цвет и наполнявшийся чем-то серым, дымным.
Крича, Сэнра попыталась вырваться из кокона. Она освобождалась от него, как человек разрывал бы паутину. Тщетно. Порванный кокон вновь срастался. Валькирия упала и каталась по земле, визжа, как полуночная ведьма Другие валькирии расступились, чтобы катавшаяся по траве Сэнра не коснулась их. Нет, не страх двигал ими. То, что случилось с Сэнрой, было им, увы, слишком ясно. Такое в истории случалось со многими слугами света, которым суждено было забыть свой путь.
Дымный кокон треснул и разомкнулся. Торжествующе взвизгнув, Сэнра метнулась к своему копью. Улита хотела наступить на древко, но Эссиорх покачал головой. Этого можно было и не делать. Собственное копье оказалось для Сэнры неподъемным и обожгло ей руки так же, как и ее оруженосцу.
Поняв, видно, что произошло, Сэнра признала свое поражение и с достоинством выпрямилась. Улита едва узнавала ее. Теперь перед ними стояла немолодая женщина с обрюзгшим и неприятным лицом. Собственный оруженосец смотрел на нее с ужасом.
– Ты думаешь, ты победил, Хранитель? Отняв у меня силу – ты отнял ее у света! – сказала она.
Эссиорх покачал головой.
– Ты заблуждаешься. Я ничего не отнимал у света. Я лишь запретил мраку пользоваться силой, которая ему не принадлежит, – спокойно отвечал он. – Non fructificat autumno arbor, quae vere non floruit[5]. Никому другому из тех, чья совесть чиста, эта формула не повредила бы. Я лишь запретил мраку, что таился у тебя внутри, оставаться там. Мрак хлынул наружу весь сразу, не по капле, и светлая сущность валькирии ужаснулась. Твои доспехи и копье отринули мрак, и тебя вместе с ним. Теперь они найдут новую хозяйку. Ту, что будет достойна!
Лицо Сэнры исказилось от ненависти.
– Я тебя ненавижу! Помни меня! – Сэнра кинулась было на Эссиорха, пытаясь добраться ногтями до его глаз, но оруженосцы Радулги и Ламины удержали ее.
Сэнра закричала, толкнула ногой одного, оцарапала и укусила другого и, петляя, точно спасаясь от копья, которое могло полететь вдогонку, скрылась в кустарнике. Больше никто ее никогда не видел. Для света она исчезла навек. Если мрак, что было вполне логично, и нашел ее, то сумел сохранить это в тайне.
После долгого молчания Фулона подошла к оставленным регалиям. Круглый щит валькирии пылал. Копье холода лежало на траве поодаль. Холодная изморозь расползалась от него по земле.
– Сэнры, валькирии холодного копья, больше нет! Ни одна валькирия отныне и во все столетия не будет носить этого имени. Я забираю себе ее копье, шлем и щит, чтобы вручить их другой, достойной, – громко произнесла Фулона.
Погодите! – спохватилась вдруг Улита. – Помогите мне кто-нибудь! Сама я не могу коснуться копья. Мне нужен ледяной осколок лезвия и щепка от древка. Для Дафны, скорее!
Фулона вопросительно взглянула на Эссиорха. Тот кивнул.
– Пусть кто-нибудь сделает то, о чем просит ведьма! – приказала старшая валькирия.
Получив разрешение, валькирия лунного копья Ламина кинулась к копью Сэнры. Орудуя собственным копьем, она быстро отколола щепку от древка, сломала сразу восстановившийся наконечник и выжидательно посмотрела на Улиту, демонстрируя, что готова телепортировать с нею вместе.
Улита мельком представила, какие лица будут у Тухломона и у Лигула на портрете, когда валькирия внезапно возникнет в резиденции мрака. Да и реакцию Арея сложно предсказать до конца.
– Ты головой отвечаешь за ее безопасность, ведьма! – предупредила Фулона, отлично поняв причины замешательства Улиты.
