Смирно, уроды!
– Ну что, – устало сказал полицейский, – будем отвечать?
– Будете, – сверкнул моноклем управляющий банком, – за все ответите. Требую адвоката. Нет, двух адвокатов! И чтобы первый не отвечал на вопросы без второго!
– Шутишь, значит? – с отвращением произнес Георг. – Совсем страх потерял?!
Управляющий перетек в тощего подростка и затрясся.
– Не бейте, дяденька! – взвыл он. – Все скажу! Мне травку Хромой приносит, я сам не торгую! Где Хромой живет, не знаю, но могу показать.
И правда, показал хромого, превратившись в пожилого полицейского с загипсованной ногой и угрюмой физиономией.
– Сейчас мы поговорим по-другому! – пробасила копия хромого Георга и транзитом через баритон перешла на дискант. – А сейчас еще другее. Вот так например, поговорим, поразгова-а-а-риваем…
Георг уронил голову на руки. Мари поморщилась. Лейтенант О. мужественно сдержал зевок. Лео зааплодировал.
– Вы только посмотрите! Какая антропоморфность!
Смотреть никто не стал. Сил уже не было на это смотреть. Допрос Хамелеона продолжался третий час. За это время Мари успела
сгонять к сестренке,
выслушать ее законную истерику,
пообещать больше никогда не нарушать обещания,
поклясться больше никогда не преступать клятв,
дать слово, что теперь-то она всегда будет держать слово,
принять душ,
вычистить мундир,
вручить дополнительный подарок – шесть китайских музыкальных отпугивателей кошмаров,
и наконец, разрешить Ирэн развернуть подарок основной.
Изящный хрустальный флакон с бледно-желтой жидкостью и тонким звонким ароматом.
Радость сестры достигла такой высоты визга, что Дина, прянув ушами, спряталась от греха под стул. Действительно хорошим подарком близняшки считали только тот, который дарящий хотел бы оставить себе. И два одинаковых подарка означали одно – сестры угадали с выбором на двести процентов.
С восходом солнца сестрички допили брют, доели торт, выгладили мундир и Дину, Мари уложила Ирэн спать, пообещала, поклялась, дала слово, что расскажет про свои ночные приключения, как только они закончатся, и помчалась обратно.
Могла бы и не спешить. Хамелеон только-только вошел во вкус.
А ведь когда лейтенант О. вытряхнул помятого кенгуру из мешка в кабинете Лео, тот ни во что не превращался. Лишь мелко дрожал и позыркивал по сторонам в поисках лазейки. Однако уяснив, что лазеек в помещении, стены, пол и потолок которого сплошь покрывают нити световодов, не предусмотрено, кошмар вдруг успокоился.
А потом освоился.
А к возвращению Мари уже куражился.
– По-раз-го-ва-ри-ва-ем, – в голосе ложного Георга зазвучал металл, а глаза вспыхнули 40-ваттными лампочками. – Ес-ли ба-та-рей-ки не ся-дут. Ба-та-рей-ки у-же ста-ры-е.
– Повторяетесь, господин Хамелеон, – сказала Мари. – Старшим инспектором Георгом вы уже были. Или личины кончились?
Фальшивый старший инспектор изобразил раскаяние и оплавился в продолговатый воздушный шарик розового цвета с грустным глазом посередине.
– Ты права, умненькая девочка, – просвистел шарик дырочкой, с которой свисала нитка. – Больше никаких старых злобных уродливых полицейских. Отныне… только… светлое… чистое… воздушное…
Воздух в шарике кончился, и он утомленной тряпочкой скромно склонился к полу, напрашиваясь на новые аплодисменты
– Придется прибегнуть к недокументированным методам, – глухо сказал Георг в стол.
Лео застыл, не успев завершить хлопок.
– Каким методам? – голос коллекционера задрожал. – Уж не имеете ли вы в виду…
– …методы, которые не заносятся в протокол и другие документы, – старший инспектор кивнул, поднял голову и кивнул уже с большим успехом, – но отлично помогают следствию.
– Пытки?! – возопил Лео.
Хамелеон торопливо раздулся до размеров небольшого дирижабля, по габаритам которого горели неугасимым гневом полтора десятка глаз.
– Именно. Лейтенант!
О. встрепенулся и вытащил инфрамет. Дирижабль прикинулся корявым человеком-пеньком с ветвистыми конечностями.
–Лейтенант! – взмолился Лео, заламывая руки.
– Это гуманная пытка, – не слишком уверено сказал О. и направил черный цилиндр на кошмар.
Пытка получилась даже слишком гуманная. Хамелеон хихикал, прыскал, приседал, подскакивал, хватался за бока (чтобы лучше хвататься, он отрастил себе три пары боков и шесть пар рук).
– Ой, не могу, ха-ха-ха, ой, хи-хи-хи, ой, щекотно!
Георг вяло махнул рукой. О. выключил инфрамет.
– Ох… – кошмар-пенек утер пальцами-листочками глазки-сучки, – Ну спасибо вам, добрые люди, потешили… Ну теперь все скажу, ничего не утаю… Чего знать-то хотели?
– Я хочу знать все, – полицейский с треском откинулся на спинку стула, – об ужасе по имени Омордень.
– Омордень… Омордень, – забормотал Хамелеон, – кажется, такой? Или такой? Нет скорее такой…
На месте пенька стали одна за другой возникать жуткие твари. Полицейские отшатнулись, инстинктивно хватаясь за оружие. Лео, наоборот, подался вперед и радостно взвизгнул:
– Минуточку! Не так быстро! Сейчас я возьму бумагу!
Коллекционер схватил со стола листок и выдернул из-за уха карандаш.
– Вы можете вернуться на два экземпляра назад? К тому, с рогами вместо глаз? Спасибо… Невероятно! Это же Вызверг Многомордый! Вымерший вид!
Зверюга, которая напоминала диплодока с сотней маленьких зубастых головок, торчавших на тонкой шее, словно початки кукурузы на стебле, встала на задние лапы и хором заревела.
– Феноменально! – Лео стремительно делал набросок. – А теперь, умоляю, в профиль, пожалуйста! Ах ты, моя прелесть!
– Э! – подал командный голос Георг. – Вообще-то у нас тут допрос.
– Да-да, – отозвался старичок, – обязательно! Вызверг… надо же… А еще какого-нибудь вымершего?
Хамелеон наклонил головастый стебель, задумавшись, и обернулся худой дамой в оборванном, с черными подпалинами, но аристократическом платье. На бледных впавших щеках дамы пылал болезненный румянец.
– Чума Ходячая! – ахнул Лео. – Ведущий кошмар XVI века! Головку чуть вправо, пожалуйста, да, вот так, плечико назад, бедро вперед, и не двигайтесь, я вас сейчас зарисую! Нет, я лучше вас сфотографирую!
– Только без вспышки, – жеманно сказала Чума Ходячая.
Георг посмотрел на Мари. Много чего было в этом взгляде: и сожаление о невозможности достать
