спутники – другое дело. Женщина… – Его голос задрожал, и он сделал заметное усилие, чтобы успокоиться. – В ней я уверен. Любовь к Гривам написана у нее на лице. Но Великан… Он должен представить неопровержимые доказательства того, что он – не враг.
– Я понимаю тебя. Служитель Гривы, – спокойно произнес Мореход. – Я понимаю ваше недоверие и сделаю все, что в моих силах.
Кэм пристально посмотрел на Великана, потом перевел взгляд на Баннора. Тот бесстрастно пожал плечами. Кэм кивнул и двинулся дальше в глубину расщелины.
Кавенант снова взял Лену за руку. Голова ее была опущена, он не смог даже разглядеть выражения ее лица, только заметил синие тени под глазами.
– Держись, – сказал он ей как можно мягче. – Может быть, все не так уж плохо.
Она не отвечала, но и не сопротивлялась, когда он потянул ее за собой. Расщелина выходила в укромную долину, которая после тесного пространства расщелины показалась ему неожиданно просторной. Отвесные шероховатые скалы, сужаясь, уходили ввысь, к полосе вечернего неба. Долина была узкой, длинной, извилистой, в дальнем конце ее темнел вход в расщелину. Кое-где виднелись полуразрушенные каменные колонны и груды обломков каких-то зданий, а между ними для защиты от снегопада были натянуты тенты рейменов – их кочевые дома, в которых жили отдельные семьи. Они казались ничтожными по сравнению со всей долиной.
Кэм сообщил о своем приходе криком, и когда Кавенант, держа Лену за руку, вошел в долину, навстречу им уже двигалось больше десятка рейменов. Все они – буквально все, с болью осознал Кавенант! – были отмечены той же печатью, которая так поразила его в облике Кэма. Рядом с изможденными ранихинами они выглядели неплохо. Реймены всегда славились своими охотничьими навыками, и, очевидно, обеспечить себя мясом им было легче, чем ранихинов травой. И все же на их лицах лежала печать страданий. Практически все, за исключением детей и дряхлых стариков, были Кордами, хотя даже беглому взгляду Кавенанта мгновенно открылось, что многие из них совершенно не готовы для этого рискованного занятия. Ему стало окончательно ясно, что численность рейменов угрожающе уменьшается в результате зимы и войны. И все они, как и Кэм, имели загнанный, усталый вид, точно даже во время сна их не переставали мучить ночные кошмары.
Вдруг Кавенант понял, в чем тут было дело. Всех их, даже детей, чрезвычайно угнетало истребление ранихинов, и не только потому, что они бесконечно уважали их и не могли спокойно смотреть на страдания мудрых коней. Весь смысл их жизни, даже само существование их расы оказались под угрозой полного исчезновения. Реймены всегда жили ради ранихинов, а теперь их преследовала мысль о том, что, возможно, именно на их долю выпала участь увидеть последнего ранихина. Мудрые кони по им одним известным причинам отказывались покинуть Равнины, и реймены вполне допускали фатальный исход этого решения, который они бессильны были предотвратить.
Только упрямая, несгибаемая гордость удерживала их от того, чтобы не впасть в полное отчаяние.
Они молча смотрели на Кавенанта, Лену и Морехода. Лена, казалось, едва заметила их, но Мореход поднял руки в знак приветствия, и Кавенант последовал его примеру, хотя понимал, что выставляет таким образом на всеобщее обозрение свое кольцо.
Шепоток пронесся среди Кордов при виде Белого Золота, а один из Служителей Гривы сумрачно произнес:
– Значит, это правда. Он вернулся.
Кэм взволнованно рассказал им о том, как повели себя раненые ранихины при виде Кавенанта. Все были ошеломлены, многие что-то сердито проворчали себе под нос. Тем не менее все они приветствовали его – как могли они поступить иначе, если ранихины так отнеслись к нему?
Потом Домохозяева – реймены, которые были слишком молоды или слишком стары, или слишком больны, чтобы быть Кордами – удалились, и три Служителя Гривы, о которых Кэм упоминал раньше, вышли вперед. Они назвали свои имена, и Джейн, женщина с суровым лицом, которая, главным образом, и говорила от имени всех, спросила, обращаясь к Кэму;
– Зачем понадобилось приводить сюда Великана?
– Он – мой друг, – тут же ответил Кавенант. – И Баннор тоже знает, что ему можно доверять, даже если он настолько поглупел, что не хочет признаваться в этом. Если бы не Мореход, меня бы тут вообще не было.
– Ты слишком высокого мнения обо мне, – криво улыбнулся Мореход.
Служители Гривы напряженно вслушивались в то, что говорил Кавенант, словно надеясь разгадать в его словах некий тайный смысл. Молчание нарушил Баннор:
– Мореход принимал участие в походе за Посохом Закона вместе с Высоким Лордом Протхоллом, юр-Лордом Кавенантом и Служителем Гривы Лайтом. В те времена он был достоин доверия. Однако я не раз был свидетелем того, во что Порча превращала самых достойных. Может быть, теперь никому из прежних Великанов доверять нельзя.
– Но ты не можешь этого утверждать! – воскликнул Кавенант.
Баннор поднял бровь:
– Ты видел Коеркри, юр-Лорд? Мореход рассказывал тебе о том, что произошло в городе Великанов?
– Нет.
– Тогда ты слишком торопишься с выводами.
– Почему ты сам не рассказал? – спросил Кавенант, силясь понять, что стоит за словами Баннора.
– Коеркри – не мой город. И не я вызвался проводить тебя к Яслям Фоула.
Кавенант собрался было возразить, но Мореход, желая успокоить его, положил руку ему на плечо. Несмотря на противоречивые чувства, бушевавшие в душе, он сказал:
– Что у рейменов такой обычай – держать своих гостей на холоде после долгого пути?
Кэм в бешенстве сплюнул, но Джейн ответила напряженным голосом:
