Но Сергей вообще ничего не сказал. И меня лишил такой возможности. Он просто обнял меня и еще раз поцеловал…
Я не напрашивалась, это он меня уговорил!
Это все от суматохи. Сначала я в сумасшедшем темпе приводил в относительный порядок берлогу (так ее Машка прозвала – и совершенно справедливо). Потом от подъезда позвонила Катя и заявила, что не очень помнит номер моей квартиры. И это при том, что я ей три раза продиктовал номер пять минут назад!
Я снова повторил каббалистическую последовательность, попутно запихивая пылесос в шкаф. На всякий случай выскочил встречать гостью в коридор, сообразил, что я в спортивных штанах, и моментально (32 секунды – личный рекорд!) заменил их на джинсы. Но Катю успел встретить в дверях, как воспитанный хозяин. Как еще более воспитанный хозяин, чмокнул ее в щечку…
…Кто его знает, как это все получилось. Катя как-то так неловко повернулась… или ловко? Словом, как-то правильно повернулась…
Ну, я и поцеловал ее в губы…
А кто бы не поцеловал? Что тут такого? Тут ведь что главное? Главное – уловить тот момент, когда девушка уже не хочет, чтобы поцелуй продолжался. Высший класс – прекратить целовать за четверть секунды до того, как ей надоест.
Вот…
А Кате все надоедало и не надоедало… А потом оно уже так затянулось, что выпускать ее из объятий было бы просто хамством…
Если честно, это я сейчас такой умный. Обосновать все могу – А тогда…
Кто его знает… Просто нам хотелось поцеловаться. Давно не виделись. И вообще, оказалось, что она классно целуется. Больше того, оказалось, что я классно целуюсь. Нет, Катя мне ничего не говорила (как она могла говорить, когда рот занят?), просто я понимал, что ей нравится и она хочет еще.
Ай! Все равно толком не объяснишь! Да и не помню я ничего этим самым толком! Сознание начало возвращаться, когда за спиной мой угрюмый сосед Володя начал демонстративно кашлять, намекая, что, дескать, ему бы пройти к себе домой. Что, погулять не мог еще полчасика? Видит же – проход занят, форс- мажор и все такое!
Но эта мудрая мысль мне тогда в голову не пришла. Или пришла, испугалась огромного пустого пространства и слиняла подобру-поздорову.
Все это детали. А главным (и тогда, и сейчас) было то, что мы продолжили начатое сначала в прихожей, потом на диване, потом на том же диване начатое было развито, усугублено и доведено до логического завершения.
Хотя ничего логического в том, что происходило в моей берлоге в ту ночь, не наблюдалось.
Утром я проснулась в 6.30. Как часы. Сказалась многолетняя привычка отводить Машку в садик плюс (точнее, минус) час разницы во времени. Привычка у меня, правда, своеобразная. Просыпаться-то я просыпаюсь, смотрю на часы… и тут же заваливаюсь спать дальше. Но не сегодня, сегодня хотелось не спать, а петь, танцевать и скакать на одной ножке. А еще есть. Я вчера, кажется, не ужинала. Не до того было.
Я осторожно начала вылезать из-под одеяла. Сергея, во-первых, жалко было будить, а во-вторых, хотелось успеть занять ванную. Надо сказать, за ночь нам удалось соорудить из себя и одеяла совершенно неделимую конструкцию, уже через пару минут я перестала понимать, где кончается моя нога и начинается его. И почему подушка лежит сбоку? Ах да… Это не подушка сбоку, это я по диагонали… Минут через пять я все-таки выкарабкалась, подложив вместо себя муляж из одеяла. Дело в том, что Сергей спал на том ма-а- аленьком кусочке, который оставался от моего лежания поперек кровати. Если бы я ничего вместо себя не оставила, он бы точно куда-нибудь свалился. И проснулся бы. А мне его будить было жалко.
Я стащила из шкафа одну из его рубашек, облачилась в нее, сделала себе чай, два огромных бутерброда, свернулась калачиком на кресле в кухне. Вот оно – блаженство!
