послужили тем черствым пряником, который не смогли переварить изнеженные европейской мягкостью эсесовские дивизии.
И в связи с вышеперечисленными заслугами, не пора ли восстановить историческую справедливость, то есть дать Якутскому Ханству решающий голос в Организации Объединенных Наций. Пусть хоть потомки героев якутов, понесших самые большие, относительно плотности населения на квадратный километр, потери во Второй мировой войне узнают голос справедливости.
И конечно, Великий хан Якутского Ханства и его визири, а также весь якутский народ понимают всю свою ответственность в связи с новыми полномочиями, но обязуются пронести их с честью'.
Какая реакция на сие заявление последовала из Нью-Йорка? Да вообще-то никакой. «Ханство изволит шутить?» – «Вовсе нет. Так что насчет наших требований?» – «Но ведь они абсурдны». – «А на взгляд Великого хана и его верных визирей, вполне обоснованы». – «Это есть издевательство над международной организацией». – «Ну тогда, раз ООН не желает выполнять просьбу, а также требование великого народа, Якутское Ханство выходит из Организации Объединенных Наций». В общем, «прощайте и пишите письма». Кто ожидал такого поворота?
Естественно, пока дипломаты работают наверху, там, внизу, шуршат менее официальные клиенты. «А что, если мы перестанем добывать у вас алмазы?» – «Хорошо, следовательно, с этого дня подписанные нами бумаги на пятидесяти и столетние концессии более не имеют силы, а значит, сами концессии расторгаются. Кроме того, все оборудование национализируется в пользу Великого хана». – «Да мы вас!» – «А что вы нас? Мы, кажется, вышли из ООН, так что при обороне наших просторов нас более не сдерживают никакие принятые конвенции. Да, у нас пока нет атомного оружия, хотя уран на перспективу наличествует, но зато мы можем вполне „законно“ применить химию. Нет, не сочтите это угрозой. Сие так, размышление на заданную тему». – «Ничего, как увидите над главной резиденцией в Якутске пару-другую „стэлсов“, так по другому запоете». – «Да, кстати, для информации, ханство заключило двухсторонний договор о сотрудничестве в области обороны с соседними ханствами, а так же с почему-то решившей присоединиться к Договору Московией». – «А?» – «Да-да, вы все правильно поняли. А насчет алмазов? Предприятия национализированы, однако наш выход из ООН совершенно не касается наших торговых соглашений. Ну, разве что они несколько пересмотрятся в сторону большей справедливости… Естественно, в пользу народа Ханства, как же иначе. Чем мы хуже каких-нибудь „имиратских“ шейхов? Нам думается, совершенно ничем. Разве что климат у нас менее пригоден для туризма? Ну что ж, зато он укрепляет характер».
А ведь это было только начало процесса. С повальным выходом из ООН, имеется в виду.
44. Повелитель игрушек
Еще хуже было бы, конечно, стукнуться обо что-нибудь лбом. Тогда бы произошла не просто отмена миссии, а нечто гораздо более страшное. Ведь Гитуляр находился в тщательно прослушиваемой радиозоне, так что общаться с миром ему было просто-напросто нельзя, однако на самый крайний случай у него имелась эдакая «радиошумилка», способная при нажатии кнопки просто «пискнуть» в определенном диапазоне. Естественно, этот «писк» выдал бы его со всеми потрохами, однако для всех остальных участников то стало бы сигналом на отмену операции. И если бы они уже не успели окунуться в нее с головой, то вполне может статься, что всем, кроме Миши, удалось бы выпутаться из истории в целости и сохранности. Однако если бы дельтапланерист Гитуляр расколол при посадке череп, то нажать кнопку стало бы абсолютно некому, и тогда…
В общем, весь «Пульсар» сложил бы кости зазря.
