пистолет и прикончить коллекционера, и грусть по поводу невозможности отдать Мари приказ прикончить коллекционера, и тоска от невозможности прикончить коллекционера каким-либо другим способом… Девушка решила не углубляться в визуальный анализ проблем шефа, а воспринять взгляд как руководство к действию. Для начала следовало прикончить… то есть нейтрализовать безумного старикашку.
– Лео, а вы в курсе, что ваше коллекционирование только что потеряло всякий смысл?
Коллекционер уронил фотоаппарат. – Потрудитесь объяснить, – голос старичка дрогнул.
– Поскольку у вас теперь есть Хамелеон, который может принять облик любого кошмара, остальные экспонаты уже не нужны. И добывать новых больше незачем.
Видели вы когда-нибудь человека, главная мечта которого сбылась? Не просто сбылась, а внезапно сбылась? Дело всей жизни которого вдруг, ни с того ни с сего, оказалось завершенным? Если вы полагаете, что такой человек будет лучиться счастьем, то посмотрите на Лео. Посмотрите внимательно и запомните его таким. С большими круглыми глазами, широко открытым ртом, упавшими руками, согбенной спиной и шаркающей походкой, которой собиратель потерявшей смысл коллекции покинул кабинет с целью удавиться.
– Лейтенант, – скомандовал Георг, – ступайте за ним, проследите, чтобы не случилось худшего. Я имею в виду выпускание монстров из клеток. Продолжайте, курсант Мари.
Девушка повернулась к Чуме Ходячей.
– Хамелеон, а каким вы были раньше?
– Раньше? – удивилась болезнетворная аристократка. – В смысле, до того, как я был вот этим? Или этим? Или тем?..
– Нет, какой вы на самом деле? Кошмар перестал жонглировать внешностью и задумался.
– Вот такой я… – Хамелеон неуверенно принял облик большой дубинки с маленькими ручками- дубиночками, – кажется…
– Кажется! – безжалостно подтвердил Георг. – Это не ты, это Котовал.
– Тогда вот…
– А это Переплох. А это Гигаланция. Ну а это вообще Тырехвать. Допрыгался, уважаемый? Себя не помнишь?
– Да нет же, нет! – запротестовал Хамелеон. – Я вспомню! Я… сейчас… Я, наверное…
«Пора», – решила Мари.
– Почему Омордень именно под той школой лежбище устроил?
– А где же еще… – рассеянно произнес кошмар, напряженно думающий о своем изначальном облике. – Место-то прикормленное…
– Прикормленное? – Мари глянула на инструктора, тот пожал плечами. – Кем прикормленное?
– Да теткой одной местной…
–Учительницей?
– Ну да… Ай! – спохватился Хамелеон и замахал хваткими кулачками. – Я ничего не говорил!
– Поздно! – провозгласил Георг с донельзя довольным видом. – Уже сказал! Начал колоться, теперь не отвертишься! Сейчас ты мне все выложишь – и что ел на завтрак, и что пил под липой, и что пел под гитару…
– Шеф, – заторопилась курсантка, – а давайте, пока вы будете все это выяснять, я прикормленное место осмотрю? Вдруг что?
– Давай, – милостиво разрешил шеф и направил настольную лампу на Хамелеона, от растерянности растерявшего все признаки Тырехватя, и теперь похожего на бесформенную амебу. – Итак, начнем с простого. С простейшего, если хочешь. Где ты был с восьми до одиннадцати?..
В школу над подвалом Мари пришла задолго до первого урока, но не первой. Ранние ученики уже носились по коридорам, оглашая их радостными воплями. Девушка двинулась вдоль стены, избегая столкновений с малышней и старательно прислушиваясь, – к чему, она не смогла бы сказать. Из дверей, открытых в еще пустые кабинеты, доносилась только тишина.
Мари увернулась от погони девочки с одним огромным бантом на голове за мальчиком со вторым огромным бантом в руке, миновала очередную дверь и остановилась. Что не так?
Дверь как дверь, так же, как и другие, открытая в пустой кабинет, откуда веяло точно такой же тишиной пустого помещения… Нет, не такой же! Другой тишиной.
Курсантка сделала шаг назад. Кабинет не был пуст. За партами неподвижно сидели три десятка первоклассников. Руки сложены перед собой, глаза опущены, рты закрыты.
Над чистой классной доской висела почетная грамота «Класс образцовой дисциплины».
«Это что, музей восковых фигур?» – оторопела Мари.
Девочка за крайней партой, с двумя хвостиками, перехваченными резинками разных цветов, покосилась на курсантку и тут же отвела глаза. Мари мысленно построила объемный план школы – да, подвал с Оморднем находился точно под этим кабинетом.
Она вошла. Класс четко, как тридцать дисциплинированных чертиков из табакерки, вскочил.
– Сядьте, пожалуйста, – попросила Мари.
Дети четко, по-военному, сели. «Нет, – подумала курсантка, – не как чертики. Как патроны в патронник». В патроннике пустовала всего одна ячейка – третья парта в ряду у окна.
Девушка тоже села – на краешек учительского стола.
– Здравствуйте, дети. А почему вы здесь сидите? Ведь до урока еще… – она глянула на часы, —19 минут.
– Опаздывать нельзя, – сказал кто-то из учеников, кто – курсантка не увидела: кажется, губами никто не пошевелил.
«Опаздывать – это не дело», – согласилась Мари, но вслух спросила:
– А почему?
– Ну? – подбодрила она восковых первоклассников через две с половиной минуты. – Так почему нельзя? Что случится, если кто-нибудь опоздает? Учительница расстроится?
Класс из воскового превратился в меловой.
«Да, учительница расстроится, – подумала Мари. – И опоздавшего расстроит. Хорошо так расстроит, на целую ночь».
– Амазонка! Мари!
В кабинет вбежал Алекс. Вихрастый, всклокоченный, с горящими глазами. В руках мальчик держал китайскую музыкальную шкатулку. Класс отреагировал.
Теперь Мари знала, как выглядит изумленный музей восковых фигур.
– Алекс, ты чуть не опоздал, – прошептала девочка с разноцветными резинками.
Мальчик махнул рукой и повернулся к товарищам.
– Она была у меня сегодня ночью! Она победила чудовище! А потом попала в засаду, а потом… Мари, а что потом было?
– Ну, потом мы его еще раз победили, – скромно призналась девушка. – Осталось победить в третий раз, и дело сделано. Но для этого мне надо узнать… А зачем ты шкатулку принес? Думаешь, чудовище может днем вылезти?
– Нет, это не для меня. Это для Мари.
– Для Мари?
– Нет, не для тебя, для другой, маленькой Мари. Ее тоже Мари зовут, но она еще не такая смелая, как ты. Ее учительница тоже чудовищам показала, как и меня.
– Показала? – курсантка насторожилась. – Как показала?
Она посмотрела на класс. Дети начали оглядываться, один за другим, пока их взгляды не сошлись на худенькой светловолосой девочке за последней партой. Девочка, не отрываясь, смотрела вниз. На парту.
На парте была нарисована белая меловая стрела, острием показывающая точно на будущую блондинку.
– И что это значит? – спросила Мари. – Алекс?
Значило это вот что. Их учительница – не просто учительница. Их учительница – злая колдунья. («Ведьма», – внесла ясность девочка с разноцветными резинками.) Если кто-нибудь опаздывает,
