страны, которые предоставляют свою территорию агрессивным силам… Правительствам таких стран уже давно пора понять, что они играют с огнем, так как и на эти страны обрушатся ответные удары».
«Что это – поздравление с праздником Первого мая?» – возмущался Хрущев. «Возникает вопрос, – говорил Хрущев, – кто же послал этот самолет? Был ли он послан с санкции Главнокомандующего США… или этот агрессивный акт был совершен без ведома президента? Как расценивать его – как предвестника нападения, то есть повторение того, что было сделано в свое время Гитлером?»
Хрущев напомнил о многочисленных случаях вторжения германских разведывательных самолетов накануне 22 июня 1941 года.
Вскоре последовали американские ответы на вопросы Хрущева. Американцы заявили, что самолет У-2, пилотируемый Г. Пауэр-сом, вел метеонаблюдения на севере Пакистана. Было заявлено, что пилот сообщил о неполадках с кислородным прибором, а затем связь с ним была потеряна. Было высказано предположение, что пилот потерял сознание и самолет автоматически продолжал лететь на север, пока не оказался в районе Свердловска. Американские власти обратились к правительству СССР выдать останки летчика.
7 мая Хрущев выступил на сессии Верховного Совета СССР с заключительным словом по своему доклада. Подробно зачитав объяснения Государственного департамента США и НАСА о полете разведывательного самолета, Хрущев неожиданно заявил: «Товарищи, я должен вам рассказать один секрет. Когда я доклад делал, то умышленно не сказал, что летчик жив и здоров, а части самолета находятся у нас». Хрущев подробно рассказал о задачах полета У-2, предъявив фотографии, сделанные Пауэрсом, а также фотографии его разведывательного оборудования. С трибуны Верховного Совета Хрущев выкрикивал в адрес американских руководителей и их союзников: «Вы на что, господа, рассчитывали? Вы привыкли гадить и кое-кто это чуть ли не за благо признает и молчит! Нет, мы не такие люди! Нагадили! Нюхайте сами!… Не играйте с огнем, господа!… Солдаты мира, воины справедливого дела всегда… готовы к отпору агрессору, к ответному удару! Пусть знают все агрессоры, что никто не уйдет от ответа – и хозяин, и лакей получат свое!»
Хрущев сообщал депутатам Верховного Совета и миллионам телезрителей (поскольку его выступление шло в прямом эфире): «Докладываю Верховному Совету, что по решению правительства Советская Армия и Флот переходят на ракетное оружие, уже собственно перешли на него. Поэтому мы создали Главное командование ракетных войск. Главнокомандующим этих войск назначен Главный маршал артиллерии Неделин, замечательный артиллерист, который прославился во время войны с гитлеровской Германией… Я бы сказал вам, товарищ Неделин, на Бога не надейтесь, а лучше занимайтесь с войсками и овладевайте техническими средствами, которые мы вам вверили, с тем, чтобы, если противник нападет на нас, ракетные войска были способны в любую минуту нанести ответный сокрушительный удар по врагу».
После заявлений Хрущева Эйзенхауэру и его окружению не оставалось ничего, как признать факт разведывательной миссии Пауэрса. Однако никаких извинений не последовало. Напротив, в своих заявлениях Эйзенхауэр и другие говорили о том, что Соединенным Штатам приходится прибегать к таким средствам наблюдения, потому что СССР является «закрытой страной». Эти объяснения лишь усилили гнев Хрущева. Выступая 9 мая в посольстве Чехословакии в СССР Хрущев так оценивал полет Пауэрса: «Это было сделано сознательно и сознательно приурочено к совещанию глав правительств в Париже. Говорят, это сделала военщина. Только ли военщина? Какое же это государство, если военщина делает то, против чего правительство? Как может терпеть правительство?» На выставке останков самолета У-2, организованной 11 мая в ЦПКиО в Москве, Хрущев вновь возмущался американцами и высмеивал их попытки оправдаться.
Это возмущение разделяли и многие советские люди, направлявшие гневные письма в газеты. Я был свидетелем того, как, минуя свежевыкрашенный дом американского посла в Спасопесковском переулке, дедушка внушал своему внуку: «Вот здесь живут американцы – самые подлые, самые вероломные люди!» Советские люди одобряли то, как Хрущев «вывел» американцев «на чистую воду». Однако Хрущеву было ясно, что происшедшее является катастрофой для его курса на сотрудничество двух великих держав. Позже он говорил, что полет У-2 стал началом его конца. До встречи в верхах оставались считанные дни. В Президиуме ЦК не было единства по вопросу, ехать Хрущеву в Париж или нет. И все же вопреки мнению ряда членов Президиума Хрущев решил отправиться в Париж. За день до начала совещания, 15 мая, было объявлено, что в СССР был произведен запуск космического корабля с макетом человека на борту.
