дружба находят разных адресатов?
— Ты Жикина давно видела? Странный он какой-то стал, — продолжал Ягун.
Таня кивнула, соглашаясь. Ее саму удивляло, как резко изменился Жикин. Лицо обрюзгло и похудело. Возле рта обозначились обвисшие мешочки. Когда он морщился или кривил рот — выходило как- то особенно неприятно.
— Прямо совсем другой человек, — сказала Таня.
— То-то и оно, мамочка моя бабуся! Это только кажется, что люди меняются медленно. Иной человек двадцать лет с одним лицом ходит — и время его не берет, а потом какой-то месяц-два — и совсем другой. Не узнаешь.
— И что, как ты думаешь, людей портит?
— Все портит. Скорбь, горе, особенно большое — это само собой. Часто успех портит. Зажирается человек, мельчает. Душа жирком подергивается. В глазах и в тех жир булькает.
— А у Жикина какой успех? То, что он тест лучше других прошел? — спросила Таня.
Ягун пожал плечами.
— Вот уж не знаю. Странные порой штуки происходят. Взять хоть Шурасика! Ты же его видела? Ходит как тень, ничего не помнит. Жестикуляция новая появилась. Тест провалил. И еще одна вещь меня озадачивает. Никому не скажешь?
— Не-а.
— Я, мамочка моя бабуся, люблю народец подзеркаливать. Вроде как ныряешь с вышки и теряешься в чужом сознании. Образы, мысли, скрытые желания, страхи. Это раньше Шурасика невозможно было подзеркалить. Ползешь по льду — и ни одной трещинки. Даже ночью. Не пускает в сознание — блоки ставит. А теперь подзеркаливай — не хочу. Зато в сознании точно кто с тряпочкой походил: все важные места затерты. Странно, да?
— Странно. А Жикин?
— А Жикин раньше прозрачный был как стеклышко. Самовлюбленные петухи — они все прозрачные… Зато теперь Жорик как танковая башня стал. Хоть зубами грызи, хоть головой стучись — дохлое дело.
Таня серьезно взглянула на Ягуна. Она невольно вспомнила свой странный разговор с Жикиным.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросила она.
— Да так, есть одна мыслишка, на троечку с прицепиком… Вот только времени нет ее до конца додумать, — уклончиво ответил Ягун.
Глеб, сидя за отдельным столиком, что-то рисовал, грызя карандаш. Окружающего мира для него словно не существовало. Зато в окружающем мире Глебом очень даже интересовались. Бэд-Фэт-Рэт, ковыряя пальцем в зубах, пытался нагло заглянуть ему через плечо. Бейбарсов, не оборачиваясь, досадливо пошевелил пальцами. Узкий галстук на шее у Бэд-Фэт-Рэта превратился в тонкую серебристую змею, скользнувшую Рэту за ворот. И насколько Таня могла догадаться, змейка была не безобидным ужом.
В целом ужин, как уже отмечалось, прошел недурно. Правда, ближе к концу ужина произошел неприятный инцидент. Прун выпил слишком много пива, и его потянуло на ратные подвиги.
— Эй, рюский мюжик, подойти сюда! — поморщился Прун, поманив пальцем Гуню Гломова.
— Чего? — не понял Гуня. Он всегда включался медленно, зато и выключался долго.
— Ты что, обнаглел, мюжик? Я знаю английский бокс! Я буду щелк-щелк тебя по фэйс! — сказал Прун.
Он отложил сглаздамат и встал в стойку. Гуня неуклюже выбрался из-за стола.
— Гломусик, только не надо крови! Сотвори с ним что-нибудь мирное, — поморщилась Гробыня, укоризненно погрозив Гуне вилкой.
Гуня покорно кивнул. В следующую минуту Пpун, завернутый в скатерть-самобранку, сидел на полу и мог вращать только глазами. Во рту у него торчала индюшачья нога, которую Гуня использовал как кляп.
Глава 11. ВОЗЬМИ МЯЧ, ЗАКРОЙ ОРАЛО!