Поэтому приземляться следовало осторожно. Да еще максимально близко к месту назначения. Ибо стоило ли совершать чуть ли не восемнадцатикилометровый полет меж гор, чтобы после шагать пешком километр? Вообще-то даже несколько сот метров стало бы недопустимым промахом. Никто не ведал, сколько датчиков движения и тепловых сенсоров натыкано по округе. Однако и преувеличивать количество защитного оборудования тоже не следовало. Ибо теоретически никто особо не мешал обвешать охранной техникой вся гору Корпуленк, как новогоднюю елку, однако умножение в одном параметре, вело к приумножению в другом. Пришлось бы наращивать количество технического персонала обслуги, а так же чаще шастать туда-сюда патрульным службам, натаптывать хорошо различимые тропы. Но ведь все это вполне могло стать причиной интереса заграничных разведок, хотя бы посредством спутников. А ведь главным прикрытием программы «робот-стратег» значились все-таки скрытность и непримечательность. В основном охранялся периметр горы и подходы к туннелю, остальное считалось лишней суетой. Тем более за воздухом вообще-то имелось кому последить. Никто не ждал сброса на вершину Корпуленк воздушно-десантной бригады; тем более даже при таком идиотизме, на что эти силы могли рассчитывать? Прорыть в скальной породе километровый шурф саперными лопатками? Так и так им бы пришлось пробиваться к главному тоннелю. Но ведь помимо охраны, его перекрывали многослойные металлические ворота. Причем устроены они были так хитро, что если кто-то сваркой или направленным взрывом пробивал первый слой высококачественной стали, а затем начинал резать внутренний титановый, там, внутри, происходил сдвиг пластин относительно друг друга, и с колоссальным трудом пробитое в титане отверстие смещалось в сторону, то есть снова пряталось под нетронутую сталь. Любой владелец замка в средневековье отдал бы за такую прелесть половину своей вотчины.
Кстати, все еще парящему на дельтаплане-невидимке Мише Гитуляру была поставлена задача, открыть эти самые ворота. Причем сделать такое требовалось без всякой газовой горелки или другого типа сварочного оборудования. Все правильно, как бы он мог перевезти такие тяжести по воздуху?
45. Паровозная топка времени. Этнография
Как говорится, «они жили счастливо и умерли в один день». Однако здесь имел место более простой случай. Жили они счастливо, но очень недолго, а умерли наполовину.
А все оттого, что они слишком сильно расслабились. Нет, не только они лично, как влюбленной парочке им-то как раз почему бы нет. Данному случаю романтика присуща. Все, вообще все расслабились. Нет, не в том смысле, что строители канала волынили. Как раз нисколько, энтузиазм был немереный, куда превосходящий вложенные в дело рублевки-'москвиты'. Расслабились в другом смысле. И не только они, вообще все устроители этого плана поворота рек. Хотя вот начальству как раз и не стоило. Но, видимо, их тоже вдохновил этот трудовой ритм, энтузиазм и романтика. Показалось, наверное, что если есть единая, братская цель, то стоит заостриться исключительно на ней – получится все и сразу или приложится само собой. А ведь вообще-то тут были представители не какого-то диванного, обленившегося в безопасности поколения пионерии семидесятых-восьмидесятых лет прошлого века, кои с ленцой, но прочно, заглотнули блесну-приманку с предупредительной надписью «Перестройка». Даже у рычагов правления тут стояли как минимум их хлебнувшие горя детишки, а то и окунувшиеся с головушкой в говнецо последствий внучики. Им бы как раз…
Однако энтузиазм огромного братского дела, в котором получается напрягаться плечом к плечу с теми, кто вообще-то отгорожен несколькими границами, а некоторые, при чуть другом раскладе, с удовольствием бы участвовали в новом кромсании этих самых границ… Это действительно завораживало.
Но вот большой заокеанский дядя наверняка учел в своих проказах даже этот немереный энтузиазм. А может, и не учел – кто знает? Весьма вероятно, ему недоступны такие порывы души. Ведь для порывов ее требуется по крайней мере иметь. Однако что мы о дяде Сэме? Он ведь с чистыми ручками и вне подозрений. Мы просто о делах его. Ну, в плане не его, а на его денежки. Уже не «москвиты», разумеется, – с более широкой географией. Естественно, сие тоже не доказано. Но ведь обычный ход следствия: «Кому выгодно?» Неужели и правда, тем алтайцам и казахам, коих много позже продемонстрировали по TV-ящику. Вот жалкими они тогда выглядели. Это, разумеется, после того, как их банду накрыл залп двух батарей казацких «ураганов», и опосля последующего трехдневного преследования с шашечками наголо.
