А в Москве между тем налил снег, и город морально и нравственно готовился к встрече Нового года, Тарелки с салатом и бокалы не начинали своей ночной пляски, однако се уже было к ней готово. Москвичи, этот трудолюбивый народец, несли кто подарки, кто странно позванивающие сумки. Мужчины, даже малознакомые, подходили друг к другу и, точно члены мирового братства заговорщиков, обменивались загадочными фразами: 'Как? Готов? - А ты? - Я давно готов'.
Одни только Дурневы, до самозабвения любящие труд, не позволили себе отдохнуть даже в этот самый лучший, самый праздничный вечер в году…
Дядя Герман отложил молоток, отбросил зубило и вытер со лба пот, Председатель В.А.М.П.И.Р. был едва жив от усталости. Уже третий час он откалывал от ванны внушительные куски золота. Такое ответственное занятие бывший депутат больше никому не мог доверить.
Рядом с папулей, как две пчелки-помощницы, летали и разве что не жужжали тетя Нинель и Пипа. Они складывали золото в большую сумку и по полу, вдвоем взявшись за ручки, волокли сумку к Котлеткиным.
За короткое время Котлеткины вновь стали самыми близкими друзьями Дурневых. Айседорка, как и прежде, принялась делать из Пипы фотомодель и даже раздобыла танк, чтобы было на чем возить Пипу на показы мод и по редакциям журналов. Если главный редактор упрямился и не хотел брать Пипочкино фото на обложку, танкисты начинали прогревать мотор прямо у него под окнами.
Генерал же Колеткин строил планы, что вскоре дядя Герман займет в армейском министерстве какую то немаловажную штатскую должность, связанную то ли с по ставкой продовольствия, то ли с бетонированием радиоактивных могильников.
– Теперь в министерстве любят штатских. Это раньше у нас штатских дальше вахтерки не пускали, - заявлял генерал.
– Зачем штатским? Я и военным могу. У меня шпага есть! - кокетничал дядя Герман.
Котлеткин не спорил, а только улыбался. Он был человек скользкий. Предпочитал соглашаться, а сам уж знал наперед, что и как сделает.
Причина, по которой золото относилось именно к Котлеткиным, была очевидна. На кухне у них сидел приглашенный ювелир. Вставив в глаз лупу, он внимательнейшим образом изучал каждый кусок, тщательно взвешивал и вкладывал в особый пакет вместе с подписанной бумажкой.
Бедный ювелир выглядел таким же замотанным, как и дядя Герман. Счет золотым слиткам перевалил уже за сотню, да и общий вес впечатлял для безопасности внизу у подъезда покуривал вызванный Котлеткиным армейский спецназ, переодетый в лыжные курточки, которые едва застегнулись поверх бронежилетов. На крыше сидели два снайпера и от нечего делать наблюдали в оптические прицелы за жильцами дома напротив, особенно интересуясь девушками, переодевающимися к Новому году.
Единственными на площадке, кто не имел прямого или косвенного отношения к афере с золотом, были Халявий и такса Полтора Километра. Такса зарывала под к ковер похищенный кусок колбасы, а родственник бабы Рюхи и Шелудивого Буняки бегал за ней на четвереньках, выл и игриво пытался тяпнуть таксу зубами за заднюю лапу. Когда же ему надоело гоняться за таксой, он забрался с ногами на кровать и заныл:
– Всю ванну развалили! В чем я теперь купаться буду?
– Ты же ненавидел купаться, - сказала тетя Нинель.
– Ну и что? А вдруг бы я когда-нибудь полюбил? - возразил Халявий. Ему было все равно, к чему придираться.
– Не волнуйся, милый! Скоро у тебя будет новая ванна! Мы заказали джакузи в два раза больше прежней! - успокоила его тетя Нинель.
– И намного тяжелее. Если ты вновь захочешь превратить ее во что-нибудь, мы будем только рады! - захихикал дядя Герман.
Он только что окончательно расправился с ванной, смел с пола все золотые крошки и, стремясь поднять неподъемное и объять необъятное, едва не нажил паховую грыжу. Общая сумма, которую они с Котлеткиным недавно прикинули на калькуляторе, приятно согревала бывшему депутату рыбью кровь. При этом Котлеткину перепадал лишь небольшой процент за содействие и комиссию - основная же сумма поступала на указанный Дурневым счет в одном из тихих европейских банков, в городе, где очень любят тюльпаны и велосипеды.
