– Кали! – говорил он. – Не умирай! Поговори со мной, Кали!
Брама задыхался. Глаза его открылись, но тут же закрылись снова.
– Слишком поздно, – пробормотал Ниррити, повернул голову и взглянул на Яму. – Или, вернее сказать, как раз вовремя. Ведь ты Азраил? Ангел Смерти?
Яма хлестнул его, и кровь на его руке размазалась по лицу Ниррити.
– «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное, – сказал Ниррити. – Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю…»
Яма снова хлестнул его.
– «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо и они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят…»
– «И блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими», сказал Яма. – Входишь ты в этот кадр, Черный? Чей ты сын по той работе, что ты сделал?
Ниррити улыбнулся.
– «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное».
– Ты сумасшедший, – сказал Яма, – и только поэтому я не возьму твою жизнь. Отдай ее сам, когда будешь готов, а это произойдет скоро.
Он поднял Браму на руки и пошел обратно к городу.
– «Блаженны вы, когда будут поносить вас и всячески не праведно злословить за Меня…»
– Воды? – спросил Сэм, откупоривая фляжку и поднимая голову Ниррити.
Ниррити взглянул на него, облизнул губы и слегка кивнул. Тонкая струйка воды медленно полилась ему в рот.
– Кто ты? – спросил Ниррити.
– Сэм.
– Ты? Ты снова возродился?
– Это не в счет, – сказал Сэм. – Мне это не составило труда.
Слезы брызнули из глаз Черного.
– Однако это означает, что ты победил. – Он задохнулся. – Я не понимаю, почему Он допустил это…
– Это только один мир, Рэнфри. Кто знает, что делается на других? И я желал выиграть, в сущности, не сражение. Ты это знаешь. Мне жаль тебя и жаль все. Я согласен со всем, что ты говорил Яме, и с этим так же согласны последователи того, кого они называли Буддой. Я уж не помню теперь, я ли был Буддой, или им был другой. Но теперь я отошел от этого. Я снова буду человеком и позволю людям хранить того Будду, который живет в их сердцах.
Каков бы ни был источник, послание было чистым, поверь мне. Только по этой причине оно пустило корни и стало расти.
Рэнфри проглотил еще немного воды.
– «Всякое дерево доброе приносит и плоды добрые», – сказал он. – Воля более сильная, чем моя, определила мне умереть на руках Будды, избравшего этот Путь для этого мира… Дай мне свое благословение, о Гаутама. Я умираю…
Сэм наклонил голову.
– «Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после…»
Затем Сэм накрыл Черного его белым плащом, потому что Ниррити умер.
Ян Ольвигг был принесен на носилках в город. Сэм послал за Куберой и Нарадой, чтобы они встретили его в Зале Кармы, потому что Ольвигг явно не мог остаться живым в его теперешнем теле.
Когда они вошли в Зал, Кубера споткнулся о мертвое тело человека, лежавшее в проходе.
– Кто это? – спросил он.
– Мастер.
Еще трое носителей желтого колеса лежали в коридоре, ведущем в их передаточные комнаты. Все трое были вооружены.
Возле аппаратуры они нашли еще одного. Удар меча поразил его точно в центр желтого круга, и человек казался хорошо использованной мишенью. Рот его был открыт для крика, который он так и не издал.
– Не могли ли это сделать горожане? – спросил Нарада. – В последние годы Мастера Кармы стали очень непопулярны.
– Нет, – сказал Кубера, когда приподнял запятнанную простыню, покрывавшую тело на операционном столе, заглянул под нее и снова опустил.
– Нет, не горожане.
– А кто же?
Кубера бросил взгляд на стол.
– Там Брама, – сказал он.
– Ох!
– Видимо, кто-то сказал Яме, что он не может пользоваться оборудованием, чтобы делать пересадку.
– Тогда где же Яма?
– Не имею представления. Но нам лучше побыстрее заняться делом, если мы хотим помочь Ольвиггу.
– Да, давай!
Высокий молодой человек вошел во Дворец Камы и спросил Лорда Куберу.
Он нес на плече длинное сверкающее копье и, пока ждал, без устали ходил взад и вперед.
Кубера вошел, глянул на копье, на юношу и сказал только одно слово.
– Да, это Тэк, – подтвердил копьеносец. – Новое копье, новый Тэк.
Теперь уже нет надобности оставаться обезьяной, вот я и не остался.
Близится время отъезда, и я зашел проститься с тобой и Ратри…
– Куда ты едешь, Тэк?
– Хочу посмотреть остальной мир, Кубера, прежде чем ваши механизмы отнимут у него всю магию.
– Этот день близок, Тэк. Не могу ли я уговорить тебя остаться здесь подольше?
– Нет, Кубера, спасибо, но капитан Ольвигг торопится идти. Мы идем вместе.
– Куда же вы хотите идти?
– На запад, на восток… кто знает? В какую-нибудь из четырех сторон… Скажи, Кубера, кто сейчас владеет громовой колесницей?
– Первоначально она принадлежала Шиве. Но Шивы больше нет. Долгое время ею пользовался Брама…
– Но Брамы больше нет. В первый раз Небо без Брамы – правит Вишну, охранитель. Так что…
– Колесницу построил Яма. Если она принадлежит кому-нибудь, то, конечно, ему…
– И он не пользуется ей, – закончил Тэк. – Вот я и думаю, не могли бы мы с Ольвиггом позаимствовать ее для нашего путешествия?
– Что ты имеешь в виду, говоря, что Яма не пользуется ею? За эти три дня, прошедшие после битвы, его никто не видел…
– Привет, Ратри, – сказал Тэк, и в комнату вошла богиня Ночи. «Храни нас от волка и волчицы,
