Таня Гроттер и перстень с жемчужиной

квартир и раздавать их завершившим обучение ученикам Тибидохса. При желании выпускники могли переезжать из города в город, не задумываясь о таких мелочах, как крыша над головой. В одной из таких квартир и поселился Семь-Пень-Дыр.

Ягун некоторое время безуспешно проискал звонок. Так и не обнаружив ничего похожего, он пожал плечами и хотел постучать, но тут дверь сама открылась рывком. Здоровенная рука сгребла Ягуна за ворот комбинезона и втащила в комнату.

— Ну что, попался? Думал нас обмануть? — прорычал голос.

— Что вам надо, мамочка моя бабуся? — спросил Ягун непонимающе.

Ему, магу, показалось бредом, что на него могли напасть. И главное — кто? Лопухоиды!

— Что, отрекаемся? Сейчас вспомнишь! — тяжелая рука не то шлепнула, не то мазнула Ягуна по лицу. Ноздри сразу забило смрадом.

Плотные шторы были задернуты. В квартире царил полумрак. Всё же Ягун сумел различить три массивные фигуры. Его проволокли по коридору и втолкнули в комнату. Ягун рванулся и, вскинул руку с перстнем, собираясь крикнуть: «Искрис фронтис!», но не успел. Чья-то жесткая, как подошва, ладонь зажала ему рот, в то время как кто-то с нежной опытностью карманника сдернул со среднего пальца магический перстень. В последний миг Ягун попытался согнуть палец, не позволив кольцу ускользнуть, но кольцо все же сорвали, ободрав ему последнюю фалангу пальца до крови.

Ягун попытался вцепиться в ладонь зубами и рвануться за перстнем, однако не успел. Ему дали могучую затрещину, мгновенно спутавшую все его мысли, и как кучу ветоши отбросили в угол. Вспыхнул свет. Ягун воззрился на нападавших. Комната запрыгала у него перед глазами пестрым рисунком обоев. Редкими зубами оскалилась батарея. Но не это заставило Ягуна ощутить себя полным психом. У трех фигур, сгрудившихся вокруг него, существовала одна общая черта, заключавшаяся… в полном отсутствии всяких черт.

Говоря совсем просто: у тех, кто напал на Ягуна, не было лиц. Глаза, нос, уши, брови, лоб, волосы — все эти привычные детали заменял единственный овал с длинной ротовой прорезью. Внутри этой прорези помещался бело-розовый мускульный, шевелящийся отросток. Изредка рот распахивался — точно расползались края раны — и отросток выглядывал наружу. Да, это был язык, но язык необычный, потому что завершался он глазом.

С полминуты Ягун пребывал в замешательстве, пока, наконец, память не пришла ему на выручку. Он вспомнил, что Медузия как-то рассказывала о наляпах, которых темные маги творят из обрезков ногтей, сырого теста и болотной жижи. Наляпы обладают чудовищной силой, не ведают страха и отлично справляются с несложными поручениями. Правда, долго они не живут и через три-четыре дня рассыпаются, однако всегда можно «наляпать» новых наляпов. Отсюда, собственно, и взялось слово. Помнится, он, Ягун, прохихикал тогда всю лекцию, выбирая момент, чтобы безопасно спросить у Медузии: нельзя ли переименовать наляпов в тяпляпов?

Теперь, однако, ему было совсем не смешно.

Крайний наляп сжимал в ладони Ягунов перстень, изредка открывая рот, чтобы с беспокойством посмотреть на него языком-глазом. Ягун отлично понимал, в чем проблема. Магический перстень, оказавшийся в чужих руках, разогревался и обжигал наляпу руку. Боли тот явно не испытывал, однако с пальцев его капала болотная жижа. В свободной руке наляп держал короткую дубинку, край которой опоясывали два медных обруча с шипами. Оружие страшное в ближнем бою. Похоже, из троих наляпов этот был старший.

В памяти Ягуна, обладавшей редким даром запоминать всё неважное и начисто забывать всё мало-мальски значимое, наконец, всплыло заклинание против наляпов.

— Прогорклюс! — хотелось крикнуть Ягуну, однако пока перстень был не на руке, рисковать не стоило. Если искра и возникнет, что далеко не гарантировано, она будет недостаточно яркой, чтобы изгнать наляпов.

Ягун еще готовился к рывку, когда два других наляпа решительно сгребли его под руки и рывком подняли. Сырые, гладкие, жижей пахнущие лица почти соприкасались с лицом внука Ягге. Упругая, влажная сила стискивала запястье. Шевелились в приоткрытых ртах зоркие языки.