Говорят, где-то в дующей в чужое «ду-ду» прессе мелькнули выкладки, что, мол, алтайцы вынуждены сражаться со строительной «гигантоманией» потому, мол, что она «грозит нарушить баланс местной природы, привести к экологическим бедствиям и следовательно к вымиранию нации как таковой». Песни подобного рода вообще-то всем известны. Однако при чем здесь разоруженные казахи? В их полупустынях, с подходом туда тянущейся от Иртыша артерии, возможно, и нарушился бы баланс, но только в сторону снижения смертности от дизентерии. И говорят – «новые» доллары не пахнут. Пахнут, пахнут, причем так же, как и старые. По крайней мере те, что поступают таинственным образом, пахнут кровью, наркотой и прочей мерзопакостью.
Но в общем, эти «экологические страдальцы» оказались истинными активистами Гринпис. У них имелись переносные ракетные установки, крупнокалиберные пулеметы и взрывные устройства в изобильном количестве. Ну а еще то, что сработало непосредственно по нему. То есть нет, вообще-то опосредовано. У них были снайперские винтовки, и пользоваться ими они умели неплохо, ибо в этих местах охотничий промысел и браконьерство распространены издавна. Так вот когда они напали на лагерь строителей, вначале сработала австрийская «SSG69». Лучшая из западных «снайперка». Впрочем последнее, он слышал много позже, от опытных людей.
Пуля пробила насквозь шею. Вряд ли алтайский «стрелок-эколог» целил в это место специально, может, метил в голову, да чего-то недоучел. Но скорее в туловище. Похоже, он отрабатывал не меткость, а именно быстроту переноса огня. Целей ведь было завались. Но такое счастье длилось ведь гораздо менее минуты, потом все умные попадали и попрятались, а невезучие уже теряли кровь, как сдувающиеся мячи, и «стрелку-экологу» стало несколько труднее зарабатывать «новую зелень». И тогда за дело взялись пулеметчики с гранатометчиками. Наверное, они бы могли перебить вообще всех – весь отряд строителей, в триста человек. Однако эти алтайско-казахские «экологи», видимо, ценили свои собственные головы достаточно высоко. Атака и беготня по вагончикам, с суетой контрольных выстрелов, неизбежно съедала время, а ведь им еще требовалось свалить куда-нибудь подальше. Здесь вокруг достаточно открытая местность, и нужно достичь хотя бы ближних сопок.
Кровь из артерии била пульсирующим фонтаном, а сознание уплывало от нее еще быстрее. Ему повезло оказаться поблизости, ибо он только что вернулся с ночной смены, но вместо сна предпочел проведать свою москвичку. Наскоро, и насколько позволяло удобство привозной воды, умывшись, он выскочил из вагончика. Однако крылья у него срубились сразу, ибо именно в это момент солнце мирного труда закатилось.
Может, она была и не самой первой, но уж наверняка одной в первом десятке целей. «SSG» била издалека, так что звук первого выстрела дошел одновременно с падением нескольких людей. Хотя кто слышал этот выстрел? Там, вполне вероятно, имелся глушитель. А он сбивает точность? Ну и что, целью ведь был не президент какой-нибудь, а простая рабочая бригада.
Видел ли он, как в нее попала пуля? Весьма вероятно, что нет. Но потом происходящее столько раз ставилось в голове на воспроизведение, что уже и нельзя поверить, будто не видел. А вот она – перед тем как – видела его наверняка. Она ведь – почти сто процентов гарантии – шла к его вагончику, и когда он появился в дверях, то, наверное, успела улыбнуться и, может, даже хотела махнуть рукой. Но пуля в воздухе движется даже быстрее, чем импульс в нервном волокне.
Потом он бежал к ней огромными прыжками. Точнее, прыгнул он только с лестницы вагончика, а потом просто бежал. Но это было так медленно, плавно. За это время она запросто успела упасть. Вот падение он видел отчетливо. Он еще испугался, что грохнувшись таким образом она разобьет голову. Глупые гражданские страхи, они никак не клеились к начавшейся войне.
Стрелял ли снайпер и по нему тоже? Может, и да. Хотя может, и нет, ведь вероятность не попасть в бегущего человека выше, чем в замершего в растерянности, а доллары, видимо для простоты расчетов, платили за количество, а не за сложность пораженных целей. И потому он добежал.
Казалось, что крови натекло уже по щиколотку. Но вообще-то это был океан крови – он смог сразу захлестнуть все прошлое и все будущее. Глаза ее еще видели, но что-то внутри них уже явно смазывало фокусировку, и вообще, вся эта система подачи изображения в мозг уже начинала барахлить. И все же она узнала «моего туркмена». Правда, улыбаться она уже не могла.
