сконструировать машины более мощные и точные, чем любая способность, могущая развиться у человека. Быть богом – это качество бытия, способность быть самим собой в такой мере, что его страсти соответствуют силам вселенной, и те, кто смотрит на него, понимают это, даже не слыша имени. Один древний поэт сказал, что мир полон откликов и соответствий. Другой написал большую поэму об аде, где каждому уготована та мука, которая соответствует силам природы, управлявшими его жизнью.
Быть богом – значит быть способным осознать в себе то, что важно, а затем бить в одну точку, чтобы привести это важное в одну линию со всем существующим. Затем, за пределами морали, логики и эстетики, Бог есть ветер или огонь, море, горы, дождь, солнце или звезды, полет стрелы, конец дня, любовные объятья. Бог правит через свои преобладающие страсти. И те, кто смотрит на богов, говорят, даже не зная их имен: «Он – Огонь». «Она Танец». «Он – Разрушение». «Она – Любовь». Итак, отвечаю на твое замечание: они не называют себя богами; богами их называют все остальные, все, кто видит их.
– Итак, они играют это на своих фашистских банджо?
– Ты выбрал неудачное прилагательное.
– Все остальные ты уже использовал.
– Похоже, что наши мысли насчет этого никогда не сойдутся.
– Если кто-то спрашивает тебя, зачем ты угнетаешь мир, а ты отвечаешь кучей поэтического вздора – тогда, конечно, нет. Думаю, что тут мысли просто не могут сойтись.
– Тогда давай выберем другую тему для разговора.
– Однако, я видел тебя и сказал: «Он – Смерть».
Яма не ответил.
– Странная преобладающая страсть. Я слышал, что ты стал старым до того, как был молодым.
– Ты знаешь, что это правда.
– Ты был замечательным механиком и мастером оружия. Твоя юность сгорела во взрыве, и ты в тот же день стал стариком. Не в этот ли день смерть стала твоей главной страстью? Или это было раньше? Или позднее?
– Неважно, – сказал Яма.
– Почему ты служишь богам? Потому что веришь в то, что сказал мне, или потому, что ненавидишь большую часть человечества?
– Я не солгал тебе.
– Значит, Смерть – идеалист. Забавно.
– Вовсе нет.
– А может быть, Господин Яма, что ни одна из этих догадок не правильна? Что твоя главная страсть…
– Ты уже упоминал ее имя, – сказал Яма, – в такой же речи, и сравнивал ее с болезнью. Ты и тогда был не прав, и сейчас заблуждаешься. Я не хочу слушать эту проповедь еще раз и, поскольку я сейчас не в зыбучем песке, я и не буду слушать.
– Ладно, – сказал Сэм. – Но скажи, главные страсти богов когда-нибудь меняются?
Яма улыбнулся.
– Богиня танца была богом войны. Похоже, что все может меняться.
– Когда я умру реальной смертью, – сказал Сэм, – тогда я, наверное изменюсь. Но до того момента я буду ненавидеть Небо. Ненавидеть до последнего вздоха. Если Брама сожжет меня, я буду плевать в пламя. Если он меня задушит, я буду пытаться кусать его руки. Если он перережет мне глотку, может быть, его клинок заржавеет от моей крови. Это тоже – главная страсть?
– Ты – хороший бог материи, – сказал Яма.
– Хороший бог!
– Прежде чем что-то случится, – сказал Яма, – я получил заверение, что тебе позволят присутствовать на свадьбе.
– На свадьбе? Твоей и Кали? Скоро?
– Когда меньшая луна будет полной. Поэтому, что бы там Брама не решил, я, по крайней мере, могу поставить тебе выпивку, прежде, чем что-то произойдет.
– За это спасибо, бог смерти. Но я всегда считал, что свадеб на Небе не бывает.
– Эту традицию собираются ломать, – ответил Яма. – Нет более проклятой традиции.
– Тогда – желаю счастья.
Яма кивнул, зевнул и снова закурил.
– Кстати, – сказал Сэм, – какова последняя мода в небесных казнях? Я спрашиваю в чисто информативных целях.
– Казни в Небе не совершаются.
Глава 5
Из Адского Колодца он пошел в Небо, чтобы объединиться с богами. Небесный Город содержит многие тайны, в том числе и кое-что из прошлого. Известно далеко не все, что случилось за то время, пока он пребывал там. Однако известно, что он ходатайствовал перед богами в интересах планеты, приобрел симпатии одних и вражду других. Если бы он предпочел предать человечество и принять предложения богов, то он, как некоторые говорили, мог бы жить вечно, как Хозяин Города, и не встретил бы смерть в когтях призрачных кошек Канибурхи. Правда, клеветники говорили, что он принял эти предложения, но позднее выдал сам себя, вернувшись в своих симпатиях к страдающему человечеству до конца своих дней, которых осталось очень мало…
Опоясанная молниями, несущая знамя, вооруженная мечом, колесом, луком, защитница, обманщица, ясная, любящая и любимая, Брахмани, Матерь Вед, живущая в тишине в самых тайных местах, знаменующая доброе и спокойное, всезнающая, быстрая, как мысль, носительница черепов, обладающая властью, сумерками, непобедимый вождь, сострадательная, открывающая путь потерянным, умоляющим о милости, учитель, доблесть в образе женщины, изменчивая сердцем, суровая, волшебница, пария, бессмертная и вечная…
В то время, как часто бывало и в прошлом, ее снежный мех был приглажен ветром.
Она шла там, где колыхалась лимонного цвета трава. Она шла по извилистой тропе под темными деревьями и цветами джунглей, и яшмовые утесы поднимались направо, прожилки молочно-белого камня, простреленные оранжевыми полосками, открывались ей.
Затем, как часто бывало и раньше, она шла на мягких подушечках своих лап, ветер гладил ее белый, как мрамор, мех, и десять тысяч ароматов джунглей и равнины окружали ее здесь, в сумерках места, которое существовало лишь наполовину.
Она шла одна по не имевшей возраста тропе через джунгли, которые были частично иллюзией. Белый тигр – одинокий охотник. Если другие идут тем же курсом, никто из них не смеет составить ему компанию.
Затем, как это бывало и раньше, она взглянула вверх, на гладкую серую оболочку неба и на звезды, что блестели там, как чешуйки льда. Ее серповидные глаза широко раскрылись, она остановилась и села, глядя вверх.
За кем она охотилась?
Низкий звук, вроде хихиканья, перешедшего в кашель, вырвался из ее горла. Она внезапно прыгнула на высокий камень и села там, облизывая плечи. Когда показалась луна, она стала следить за луной. Она казалась статуей, вылепленной из нетающего снега, под ее бровями играло топазовое пламя.
Затем, как и раньше, она подумала, в настоящих ли джунглях Канибурхи она сидит. Она чувствовала, что она все еще в границах настоящего леса.
