мне! Вы убежали от меня через окно, тогда как я более, чем когда-либо, предан вам!
— Но ты запер меня!
— Да, для безопасности.
— Ну, я знаю, что ты не задумаешься продать меня за грош, да и не меня одного, а кого угодно…
— Ваше высочество, я пробыл целый час у королевы-матери, и пусть меня Бог поразит вот на этом самом месте, если я обмол вился хоть словом о пребывании вашего высочества в Париже!
— А, так ты был у королевы-матери! Значит, ты видел и принцессу Маргариту тоже?
— Нет, принцессы я не видал, но…
— Постой, милый друг, как же ты мог не видать Маргариты, раз королева ночует теперь у дочери?
— Да кто вам рассказал такую ерунду?
— Нанси.
— Нанси — дура, которая позволила себе посмеяться над вашим высочеством!
— Рене!
— Да посмотрите сами вот на те окна. Видите, как сквозь ставни льются полоски света? Вы сами должны знать, что эти окна принадлежат к апартаментам королевы-матери. Так почему же они освещены, если королева не находится у себя?
— Но что же все это значит, Рене?
— Это значит, что другой человек вытеснил из сердца принцессы ваш образ!
— Ты лжешь! Я убью тебя, подлый клеветник!
— А между тем такой человек существует на самом деле! Каждый вечер он прокрадывается к принцессе и уходит от нее лишь после двенадцати…
— Так покажи мне его! Скажи, кто это! — крикнул герцог, дико вращая глазами и хватаясь за пояс, где должна бы висеть шпага.
— Вот, ваше высочество, наденьте мою шляпу и ппащ и при цепите себе мою шпагу…
— Давай!
— Затем идите туда: видите, там светится слабый огонек? Это — кабачок Маликана. Там сидит ваш соперник. Его зовут сир де Коарасс!
Герцог схватил шляпу и шпагу и бросился к кабачку. «Этот человек заплатит мне своей жизнью!»— думал он.
XXVII
Генрих и Ноэ занимались воркованием — первый с Саррой, второй — с Миеттой, когда в дверь кабачка кто-то сильно посту чал. По характеру стука можно было сразу понять, что это стучит не какой-либо запоздавший пьяница, а человек, сознающий за собой право стучать во всякое время. И Ноэ встал. чтобы открыть дверь.
В комнату вошел бледный человек с горящим взором. Он остановился посредине зала, посмотрел на обоих молодых людей, на Сарру, которую он принял за мальчика, и на Миетту. Затем он сказал:
— Господа, кто из вас сир де Коарасс? Генрих встал, сделал шаг навстречу незнакомцу и сказал с учтивым поклоном:
— Это я!
Герцог тоже сделал шаг ему навстречу, поклонился с изяще ством человека хорошей породы и сказал:
— Я не имею чести быть известным вам, но уверен, что вы кое — что слышали обо мне!
— Не могу ли я узнать ваше имя, сударь?
— Я скажу вам его только с глазу на глаз.
— В таком случае выйдем на улицу, сударь, — ответил принц, который сразу понял, что дело идет о вызове на дуэль.
Он взял свою шляпу и мимоходом кинул ободряющую улыбку маленькому беарнскому пареньку, который сильно побледнел при этой сцене. Ноэ хотел встать и выйти вместе с принцем, но Генрих сказал ему:
— Оставайся на месте! Если ты понадобишься мне, я кликну тебя!
Генрих вежливо пропустил герцога вперед и вышел вслед за ним на улицу. Ночь была очень темной, но в нескольких шагах от кабачка стоял зажженный фонарь; туда и повел лотарингский принц своего соперника.
Принц Наваррский последовал за незнакомцем и остановился вслед за ним в кругу света, бросаемом фонарем. Тогда принц Лотарингский обернулся и сказал:
— Меня зовут Генрих Лотарингский, герцог Гиз! От неожиданности Генрих Наваррский даже отступил на шаг.
Но он сейчас же справился со своим волнением и, вежливо поклонившись, сказал:
— Приветствую вас, ваше высочество!
— Сударь, — продолжал герцог, — правда ли, что вы каждый день ходите в покои принцессы Маргариты и пользуетесь ее взаимностью?
— Ваше высочество, — ответил Генрих, — согласитесь, что этот вопрос несколько неожидан…
— Отвечайте! — крикнул герцог Гиз.
— А если я отвечу, тогда что?
— Если мне соврали, я накажу лгуна; если мне не соврали, я накажу вас!
— Простите, ваше высочество, — спокойно ответил Генрих Наваррский, — я нахожу что вы принимаете со мной слишком высокомерный тон!
— Что такое-е?
— Вы воображаете, что говорите с каким-нибудь мелким дворянчиком, и позволяете себе возвышать голос! Герцог Гиз дерзко рассмеялся в глаза Генриху.
— Тысяча извинений! — насмешливо сказал он. — Я не знал, что Коарассы принадлежат к числу принцев крови.
— Разрешите мне предложить весьма естественный вопрос: под каким именем скрываетесь вы в Париже?
— А вам какое дело?
— Мне большое дело. Судя по всему, нам придется вступить в бой. Так вот представьте себе, что мне удастся тяжело ранить вас. Так что же, прикажете мне постучать в соседний дом и ска зать: «Там лежит раненый герцог Гиз, подберите его»?
— Сударь! — поспешно сказал герцог. — Я думаю, что имею дело с человеком чести! Но я только тогда дам вам доказательство своего уважения, которое заключается в том, чтобы скрестить с вами шпагу, если вы клятвенно обещаете мне не выдавать моего инкогнито!
— Даю вам честное слово: что ни случится, я не назову вашего имени!
— Отлично! — сказал герцог, становясь в позицию.
— Одну минутку, ваше высочество! Я тоже должен попросить вас дать мне такое же обещание!
— Разве в Париже вас зовут не сиром Коарассом, а иначе?
— Нет, в Париже-то меня именно и зовут так, но это не настоящее имя. И чтобы доказать вам, что для меня не такая уж большая честь скрестить с вами шпагу, я должен иметь ваше слово, чтобы потом раскрыть вам, кто я такой.
— Сударь! — ответил герцог. — Какое бы имя вы ни носили, клянусь не раскрывать его никому!
— Отлично! — улыбаясь, сказал Генрих. — В таком случае начинайте, братец!
— Что такое? Ваш… братец?
— Ну да, двоюродный, разумеется! Меня зовут Генрих Бурбонский, и я рассчитываю стать королем Наварры! — медленно сказал Генрих, принимая осанку знатного человека, имеющего дело с человеком