Трибуны постепенно наполнялись. Болельщики прибывали сплошным потоком, о чем сообщали не прекращавшиеся вспышки
Билеты на матч так и не были напечатаны — некому было этим заняться, поэтому вход автоматически стал свободным. По старой привычке Горыня, Дубыня и Усыня продолжали собирать копченые окорока, ветчину, фляги с вином и все, что имело для них ценность.
Без пяти десять Ягун деловито залез на пылесос и проверил, хорошо ли закреплен в петлице серебряный рупор.
— Раз, два, три… Проба горла, проба языка! Надеюсь, вы меня слышите так же хорошо, как я вас вижу? С вами Баб-Ягун, неунывающий и милый играющий комментатор. Рост сто восемьдесят четыре сантиметра, вес семьдесят два килограмма. Если кого интересует мое личное расписание, запоминайте… Заправка пылесоса — с двух тридцати до трех. Естественно, дня, не ночи. Автографы с трех до пяти. Личное общение с пяти до семи. Деловые встречи с семи до девяти. Свидания с девяти до одиннадцати… Информация для недоброжелателей — этих подленьких, маленьких типов! Запуком в меня можно швырнуть строго с одиннадцати до половины двенадцатого. В это время я всегда надеваю панцирь. А, совсем забыл! Передача записок от поклонниц в любое удобное время хоть купидонами, хоть лично…
Катя Лоткова бросила на Ягуна недовольный взгляд.
— Кать, я же не говорю, что буду их читать. Я говорю «передача записок», — спохватился Ягун и тотчас, вспомнив, что его слушает весь стадион, затарахтел: — Прошу прощения, маги, магессы, магвочки и прочая маглочь!.. Стащено, ясный перец, у Грызианы! Суета и низменные желания на миг пересилили моей души прекрасные порывы. Такое сплошь и рядом происходит с великими умами. Даже самый гениальный человек добрую половину дня находится в плену у собственной глупости. Итак, как вы сказали, называется спорт, ради которого мы сюда собрались? Ах, да, драконбол!..
Сегодняшний матч можно с полным основанием назвать матчем века. Встречаются две команды — невидимок из Магфорда и команда Тибидохса, имеющие самый высокий рейтинг в современном драконболе. Битва, которая произойдет сегодня на поле, окончательно и бесповоротно определит лидера. «Кто царь, а кто редиска!» — как точно выразился мой добрый друг и современный мыслитель Гуня Гломов.
«Современный мыслитель», сидевший рядом со Склеповой, беспокойно завозился. К славе он был равнодушен, к тому же усмотрел в словах Ягуна подвох. Мысленно пообещав разобраться с комментатором после матча, он бросил взгляд на судейскую трибуну. Там, сложив на животах ручки, в ряд сидело сладкое трио — Бессмертник Кощеев, маг Тиштря и Графин Калиостров. Сзади недружно толпились подхалимствующие юноши Кощеева и небольшая толпа жен Тиштри в одинаковых паранджах.
— Господа, а я ведь пророк! Ставлю тысячу зеленых мозолей, что Тибидохс заработает штрафной в первые десять минут игры, — потирая морковные ладошки, заявил Графин Калиостров.
Подхалимствующие юноши подобострастно захихикали.
— Принимаю пари, что это будет… и-и… на восьмой минуте. Еще ставлю тысячу жабьих бородавок, что Гроттерша схлопочет мерцающую карточку и вылетит с поля — фьють! — сказал Тиштря, с беспокойством косясь на юношей, которые нагло глазели на его жен.
— Какие же вы озорники, господа! Матч еще не начался, а вы уже лезете со своими пророчествами! Я думаю, справедливости ради надо дать команде Тибидохса хотя бы часик полетать за мячиками, а потом дисквалифицировать ее в полном составе к моей матери! — благосклонно улыбаясь, заметил Бессмертник Кощеев и послал воздушный поцелуй тете Настурции.
Тетя Настурция расцвела как пион.
