возвращения из отпуска, но они не соглашаются. Придется лететь. Ты полетишь?» «Конечно». Хрущев отдал распоряжения об отлете и перенес встречу с министром Франции Гастоном Палевским с обеденного времени на утро. Семичастный вспоминал: «Только в полночь дежурный по правительственной охране доложил, что Хрущев затребовал правительственный самолет в Адлер, ближайший к Пицунде аэропорт, к шести утрам следующего дня. Я немедленно передал эту информацию Брежневу. Тот обрадовался. Было ясно, что Никита Сергеевич прилетит, а вместе с ним прибудет и председатель Президиума Верховного Совета Микоян. Предусмотрительно я отправил в отпуск начальника личной охраны Хрущева Литовченко».
Тем временем Хрущев, его сын и Микоян отправились на прогулку. Шли молча. Потом заговорил Хрущев: «Знаешь, Анастас, нет у них никаких неотложных сельскохозяйственных проблем. Думаю, что этот звонок связан с тем, о чем говорил Сергей». Потом он отправил Сергея домой, а сам еще долго разгуливал с Микояном, о чем-то беседуя. Видимо, только сейчас Хрущев понял, что Брежнев хитрил в разговоре с ним. Однако по тону Брежнева он мог справедливо решить, что тот ощущает неуверенность. То обстоятельство, что Брежнев срочно вызывал его в Москву, Хрущев мог истолковать так, что в Президиуме идет острая стычка между различными группировками. Слова Брежнева о том, что без Хрущева ничего нельзя решить, могли лишь свидетельствовать о серьезности возникших разногласий. Однако, казалось, что Хрущев должен стать арбитром для разрешения спора, но никак не жертвой заговора. Исходя из опыта июня 1953 года, Хрущев мог решить, что в случае переворота его бы давно арестовали. Между тем охрана вела себя как обычно. Ему предоставлялась полная свобода действий, и его никто не вез в Москву под арестом. Возможно, что Хрущев и Микоян долго обсуждали вероятные варианты развития событий.
Сергей Хрущев вспоминал: «Утро 13 октября – последнее утро 'славного десятилетия' Хрущева – встретило нас теплом и покоем. Распорядок дня не нарушался. Внешне отец был абсолютно спокоен. За завтраком он, как обычно, пошутил с женщиной, подающей на стол, посетовал на свою диету. Потом заговорил с помощником о текущих делах. После завтрака отец просмотрел бумаги». Спокойствие Хрущева говорило о его собранности, готовности к предстоящему трудному разговору на Президиуме и уверенности в своей победе над возможными оппонентами. Сергей Хрущев обратил внимание: «Одно только было необычным– телефоны молчали…» Но и это Н.С. Хрущев мог объяснить: члены Президиума ведут какой-то серьезный спор, и поэтому никто из них не обращается к нему, ожидая его возвращения.
Прием Гастона Палевского продолжался недолго. С.Н. Хрущев писал: «Меньше чем через полчаса гости удалились, а отец пошел к даче. Последний в его жизни официальный прием закончился. Пора было собираться в Москву. Вещи уже увезли на аэродром. Подали легкий обед – овощной суп, вареный судак. По совету врачей отец последнее время придерживался диеты. Ели молча. С нами за столом сидели, как обычно, помощники и личный врач отца – Владимир Григорьевич Беззубик».
Перед отъездом Хрущева сестра-хозяйка правительственной дачи вручила ему большой букет цветов. У ворот к машине подошел командующий Закавказским военным округом. Он извинился, что только он провожает Хрущева, так как, по его словам, первый секретарь КП Грузии В.П. Мжаванадзе находился на лечении в Барвихе, а председатель Совета министров Грузии Джавахишвили уехал по районам. Это выглядело правдоподобно, так как отъезд Хрущева из Грузии произошел неожиданно. Командующий округом сопровождал Хрущева до аэродрома, рассказывая о положении в сельском хозяйстве Грузии, и это лишь подчеркивало то, что ни в стране, ни в положении Хрущева ничего не изменилось.
На аэродроме Хрущева встретил улыбающийся командир корабля генерал Цыбин, который доложил: «Машина к полету готова! Неполадок нет. Погода по трассе хорошая». По словам С.Н. Хрущева, «отец пожал ему руку, стал легко подниматься по трапу. За ним последовал Микоян. Они оба прошли в хвостовой салон… Отец не любил одиночества, и в полете в «хвосте» всегда собирались попутчики: он что-то обсуждал с помощниками, правил стенограммы своих выступлений, а то и просто разговаривал с сопровождающими. На сей раз было иначе. «Оставьте нас вдвоем, – коротко приказал он… Бортпроводница проносит в задний салон поднос с бутылкой армянского коньяка, минеральной водой и закуской, но через минуту возвращается, неся все обратно. Не до того… В заднем салоне, закрывшись от всех, два человека вырабатывали линию поведения, проигрывали варианты, пытались угадать, что их ждет там, впереди, в аэропорту Внуково-2».