– Сама ты ведьма! У меня, между прочим, имя есть! – с вызовом сказала Улита и, кивнув Ламине, исчезла вместе с ней.
Внезапно Гелата вскрикнула, как птица, и бросилась к Багрову.
– Вы видели? Клянусь, только что он пошевелил рукой.
– Это что шутка такая? После удара в сердце? – поинтересовалась Хаара.
Не отвечая, валькирия исцеляющего копья ухом приникла к его груди.
– Так и есть! Он жив! – сказала она радостно.
– Странное сердце. Уцелеть после такого удара таким мечом! – хмыкнула Филомена.
Хаара поморщилась.
– Гелате мерещится! Она, как всегда, в своем репертуаре. Я еще не забыла, как зимой в лесу она едва не провалила операцию, когда вместо того чтобы напасть на стражей с тыла, стала оживлять какую-то замерзшую синицу, – уронила она.
– Перестань, Хаара! Да говорю же тебе: его сердце хоть и медленно, но бьется. Послушай сама! Пожалуй, я могла бы даже попытаться исцелить его, – жизнерадостно предложила Гелата.
– Похоже, он и без тебя справиться… Недаром говорят, что у некромагов по семь смертей и они не могут уйти, не передав своего дара, – вспомнила Радулга.
– Здесь не такой случай… Он не столько некромаг, сколько нечто иное… – о чем-то смутно догадываясь, сказал Эссиорх.
Все же он опустился на колени рядом с Гелатой и осторожно наложил ладонь на рану, оставленную мечом Мефодия.
Глава пятнадцатая.
ЗУЙМУРЗУНГ
Тот прав, кто громче и с большей убедительностью крикнет на другого.
Эдя Хаврон не испытал ни малейшего удовольствия, проснувшись в ту злополучную ночь. Ощутив страшное неудобство и холод, он решил, что соскользнуло одеяло, и попытался перевернуться на бок, чтобы найти его на полу. Напрасная попытка.
Повернуться он так и не сумел. В запястья ему врезались веревки. Еще одна веревка перехлестывала его ноги. Эдя несколько раз недоверчиво дернулся, пока не убедился, что прочно привязан к кровати. Относительно свободно двигалась только голова. Эдя повернул ее и в темноте, на фоне синеющего прямоугольника окна, увидел силуэт. Женщина – а судя по очертаниям фигуры, это была женщина – стояла к нему спиной, лицом повернувшись к окну, и что-то озабоченно разглядывала.
Эдя вопросительно скосил глаза в сторону той части комнаты, что занимала его сестра, но тотчас вспомнил, что Зозо ночует у подруги. И очень маловероятно, что у нее возникла охота приезжать среди ночи для того только, чтобы связать брата веревкой. Такое продуманное злодейство было вообще не в характере Зозо. Она скорее бы уж метнула под горячую руку сахарницу или бросилась колотить брата диванной подушкой.
– Эй! Кто тут? – окликнул Хаврон нервно.
Женщина обернулась. Черты ее лица во мраке казались расплывчатыми. Эдя узнал свою невесту. В неверном лунном свете в руке Милы что-то беллетристически сверкнуло. Хаврон сообразил, что Мила зачем-то взяла большой кухонный нож для разделки мяса.
– Что за фокусы, милая? Где ты взяла веревку? – с предельной мягкостью поинтересовался он.
Проигнорировав вопрос, Мила озабоченно потрогала лезвие большим пальцем.
– Я думала, острее... Ну, ничего, в крайнем случае, можно и когтями! – пробормотала она деловито.
Эде стало жутко. Веревка, лунная ночь и девушка с ножом, определенно сбежавшая из психиатрической лечебницы. Прекрасные декорации для городского романа с заскоками.
– Мила, что с тобой? – спросил он. Его невеста скривилась.
– Я не Мила. Прекрати произносить это нелепое имя!