Вот интересно: я могла с уверенностью сказать, что это одна из лучших ночей в моей жизни. Почему? А кто его знает!
Ничего особенного не было. Не было обилия поз, просьб от соседей вести себя потише, одновременного оргазма…
Но было что-то такое, трудноуловимое, чего не было у меня ни с кем и никогда…
Все удивительно естественно. Удивительно, потому что, с одной стороны, кайф новизны, а с другой – никакой неловкости.
Мне ни разу не пришлось врать, не пришлось что-то изображать. Я все время была уверена, что все, что я делаю, ему нравится. Даже если я ничего не делала.
Я раньше думала, что Идеальный секс – это когда молнией шарах, от одного взгляда все упали. Так вот нет. Идеальный секс – это когда не думаешь о том, что не нужно к нему попой поворачиваться, потому что там целлюлит. Делаешь то, что хочешь, и все, что хочешь.
Мне самой странно, насколько я его не стесняюсь. Захотелось спать, я так и сказала: «Хочу спать». Даже заснула… минут на двадцать.
Если мне хотелось что-то сказать, не нужно было ждать «подходящего» момента, вообще, оказывается можно делать кучу дел одновременно: общаться, смеяться и заниматься любовью. Причем ни одно из этих занятий не в ущерб другому, даже наоборот, они как-то усиливают одно другое.
Я вспомнила своего друга-спортсмена. Классический герой-любовник. Но вот в чем беда: он им не был, он его изображал. Оказывается, это совершенно разные вещи.
Не должен мужчина изображать из себя супермена, пусть он держит себя в руках, но до определенного момента. Потом у него должно снести крышу. Я тоже хочу, чтобы из-за меня потеряли голову. На самом деле потеряли, а не спрашивали, понравилось ли мне. Сергей не спрашивал, он просто делал. Причем всегда именно то, что мне нравилось. Или просто мне нравилось все, что он делал?
Когда я продрал глаза, Катьки, солнышка моего рыжего, рядом не оказалось. Но я точно знал, что она на кухне, трескает что-нибудь и пьет чай из знаменитой желтой кружки. Откуда знал? Знал, и все. Это было самое поразительное, – внезапно оказалось, что мы друг о друге (по крайней мере, я о Катьке) знаем все: что говорить и когда молчать, когда человек устал и хочет просто полежать. Знаем, что когда человек просто лежит, его нужно осторожно целовать в волосы. И поглаживать по маленькому круглому плечу. И сбегать за минералкой («Ой, спасибо, как хочется пить… А я разве просила?» – «Кажется, нет… Но ты хотела!»). И чувствовать, что человеку уже не хочется просто так лежать, а хочется, чтобы его обняли мягко, но крепко.
Все ясно. Неясно только, почему так ясно. Не то чтобы мы не говорили – говорили, и много, можно сказать, болтали! Но только тогда, когда трепаться хотелось обоим. И случались моменты, когда болтовня прерывалась на полуслове, потому что нас резко и одновременно кидало друг к другу…
Много другого удивительного было в ту ночь. Никаких любовных подвигов и мысленного подсчета «разов». И вопросов вслух: «Тебе понравилось?» Я и так знал, когда нравилось, а когда… не то чтобы не нравилось, а… как бы это сказать… Иногда Кате хотелось, иногда она была не против.
А потом мы, умотанные, разом, как по команде уснули. Я проснулся первым. Не знаю, сколько прошло времени (на часы не посмотрел ни разу). Но вдруг понял, что лежим мы не просто лицом к лицу, а носом к носу. «Странно, – попытался удивиться я, – я же ни с кем никогда не мог спать лицом к лицу». Но тут я заметил, что нос у Кати ужас какой симпатичный, с маленькой нахальной горбинкой. Он был достоин поцелуя и получил его. А под носом оказалась пара приоткрытых мягких губ…
…На кухне что-то звякнуло. Я очнулся от приятных воспоминаний и переключился на приятные предвкушения.
Катя, естественно, сидела на моем месте и пила из моей чашки. А еще она сделала бутерброды. Я съел один. А потом…
Может, она в эти бутерброды подмешала чего-нибудь?