16 мая в Енисейском дворце президент Франции Шарль де Голль открыл совещание. Тотчас же Хрущев и Эйзенхауэр попросили слова для внеочередных заявлений. Началось пререкание по поводу того, кому предоставлять слово первому. Каким-то образом Хрущев добился того, что слово предоставили ему. В течение 45 минут Хрущев зачитывал заранее подготовленное выступление. Однажды Де Голль прервал его, заметив, что Хрущеву не стоит говорить слишком громко, так как акустика в помещении достаточно хорошая.
В своем выступлении Хрущев решительно осудил вторжение самолета У-2, практику полетов разведывательных самолетов над советской территорией и потребовал извинений от Эйзенхауэра за случившееся. Без этих извинений Хрущев отказывался участвовать в работе совещания. Переводчик Н.С. Хрущева В.М. Суходрев вспоминал:
«Все сидели за круглым столом. Рядом со мной находился госсекретарь США Кристиан Гертер. Во время выступления Хрущева Эйзенхауэр наклонился к Гертеру, и я услышал, как он сказал: 'Я не вижу причины, почему бы нам не выступить с заявлением такого рода'. На это Гертер ответил: 'Нет, нам не следует этого делать'».
Отвечая Хрущеву, Эйзенхауэр объявил, что полеты У-2 прекращены и не возобновятся. Затем Эйзенхауэр заявил, что в советском космическом корабле, запущенном 15 мая, могут быть камеры, которые могут делать снимки США, поскольку другая сторона Луны была сфотографирована. Извиняться президент США не стал. Как напоминал Таубмэн, Эйзенхауэр в свое время заявил, что ничто не заставит его «так быстро попросить разрешение объявить войну, как нарушение нашего воздушного пространства советским самолетом». Но, видимо, то что было справедливо для США, не считалось справедливым для СССР, с точки зрения американцев. Как обычно, Соединенные Штаты придерживались двойных стандартов. Возмущенный до крайности, Хрущев покинул совещание, но некоторое время оставался в Париже.
Де Голль и Макмиллан предпринимали усилия для того, чтобы примирить Хрущева и Эйзенхауэра. Они предложили провести второе заседание. Хрущев же требовал от Эйзенхауэра извинений. Очевидцы утверждают, что Макмиллан чуть не плакал, пытаясь спасти конференцию. Он встречался с Хрущевым, но тот был непреклонен. Эйзенхауэр же наотрез отказывался принести извинения.
18 мая Хрущев выступил на пресс-конференции в Париже, на которую собралось около двух тысяч корреспондентов. Он заявил, что полет У-2 – это оскорбление СССР. «Мы с оскорблениями мириться не можем. У нас есть гордость и достоинство». По мере того как Хрущев зачитывал заранее подготовленный текст, кое-кто из присутствовавших стал выражать свое отношение к заявлению Хрущева выкриками или обычными для американцев возгласами не-одобрения: «бу-у-у». Прервав чтение, Хрущев обратился к присутствовавшим: «Хочу сразу ответить тем, кто здесь «укает». Меня информировали, что подручные канцлера Аденауэра прислали сюда своих агентов из числа фашистов, недобитых нами под Сталинградом. Они тоже шли в Советский Союз с «уканьем». А мы так им «укнули», что сразу на три метра в землю вогнали. Так что вы «укайте», да оглядывайтесь. Если остатки недобитых фашистских захватчиков будут «укать» против нас… то мы их «укнем» так, что они костей не соберут!»
Как и «дух Женевы», «дух Кемп-Дэвида» просуществовал недолго. Срыв Парижского совещания Большой четверки свидетельствовал о провале попыток Хрущева добиться поворота в международных отношениях в сторону разрядки напряженности между двумя противоборствующими военно-политическими блоками. Для Пекина эти события доказывали ошибочность хрущевского курса на сближение с Западом. 10 июня на заседании Исполкома Всемирной Федерации профсоюзов (ВФП) в Пекине два представителя Китая выступили с резким осуждением политики СССР в области разоружения, так как, по их словам, она порождала «неоправданные иллюзии» в сознании масс.
Через 10 дней после этого события должен был открыться III съезд Румынской рабочей партии (РРП). По пути из Пекина в Бухарест китайская делегация на этот съезд во главе с мэром Пекина Пынь Чженем остановилась в Москве. Там состоялись переговоры с советским руководством. Об их участниках и
