То и дело было слышно, как утомившиеся ученики бормочут заклинания Кофейникус возбуждалус и Пихалус экзаменостис. Джинн Абдулла, которому ведено было блокировать эти заклинания, ничего не предпринимал, и только бородавки зловеще бродили по его лицу.
Библиотечному джинну хорошо было известно, что после семикратного употребления кофейникуса страшно ноют виски, а после Пихалус экзаменостис ученики становятся как зомби. Они способны от первой до последней буквы оттарабанить любой самый сложный билет, тупо уставившись в лоб преподавателю, но всякий непредугадываемый вопрос, даже самый элементарный, вроде 'Какого цвета бывают искры?' или 'Кто такой Древнир?', приводит к непредсказуемым и крайне неприятным последствиям.
Перед обедом Таня, недавно выписавшийся Ванька Валялкин и Баб-Ягун изучали новое расписание, вывешенное в Зале Двух Стихий.
– Смотри, опять все переставили! Сразу видно, что Поклеп притащился и качает права. Завтра нежитеведение у Горгоновой. А уже через три дня практическая магия у Клоппа! Вот уж кто точно меня зарубит! Когда я с черного отделения на белое переводился, Клопп чуть не треснул! Он меня просто люто ненавидит! - сказал Баб-Ягун.
– Не зарубит, Лучше билеты учи! - сказал Ванька.
– Ты кому это говоришь, маечник! - завопил Ягун. - Ты хоть его вопросы читал? Да меня от одних названий выворачивает! Например: 'Перхоть ведьмака как основа магических зелий' или 'Слюни вурдалака и декокт омерзения'… И, знаешь, из чего Клопп заставляет тянуть билеты? Из глотки у мерзкой ящерицы!
– Это не ящерица. Это такой африканский божок. Я слышал, он как-то оттяпал руку одному ученику четвертого года. Якобы потому, что тот, засовывая руку ему в пасть, мысленно обозвал его уродом! - сказала Таня.
Она не спала уже две ночи, готовясь к нежитеведению. Самые хитрые шпоры у Медузии не срабатывали. Заклинания Горгонова блокировала еще на подлете, а схватить у нее пару можно было стремительнее, чем воскликнуть Дрыгус-брыгус. Хочешь не хочешь, приходилось выкладываться на полную катушку.
На другое утро до завтрака все проснувшиеся, а по большей части не ложившиеся еще ученики третьего года столпились перед кабинетом Медузии.
– Один входит, другой выходит. Никаких шпор, никакого вспомогательного чародейства! Кто будет галдеть в коридоре - трижды пожалеет, что не родился лопухоидом! - строго сказала выглянувшая из кабинета Медузия и потребовала первых шестерых добровольцев.
Добровольцев оказалось немало. Среди них - Таня и Ванька Валялкин, решившие, что лучше сразу отмучиться, чем весь день трепать себе нервы и спрашивать у всех выходящих: 'Как ты? Свирепствует?' Зато Баб-Ягун решил отправиться последним и взять Медузию измором.
– Мамочка моя бабуся! Уж я-то знаю: надо тогда отвечать, когда преподаватель от усталости под стол сползает. Помните, как я в прошлом году Зубодериху подловил? Пришел последним. Она уже едва живая сидит, а я ей: 'Ура, наконец-то мой любимый предмет! Можно к двум вопросам еще один дополнительный получить?' Зуби мне с перепугу пятерку влепила и бегом за дверь. А я-то и на трояк с натяжкой знал… - рассуждал Ягун, но мало кто его слушал. У каждого была своя система.
Самым первым отвечать помчался, как ни странно, не Шурасик, освобожденный от экзаменов, и даже не Лоткова, а… Гуня Гломов, Он надеялся, что по установившейся традиции Медузия поставит первому смельчаку оценку на балл выше, чем он заслуживает. '2+1=3. Вполне проходной балл. Жить можно!' - рассуждал Гломов.
– Милости просим! - пожав плечами, пригласила его Медузия.
Когда пять минут спустя Гуня вышел, все бросились к нему.
– Ну как, сработало?
– Не особенно. 1+1=2. Без права пересдачи. Еще две пары - и меня стопудово оставят на второй год, - кисло сообщил Гуня.
