хлопать и сто таджиков в одной комнате пропишет — тут уж как пить дать. Собака она тоже, знаешь, поначалу неохотно на цепи сидит. А пооботрется чуток — уже никуда из конуры не хочет.
Дафна подошла и мягко подула Улите на волосы. Она умела так дуть, что мигом сдувала все заботы. Лицо ведьмы разгладилось.
— Ладно, проехали! Но вообще, светлая, готовься! Хочешь, чтобы о тебе все говорили и все тебя ценили? Стань сволочью! — буркнула она.
— А другой способ есть? Хороший?
— Есть и хороший. Стань хорошей сволочью… Ну все, забыли, я снова добрая!
Арей вышел из кабинета. Он был в сером длинном плаще с капюшоном. Под плащом угадывалась кольчуга. Поверх плаща барон мрака наложил маскирующее заклинание. Теперь для любого прохожего Арей был просто массивным мужчиной средних лет с перебитым носом, одетым в темно-синий мешковатый костюм, и черную рубашку без галстука. Какой-нибудь частный охранник из бывших спортсменов, продремавший смену на складе бытовой техники между коробками с ксероксами.
Ох, не обижайте этого дядю, люди! Дядя старый, дядя сердитый. И вообще так ли вам надо выходить сегодня из дома?
— На Лысую Гору? — спросила Даф.
— Да. Ты, светлая, Мефодий и Улита — со мной. Меф, предупреди остальных, чтобы заперлись в резиденции и никого не пускали, пока мы не вернемся! Явятся комиссионеры или суккубы — гнать в шею.
Меф облизал губы.
— Телепортируем? — спросил он. Процесс телепортации он очень не любил.
Это было не столько болезненно, сколько противно. Ощущать, как ты становишься набором молекул, которые исчезают в одной точке пространства и собираются из ничего в другой, не особенно приятно.
— Да, но не отсюда. Из резиденции мы телепортировать не можем. Лигул немедленно узнает точку нашего прибытия, — продолжал Арей.
— Тогда как?
— В Москве есть единственное место, откуда мы можем телепортировать относительно безопасно, оставшись незамеченными. Туда мы и отправимся, — сказал Арей, не поясняя, впрочем, что это за место.
Когда Меф поднялся наверх, чтобы выполнить поручение, гостиная второго этажа была пуста. Он поочередно постучал в комнаты Наты и Мошкина. Ему никто не ответил. Тогда, уже по умолчанию, он толкнул дверь комнаты Чимоданова. Под ногами у него проскочил Зудука, как обычно что-то злоумышляющий.
— Эй! — окликнул Меф.
Его не услышали. Мошкин и Чимоданов сидели на стульях друг против друга и играли в «поцелуй меня, кирпич!». Вены на висках у обоих вздулись от напряжения. Между ними по воздуху с приличной скоростью летал тяжелый альбом с фотографиями.
Правила игры были просты как все тупое. Ученики стражей или маги садились на стулья в восьми- девяти шагах друг от друга и закладывали руки за спину. Затем кто-то из играющих поднимал взглядом предмет и бросал его в лицо противнику. Тот должен был остановить его глазами и вернуть в нападавшего. Проигравшим считался либо тот, кто первым пропускал удар, либо тот, кто терял самообладание и пытался защититься от летящего предмета руками.
Ната, по-турецки скрестив ноги, сидела на кровати у Чимоданова и лениво наблюдала за схваткой.
— Эй! — крикнул Меф еще громче. Чимоданов на миг отвлекся и тотчас, получив
альбомом в глаз, опрокинулся вместе со стулом.
— Я тебя не ушиб, нет? Тебе ведь не больно, да? — всполошился Мошкин.
— Щекотно, даун! — злобно ответил с пола Петруччо. Под глазом у него созревал крупный фингал.
— Ты сердишься, да? Говоришь мне плохие слова, потому что я тебя расстроил? — не понял Мошкин.
Это было уже слишком. Петруччо зарычал как голодный вурдалак и бросился его душить. Меф кашлянул.
— Мы уезжаем. Вы остаетесь, — сказал он Нате, единственной, кто был в состоянии его услышать.
Ната подняла правую ногу и прощально пошевелила пальцами.
— И что я должна сделать? Помахать из окна платочком? — поинтересовалась она ехидно.
— Запереть дверь и начертить на всех стенах защитные руны. И никому не открывать. Ни одной живой душе, — сказал Меф.
— Ну живые души тут не особо часто и бывают, — заметила Ната.
Ничего больше она не добавила, однако по ее интонации Меф понял, что повторять не требуется. При всех своих тараканах дурой Вихрова отнюдь не была, да и чувство самосохранения имела могучее, как титановый нагрудник. Он повернулся и, перешагнув через дерущихся Мошкина и Чимоданова, направился к лестнице.
— Эй, стой! — окликнула его Ната, когда он был уже на второй ступеньке.
Меф остановился. Повернулся.
— Чего?
— На всякий случай… Если что, я смогу послать SMS? Ну туда, где вы будете? — будто невзначай спросила Вихрова.
— Вряд ли, — сказал Меф.
Он не был уверен, что на Лысой Горе есть мобильная связь. Хотя, с другой стороны, Киев там вроде недалеко. Теоретически покрытие должно быть.
Ната кивнула, принимая «вряд ли» к сведению.
— Была у меня подруга, — сказала она в пространство. — Однажды она поругалась с приятелем, выскочила из его машины на перекрестке, а он послал ей вслед оскорбительное SMS. Она была убита. Если бы он просто заорал из окна, она бы простила.
Мошкин перестал сопротивляться. Он лежал на спине и насмешливо смотрел на пыхтящего Петруччо, который дергал его за ворот свитера.
— Ну и что? У меня тоже родители как-то месяц не разговаривали. Даже в кухне за столом не могли сидеть вместе. Когда один приходил, другой вылетал как пробка. А когда нужно было что-то сказать, отец посылал матери эсэмэску. Из соседней комнаты, — сообщил Мошкин.
В глазах у Наты появилось нечто маниакально-мечтательное.
— И она отвечала? — поинтересовалась она.
— Да. Иногда тоже эсэмэской. Иногда по электронной почте, — сказал Евгеша.
Меф спустился, думая про себя, что ему нравится его поколение. Если в детях природа отдыхает, то во внуках она просто отрывается.
— Обожаю метро! Не как транспорт, а как место для свиданий! Бродишь вся такая в приятных предчувствиях и ищешь памятник то на кольцевой, то на радиальной. Памятник, конечно, какой-нибудь мелкий и хилый. В метро других не бывает. А под памятником, тихо психуя, тебя уже ждет рыцарь с веником украденных на кладбище гвоздик. Если, конечно, не перепутал день недели и десять утра с десятью вечера, — заявила Улита, спускаясь в подземный переход с мерцающей буквой «М».
— Сколько можно говорить о любви?
Арей остановился и не без интереса стал изучать витрину сувенирного киоска. В город пешком он выбирался крайне редко, а потому многое казалось ему новым и удивляло его.
— Тогда давайте я буду говорить о росте курса эйдосов на вселенской бирже, — с вызовом предложила Улита.
— Уволь меня от этого! Ненавижу, когда женщины берутся рассуждать о финансовых делах. От всех вселенских вопросов их элементарно можно отвлечь дебильным спором, как лучше разместить бриллианты на крышке золотой пудреницы, — сказал Арей, не отрывая глаз от витрины.