Семичастный вспоминал: «Из аэропорта в Адлере правительственный самолет поднялся в воздух около десяти часов утра 13 октября. Я сообщил Брежневу, что Хрущев прилетит в Москву примерно в полдень, и спросил, кто поедет его встречать. Было принято, что Первого секретаря обычно встречают все члены Президиума, а также много других функционеров. 'Никто не поедет, – неуверенно ответил Брежнев. – Поезжай сам'. Тогда я спросил, как мне себя во время встречи вести. 'Решишь все на месте', – отделался он от меня короткой фразой. Еще до того, как колеса самолета коснулись посадочной полосы, выяснилось, что столкновения с охраной или какого-либо насилия не будет: из Пицунды сообщили, что Хрущева сопровождают только пять членов его личной охраны. Аэродром был совершенно пуст. Вскоре после меня во Внуково прибыло еще несколько человек из Девятого управления, но те по моему указанию встали так, чтобы их не было видно. Прибыл и секретарь Президиума Верховного Совета Георгадзе, чтобы встретить своего шефа – Микояна».
Сергей Хрущев вспоминал: «Самолет подрулил к правительственному павильону в аэропорту Внуково-2. Последний раз взревели моторы, и наступила тишина. Внизу – никого. Площадка перед самолетом пуста, лишь вдали маячат две фигуры. Отсюда не разберешь, кто это. Недобрый знак. Последние годы члены Президиума ЦК гурьбой приезжали провожать и встречать отца. Он притворно хмурил брови, ругал встречавших «бездельниками», ворчал: 'Что я, без вас дороги не знаю', – но видно было, что такая встреча ему приятна. Теперь внизу – никого».
Учитывая, что еще в начале 1950-х годов Хрущев снял первого секретаря Сталиногорского горкома за то, что тот не встретил его на улице, что Хрущев решил снять Жукова, после того, как выяснилось, что по его распоряжению Хрущева в Берлине не встретили Рокоссовский и Гречко, то можно себе представить, в какую ярость пришел Хрущев, когда увидел, что его не встречает никто из членов Президиума ЦК.
С. Хрущев вспоминал: «Медленно подкатился трап. Загадочные фигуры тоже приблизились вслед за ним. Теперь их уже можно узнать – это председатель КГБ Семичастный и начальник управления охраны Чекалов. Следом спешит Георгадзе. Отец, поблагодарив бортпроводниц, спускается по трапу первым. За ним в цепочку растянулись остальные. Семичастный подходит к отцу, вежливо, но сдержанно здоровается: 'С благополучным прибытием, Никита Сергеевич'. Потом пожимает руку Микояну. Чекалов держится на два шага сзади, руки по швам – служба. Лицо напряжено».
По словам Семичастного, Хрущев тут же спросил: «А где остальные?» Семичастный ответил: «В Кремле. Ждут вас». Никита Сергеевич глянул на меня, но ничего не сказал. 'Вы будете обедать дома или в Кремле присоединитесь к остальным?' – нарушил я тишину вопросом. 'Они уже поели?' 'Наверное, нет. Ждут вас'. Потом они обменялись парой фраз с Микояном. 'Поедем в Кремль', – решили вместе». Хотя отсутствие членов Президиума ЦК во Внуково-2 могло возмутить и встревожить Хрущева не на шутку, миролюбивые вопросы Семичастного о том, где он будет обедать, никак не свидетельствовали о том, что Хрущев находится под арестом.
Сергей Хрущев вспоминал: «Проходим пустой стеклянный павильон. Эхом отдаются шаги. В дальних углах вытягивается охрана. Дежурный предупредительно открывает большую, из цельного стекла, дверь. Напротив двери у тротуара застыл длинный «ЗИЛ-111», автомобиль отца. На площадке выстроились черные машины: еще один «ЗИЛ» – охраны, «Чайки» Микояна и Семичастного, «Волги». Хрущев и Микоян садятся в машину. Офицер охраны захлопывает дверцу и занимает место впереди. Автомобиль стремительно трогается и исчезает за поворотом. За ним срываются остальные. Семичастный на ходу запрыгивает в притормозившую 'Чайку'».
«Поехали за ними», – сказал Семичастный своему шоферу. Он вспоминал: «Про себя воздал хвалу судьбе за то, что она помогла мне все провести так гладко. И только в пути я осознал, что допустил маленькую оплошность. За несколько дней до этого перепуганный Брежнев посоветовал мне для предосторожности – против обыкновения – брать с собой телохранителя. Телохранителем был всего один офицер, одетый к тому же в штатское. Мы, не спеша, двигались по Внуковскому шоссе к городу. Обычно я сидел рядом с водителем, а теперь мое место занимал охранник. Телохранители Хрущева обратили на это внимание и занервничали. Они все чаще стали оборачиваться, чтобы глянуть на нашу машину. Один раз обернулся и сам Никита Сергеевич». Хрущев и его охранники могли решить, что следовавшая за ними