– А чего ты так глупо ржал? - спросила Рита Шито-Крыто.
– Мне достался куриный бок и тетки-лихорадки… Про лихорадок я не знал и стал сразу отвечать про куриный бок. Обрадовался, что вопрос легкий. Он, мол, с перьями и все такое… А потом выяснилось, что я невнимательно прочитал. Ей нужен был не бок, а куриный бог…
Таня вытянула билет, где первый вопрос был про Соломона и Китовраса, а второй про Кострубоньку. Про Китовраса она знала неплохо, например то, что он был кентавр, а вот с Кострубонькой дело обстояло хуже. Если она что-то и помнила, так только то, что его нужно все время задабривать.
Ванька Валялкин, которому достался Анчутка, ухитрился забыть все заклинания от него и делал Тане умоляющие знаки. Таня понимала, что ему нужно, но не могла подсказать. Медузия, не поднимая головы от журнала, наложила на нее немотный сглаз. Когда же Таня попыталась перебросить Ваньке записку, комок бумаги вспыхнул и обратился в пепел.
– Гроттер, после экзамена уберете за собой мусор, а теперь ступайте отвечать! Только не наступите на Демьяна! - сказала доцент Горгонова.
Таня встала и, глядя себе под ноги, пересела на стул перед преподавателем, с которого только что сползла большая лохматая сороконожка.
– Горьянов! Приползешь на пересдачу послезавтра, тогда, возможно, я и сниму с тебя сглаз! - напутствовала сороконожку Медузия.
Демьян, не знавший всех тонкостей Пихалуса экзаменостиса, скрылся за дверью.
– Когда-нибудь я доберусь до джинна Абдуллы, ион об этом пожалеет. Просила же поставить блокировки! - задумчиво сказала Медузия. - Ну-с, Гроттер, что там у нас с Китоврасом?
Таня откашлялась и начала отвечать, Горгонова внимательно смотрела на нее, и у девочки отчего- то создавалось впечатление, что Медузия слышит ее слова прежде, чем они вылетают у нее изо рта.
В результате Таня, споткнувшаяся-таки о Кострубоньку, но по случайности выплывшая, получила четверку с натяжкой, Ваньке же пришлось удовольствоваться трояком.
– Ничего, на ветеринарной магии отыграюсь! Я уже вызубрил все про сирен, фараонок, керинейскую лань и Огненного Змея. И про Стрефила, кстати, тоже, - утешая себя, заявил он Тане.
– А кто такой Стрефил?
– Вроде как царь всех птиц. Живет на острове посреди моря. Тарарах уверяет, что не знает, как его лепить, потому что за пять тысяч лет тот ни разу не заболел, - сказал Ванька.
– Кошмар! Никакого уважения к ветеринарным магам! Вот и возись после этого с одними сиренами да потухающими драконами! - посочувствовала Таня.
Они отправились в Зал Двух Стихий и пообедали. Так как во время экзаменов все освобождались в разное время, скатерть им перепала относительно приличная - картофельно-сосисочная. Разумеется, это были не блины с шоколадной начинкой, но все же и не манная каша. Вечно голодный Ванька съел тридцать две сосиски и четыре тарелки картошки и запил все тремя литрами компота, что резко подняло ему настроение.
– Бедный Ягунчик! До сих пор под дверями торчит, мамочка его бабуся! - сочувственно сказала Таня, когда, уже после обеда, они сидели в библиотеке, пытаясь разобраться в тайне фаршировки дождевых червей (по слухам, любимый дополнительный вопрос профессора Клоппа).
Не успела она договорить, как Валялкин пораженно уставился на двери читалки. Учебник практической магии, воспользовавшись случаем, прищемил ему палец.
– Легок на помине! - воскликнул Ванька, К ним, сияя, как начищенный самовар, мчался Баб- Ягун.
– Ну что, на трояк-то натянул? - поинтересовалась Таня.
– Трояк? - поморщился Ягун. - А пятерку не хочешь?
– У МЕДУЗИИ ПЯТЬ? Это невозможно! Ты что, в Шурасики записался? - не поверил Ванька.
– Да не, мне просто с билетом повезло. Про Спорыша и берегинь вытянул. Оттарабанил от 'а' до 'я' и без всякого там экзаменостиса. Прям сам собой горжусь!
