1. Профессор Мордевольт заявляет о невозможности модернизации одноименной Трубы
— Это невозможно по принципиальным причинам, — объявил Уинстон Мордевольт, вычерчивая какую-то загогулину на ватмане. — В такие сжатые сроки, с таким мизерным финансированием, без полного штата лаборантов...
— Профессор, — взмолился Югорус Лужж, — а если я очень попрошу? Нет, лучше — если интересы человечества потребуют? Если вы узнаете, что от результатов вашей работы будут зависеть судьбы миллиардов? В том числе и живых существ?
— Это заставит меня отнестись к работе еще более ответственно, — Уинстон потянулся за ластиком. — Придется пересмотреть сроки, уточнить бюджет и составить новое штатное расписание... Юг! Я же просил: никакого колдовства в лаборатории!
— Так я ведь и не колдую, — жалобно проговорил Югорус, — я даже руки за спиной держу!
— Руки да! А шея? Что у вас с шеей?!
Лужж смущенно втянул шею в плечи. Он и не заметил, как она вытянулась до размеров небольшого пожарного шланга.
— Я просто хотел посмотреть, что вы там так долго чертите...
— О, разумеется! — Мордевольт махнул Черной Руке, и та подняла лист ватмана к потолку. — Садитесь, смотрите, задавайте вопросы.
Югорус сел. На соседний стул вспрыгнула Хрюква, доставленная из Первертса на бывшую дачу Бубльгума «для создания творческой обстановки».
Ректор Школы волшебства и электрическая свинья внимательно осмотрели чертеж. Потом осмотрели его еще раз. Потом Хрюква покачала головой.
— Эти значки «м» — это миллиметры? — наконец осторожно осведомился Лужж.
— Нет, естественно! Метры.
— Зачем вам такое огромное устройство? Почему нельзя просто модифицировать обычную Трубу?
— Вы это бросьте! Это халтура и профанация идеи, не достойные настоящих ученых. Стационарный преобразователь-усилитель магии, или СПУМ, должен быть такого размера, чтобы в него полностью помещались два человека: донор и акцептор...
— Два человека? — схватился за голову ректор. — А почему не десять? Или не сто?
Мордевольт постоял в задумчивости, после чего сказал:
— Вы абсолютно правы. Сто лучше. Можно уменьшить погрешность и сгладить флуктуации. А заодно решить задачу замедления скорости света.
Профессор подошел к чертежу и уверенно исправил все «м» на «км».
«Настоящий ученый! — подумал Лужж с таким отчаянием, что Хрюква сочувственно моргнула. — Микроскопы бы делать из этих людей! Нет, одному мне с ним не справиться. Где же Сен? Почему эти дети всегда мешаются под ногами, когда их никто не просит, и вечно пропадают, когда они нужны?»
2. Сен играет в шахматы
Сен не пропадал. Он нежился в кресле-качалке на веранде дачи-лаборатории и предавался стратегическому планированию.
Летняя веранда, окутанная запахами крыжовника, лопухов, лебеды и прочего бурьяна, располагала к стратегическому планированию и совсем не располагала к выполнению обязанностей лаборанта.
Должность лаборанта досталась Аесли по недоразумению. Сен так долго разъяснял официальным лицам подробности странного освобождения Мордевольта, что, во-первых, запутал все окончательно, а во- вторых, заработал репутацию человека, который лучше всех разбирается в делах профессора. Сам Мордевольт не возражал, но помощи никакой не требовал.
Поэтому Сену никто не мешал предаваться размышлениям. Да и не мог помешать — бывшая дача Бубльгума, превращенная в секретную лабораторию, охранялась еще строже, чем когда была гнездом террористов.
Аесли приоткрыл глаз и стратегически оценил положение солнца на небосводе. Получалось, что через четверть часа придется вставать и перетаскивать кресло. Впрочем, это следовало лишь из тактического планирования. Стратегически выходило, что перетаскиваться придется еще четыре раза, а потом светило опустится за дуб со сломанной верхушкой.
«Стоит ли так напрягаться? — Сен прикрыл глаз. — Как ни крутись, а солнце сядет. Пятнадцать минут у меня всяко есть».
Но солнце пропало гораздо раньше. «За тучу зашло», — решил Аесли и для разнообразия ошибся. Туча сама зашла перед солнцем, засопела, икнула и сказала:
— Привет! А ты чего глаза закрыл? Думаешь, да?
Сен нехотя перестал думать (то есть открыл глаза).
Между ним и солнцем располагался один из крупнейших магов Британии — профессор Развнедел.
— Здравствуйте, профессор. Вы сегодня не дежурите?
— Выходной я, — декан Чертекака покосился на пустующий шезлонг, но уселся на более крепкую деревянную табуретку. — Так я насчет подумать. Для этого обязательно глаза закрывать? А то я как думать начинаю, так на стены натыкаюсь.
— Вы думаете? — мальчик понял, что ляпнул бестактность. — В смысле... вы думаете, что обязательно нужно зажмуриваться?
— Тут ведь как? Я когда сплю, у меня в голове мысли появляются. Ну, как тогда, с Колпаком. Вот я и думаю — чтобы думать, нужно не смотреть. Глаза закрываю, а оно все равно не думается...
Декан смущенно почесал переносицу. Сен аж закачался.
«Развнеделу понравилось думать! Он хочет научиться делать это без Колпака!»
— Закрывать глаза не обязательно. Нужно... э-э-э... потренироваться! Кроссворды порешать, головоломки поскладывать, в логические игры поиграть.
— Головоломки? — Развнедел нахмурился так, что в шее что-то хрустнуло. — Давай лучше в игры. У тебя есть?
Аесли обвел взглядом веранду и увидел на перилах коробку живахмат — живых шахмат, подаренных мамой на день рождения. Он притащил их сюда в надежде, что по вечерам будет играть партию-другую с Мордевольтом или Лужжем.
— Вот, шахматы, — Сен высыпал фигурки на стол.
Лицо декана стало кислым.
— Слыхал. Только там правила всякие знать надо.
— Это умные шахматы, — сказал Сен, расставляя заспанные фигурки на доске, — они все правила сами знают. В целом ничего сложного, обычная игра в солдатики. Вот это пешки, они ходят...
Развнедел внимательно кивал и повторял движения Сена, запоминая ходы фигур.
— Чего зря гонять? — ворчали те. — Или уже играть давай, или нечего тут руками хвататься.
Заминка вышла с конем. Узнав, что эта фигура ходит буквой «Г», декан почему-то начал переставлять ее по очень сложной траектории.
— Нет-нет, профессор! Не английской «G», а русской «Г»!
— Так это еще языки знать надо? — расстроился Развнедел. — Я в такую игру всегда проигрывать буду.
— Языки — только в пределах одной буквы.