– А ведь мы еще даже до холодильника не добрались - сладко размышлял Дрнев.
Вскоре сцецназ, снайперы и ювелир отбыли на микроавтобусе в неизвестном направлении, увозя с собой с десяток наглухо застегнутых одинаковых сумок. Котлеткины, тепло попрощавшись с Дурневыми, уехали в ресторан, где собирались все министерские. Ресторан, по слухам, был очень любопытный и даже с изюминкой. Там подавали французский коньяк 'Наполеон' в гнутых армейских фляжках и пирог в форме огромной авиабомбы. Официантки же, все как на подбор 90-60-90, были в кожанках, в касках с подбородными ремнями и передвигались от столика к столику на трещащих мотоциклетках.
Дядя Герман посмотрел на часы. до полуночи оставалось около четверти часа. Самое время начинать праздновать. В отличном настроении Дурневы уселись за стол и стали нежно, как курочки, копаться в тарелках. Халявий, с подвязанной салфеткой, сидел рядом с Пипой и хмуро сосал копченую индюшачью ножку, капая жиром на скатерть.
– Крови жажду! Не хочу есть дохлую птичку! - сказал он капризно.
– Она не дохлая! - возмутилась Дурнева.
– А копченая - это что, живая, что ли? Крови жажду! - забузил Халявий и швырнул индюшачьей ножкой в таксу. Полтора Километра вцепилась в ножку зубами и утащила ее под диван.
– А этого не жаждешь? - тетя Нинель погрозила оборотню пудовым кулаком и решительно придвинула стакан с томатным соком. - На, пей, он тоже красный! А не то плитку гематогена в зубы и баиньки!
Дядя Герман включил телевизор и стал дожидаться новогоднего выступления президента. Он всегда следовал традиции и открывал бутылку с шампанским сразу после президентской речи, под бой курантов.
Наконец президент выступил, и стрелка, и так уже почти прилипая к отметке ХII, передвинулась вперед на одно деление. И бо-ом… Бо-ом… Бо-ом… - тяжело ударили кремлевские часы, отсчитывая мгновения до Нового года.
– Ну! Вдарили! Как встретишь Новый год, так его и проведешь! - с чувством сказал дурнев. Он поднял бокал и нежно похлопал себя по карману, в котором лежал чек.
И тут, именно в этот определяющий судьбу момент, кто-то нажал на кнопку звонка. Звонок, с готовностью изменяя своему обычному ехидному попискиванию, радостно заглушил бой курантов. Тетя Нинель подпрыгнула на табуретке. Ее ножки с треском подломились.
– Герман! - укоризненно воскликнула тетя Нинель, оказываясь на полу вместе с обломками.
– Я никого не жду! - пискнул наследник графа дракулы.
Пива сорвалась с места и торопливо подскочила к глазку.
– О НЕТ! НЕТ!!! - заорала она не своим голосом.
– Кто там, Пипочка?
– ЭТО ГРОТТЕРША! Мамуль, давай противотанковые ежи - будем баррикадироваться! Папуль, ятаган! - принялась распоряжаться Пипа Она была близка к помешательству.
Дядя Герман и Тетя Нинель бросились к Пипе. Такса Полтора Километра и Халявий последовали их примеру.
Комната опустела. Забытая бутылка с шампанским издала размытый хлюпающий звук. Из горлышка полезла пена, точно грязный бритвенный крем, стекая по краям бутылки на скатерть.
Дурневы и прихехешники в лице кривоногой кашляющей колбасы и оборотня столпились у двери, шепотом совещаясь, открывать или не открывать. Полтора Километра в обсуждении не участвовала, зато самым неприятным образом сипела. В груди у нее что-то возмущенно булькало. Карлик Халявий до глазка не доставал, хотя и все время подпрыгивал. В конце концов он ухитрился за браться к Пипе на плечи и, свесив грязные ноги, прилип к глазку.
– Не пускайте Гроттершу, или я с лоджии выпрыгну! В унитазе утоплюсь! - заверещала Пипа,