— Говорили тебе не лезть в чужие дела!.. Куда ты его спрятал? — пробулькал наляп с короткой дубинкой.

— Я спрятал? Чего я спрятал? — заявил Ягун, но тотчас, спохватившись, что может выведать что-то интересное, добавил: — А в какие дела-то?

Наляпы заворочались, плотные, тяжелые, с длинными трещинами на высыхающих глиняных телах.

— Так ты не Семь-Пень-Дыр?

Ягун замялся. Соблазн сказать «нет, я не Семь Пней» был велик, однако Ягун не стал рисковать. Не факт, что наляпы оставят его в живых, узнав, что обознались. Не исключено, что им приказано уничтожать случайных свидетелей. Сотворить наляпов — само по себе большое преступление. Слишком древние и опасные силы приходится пробуждать при этом. Силы, которые лучше оставить спящими. Светлые маги никогда не изготавливают наляпов, ограничиваясь зеркальными двойниками. Темные же всегда помнят, что, чрезмерно заигравшись в наляпов, легко утратить собственную сущность.

От Семь-Пень-Дыра наляпам что-то нужно. И пока они этого не получат, его не тронут.

Ощутив замешательство Ягуна, наляп с дубинкой достал кусок плотного матового картона. Ягун сообразил, что это был рекламный календарик с позапрошлого драконбольного первенства. На календарике верхом на пылесосе лихо мчался Семь-Пень-Дыр с пламягасительным мячом в руках. Шевеля языком, наляп принялся кропотливо сравнивать лицо Дыра с лицом Ягуна.

— Это не тот! Тот смуглее, шерсть на голове не того цвета и боковые наросты не оттопыриваются! — нетерпеливо сказал другой наляп.

«Так вот как они нас отличают! Ёмкий словесный портрет, нечего сказать!» — мрачно подумал Ягун.

— Неважно. Всё равно это маг. Обшарьте его! — возразил наляп с Ягуновым кольцом.

Ягун попытался пнуть его, однако нога застряла в грязном тесте.

— Что вам от меня надо? Вы хоть понимаете, кого схватили? — спросил он.

— Молчи, маг, и не вертись! Еще раз откроешь рот — сломаю тебе шею! — лениво пробасил наляп.

Это была не угроза, а, скорее, предупреждение. Для угроз наляпы были устроены слишком примитивно. Ягун попытался подзеркалить, однако на наляпа и его тяжелые, неповоротливые, вылепленные из густой жижи мысли дар телепатии не распространялся.

Неуклюжие пальцы зашарили у Ягуна по карманам, бесцеремонно бросая на пол всё, что находили. Отвертка, моток изоленты, запасная катушка зажигания — опять же для пылесоса, фотография Лотковой, уставившаяся на наляпов с крайним удивлением. Все эти вещи не вызвали у наляпов никакого интереса, равно как и приглашения на вечер встречи, сразу отброшенные в сторону. Зато жестянка из-под зубного порошка — старая, облупленная коробочка, которую Ягун реквизировал у Ягге, чтобы хранить там всякие мелочи, вроде коллекционных монет — удостоилась пристального внимания, хотя с точки зрения Ягуна там не было ничего ценного. Наляпы вытряхнули содержимое коробки на пол и, пока двое держали Ягуна, третий озабоченно ковырялся толстым пальцем, перерывая монеты, ниппеля и пуговицы.

— Ну! Долго ты будешь возиться? Нашел? — нетерпеливо крикнул старший наляп.

Ищущий поднял пустое лицо.

— Арк! Клянусь тебе: у него нет арте… — начал он.

Старший наляп махнул короткой дубиной. Во все стороны брызнула липкая жижа.

— Нам нельзя этого произносить! — рявкнул он.

Слова были излишни. Наляп, чья наполненная болотной жижей голова разлетелась как сырое яйцо, лежал неподвижно. Тело быстро оплывало, растекаясь по паркету. Старший наляп с недоумением уставился на то, что только что было его приятелем.

— Эх, мамочка моя бабуся! Была не была! Команда Тибидохса в нападении! — завопил Ягун.

Воспользовавшись тем, что оба наляпа смотрят на оплывающую жижу, он вырвался и метнулся к наляпу с перстнем. Второй наляп попытался сгрести Ягуна за ногу. Спасаясь от нее, играющий комментатор